19 мая в культурном центре ДОМ выступит дуэт Отомо Йошихиде и Пола Нильссен-Лава.

Если музыкальная импровизация и учит всех нас чему-то, то это одна важная универсальная вещь: совсем необязательно ограничивать свое мышление и свои действия заранее заданными предпосылками — идеологическими установками, опытом, системой ценностей. Можно сохранить свою самость и при этом не ограничивать свою свободу в каждой конкретной уникальной ситуации.

Именно так мыслит Отомо Йошихиде, которого, кажется, заботит только одно — чтобы ему было интересно играть и издавать звуки. Поэтому он на протяжении четверти века всегда ускользает от определений — играя самую радикальную для своего времени музыку, вполне консервативную музыку, вообще немузыку, — но всегда так, как мог бы играть только он сам. Принципиально неважно, что это будет: нойз-рок, игра с сэмплами, синусоиды на грани слышимого, звуковые инсталляции, деконструированные джазовые стандарты, шумовая игра на вертушках, где вместо пластинок посторонние предметы. В определенной степени это можно сказать и про гиперактивного Пола Нильссен-Лава — в том смысле, что процесс важнее результата, которому можно дать определение. Ведь так или иначе музыка умирает, когда метод вырождается в стиль, а стиль замещает свободу действий (вспомнить хотя бы джаз).

О том, как звучат вместе Йошихиде и Нильссен-Лав, можно судить по релизу записи их выступления в копенгагенском Jazzhouse Club 4 мая 2013 года. В целом дуэт звучит именно так, как он представлялся бы любителям музыки каждого из участников: динамическая смена событий, быстрота реакций, непрерывный яркий поток идей. Они уходят в громкую энергичную музыку волнами, периодически затихая и переходя к детальному звуковому исследованию. В их импровизации удивляет полное отсутствие рыхлостей и спада напряжения в любой точке.

Йошихиде многие знают прежде всего по его вертушкам, лэптопу и электронике. Но к гитаре у него явно особенное отношение. Он то играет отчетливые гитарные ноты, то срывается в harsh noise, то виртуозно возит по струнам металлической дугой (все те же невротические скачки, которые можно услышать в его работе с вертушками). И, конечно, фидбек: тихо гудящий фидбек, фидбек, пропущенный через процессоры, фидбек на максимальной громкости. Йошихиде всегда обладал одной примечательной чертой: старательное, спокойное упорство, с которым он теряет контроль над собой и музыкальной ситуацией (высшая точка импровизации) — вроде того, как он наблюдает за пластинкой, которая вот-вот упадет. Кажется, он заворожен любым шумом, старается его выжать до последнего.

Нильссен-Лав в импровизации выполняет роль живого мотора. Любой его импровизационный сет — это всегда силовое упражнение. И в «энергетической» концепции этого дуэта его способности приходятся как нельзя кстати. Нильссен-Лав поддерживает своей непрерывной нерегулярной пульсацией психоделические изыски Йошихиде, разжигает его фидбек ураганной дробью или создает вместе с ним статичные звуковые пейзажи, скрипя и звеня тарелками.

Но за ритмом, находящимся на самой поверхности, скрывается другой ритмический уровень, выстраиваемый Нильссен-Лавом. Это ритм самой импровизации, который можно услышать и понять, настроив фокус восприятия на более общий план. Он чем-то напоминает дыхание — настолько естественное, что его не замечаешь. Пожалуй, этот особый неуловимый ритм и есть главный итог работы двух музыкантов.