Create post
ча-ща

Алексей Макеев. Бог войны – барон Унгерн

Kirill Arhipov

На костре

Дивизия выступила на Керулен. Керулен — глубокая речка, впадающая в озе­ро Далайнор. Здесь остановились на зимовку и построили зимний бивуак. Быстро монголы навезли юрты, обоз пополнился из калганских караванов, которые часто пригоняли на бивуак, построили сотенные помещения из леса, построили прекрас­ную баню, провели по лагерю идеально чистые дорожки и начали варить мыло, в котором дивизия имела недостаток. До обеда вели занятия.

В один из холодных дней, рано утром, барон приказал оседлать лошадь и один, даже без вестового, уехал. Никто не знал, куда он потерялся, но Унгерна не было десять дней. Дивизия начала волноваться. Без “дедушки”, как его звали, та обста­новка, в которой находилась дивизия, вызывала тревогу. Штаб предполагал, что барон уехал в Хайлар, но это были только догадки. Среди всадников начались лиш­ние разговоры; старший командный состав был озабочен, пока, как всегда было у Унгерна, последний также незаметно появился, как и уехал.

Вечером около его палатки послышался звук копыт и тяжёлый сап лошади. Барон соскочил с коня и резко спросил есаула М.: “Что нового?” — “Ничего, Ваше Превосходительство, кроме того, что волновались все. Вас потеряли” — “Ну, пой­дём, пройдёмся. Посмотрю, всё ли в порядке”. Везде было чисто. Дежурные на местах. Лошади на пастбище, а быки в загоне. Кроме одного. Проклятый вышел на заднюю площадку, разлёгся там и хвостом попал в то место, где оставил свою ви­зитную карточку. Барон подошёл к волу. Задумчиво толкнул его ногою, вол хотел встать, но не мог. Хвост у него примёрз к карточке. Барон недовольно буркнул, ушёл к себе и приказал адъютанту есаулу М. жалования за очередной месяц не платить. “Плохо за быками смотрел”.

Вскоре после приезда Унгерна к нему съехались монгольские князья. На съезде решили выступить против китайцев и спасти Богдо — “живого бога”, находившегося у них в почётном плену. Князья объявили мобилизацию цириков — солдат, а один из князей, имевший типографию, разослал по всей Монголии воззвание князей.

Дело начиналось, а с ним шли и новости. Все раненые, обмороженные и жён­щины находились от дивизии отдельно. База для них была построена в 200 верстах от Хайлара, и комендантом её был назначен прапорщик Чернов, бывший началь­ник полиции одного из городов Западной Сибири. Это был красавец мужчина и человек крутого нрава. Трагедия началась в обозе. Из Урги, Троицкосавска и дру­гих пунктов на Керулен ежедневно прибегали офицеры, их жёны, семьи, шли штат­ские и военные. Военные зачислялись в дивизию, семьи отправлялись в обоз. Од­нажды в лагерь приехал с женою статский советник Голубев. Жена у него была замечательная красавица, а сам он — человек с большим самомнением и авторите­том. Унгерн принял его вежливо, беседовал с ним, чем Голубев, не знавший бароновского характера, решил воспользоваться и стал давать советы политического и иного характера. Барон долго крепился, потом не выдержал и приказал Голубева выпороть: “Выпороть Голубева. Он из интендантства, а, следовательно, мошенник”. Голубева повели на истязание. Жена, взволнованная и возмущённая, влетела к Ун­герну в палатку, и… её барон приказал также выпороть. Выпороли. Несчастную женщину после этого отправили в обоз, а мужа назначили рядовым в полк.

В обозе женщина вылечилась, и за ней стал ухаживать комендант. По правде, они были великолепной парой. Оба красивые, статные. Кончилось тем, что госпо­жа Голубева переселилась в юрту Чернова. Барону об этом донесли, но он промол­чал и лишь усиленно наблюдал, что будет дальше. А дальше было не за горами.

Чернов по натуре был человек жестокий и самодур. Он не терпел возражений и на этой почве расстрелял двух казаков. Унгерну донесли. Было произведено не­гласное дознание, из которого барон узнал, что в поощрении самодурства виновна и госпожа Голубева. Чернов был вызван в дивизию. Он приехал, но барона не было. Есаул М. устроил его у себя в палатке и так как не знал в чём дело, то пошёл доло­жить о приезде прапорщика генералу Резухину. “На лёд эту сволочь!” — приказал генерал, а сам отправил конного к барону. Унгерн прислал Бурдуковского с прика­зом: “Выпороть Чернова и сжечь живьём”.

Среди лагеря рос огромный столетний дуб. Его ветви широко расстилались над землёй, и этот дуб стал участником страшного дела. Вокруг него разложили громадные кучи сухого хвороста, обильно полили “ханою” и стали ждать. В это время вблизи совершалась жестокая экзекуция. Чернова били. Ему дали 200 бамбу­ков; тело его превратилось в кровавые лоскутья. Голого привели к дубу. Привязали и подожгли хворост. Весело защёлкали сухие ветки, и огненное пламя высоко взмёт­нулось к вершине. На казнь пришла смотреть вся дивизия, но через несколько ми­нут почти все ушли. Жгутовые нервы унгерновцев не выдержали страшной карти­ны. Было жутко и противно за человека, за его дела и ум. Около казни остались немногие. Среди них: торжествующий “квазимодо” — Бурдуковский, ротмистр Забиякин и хорунжий Мухаметжанов — личные враги сжигаемого.

Чернов горел, но, испытывая жесточайшие муки, он не произносил ни одного слова, и ни одного стона не вырвалось у него из груди. Но, когда огненные языки стали лизать его туловище, а кожа на ногах завернулась, как завёртывается подо­шва, брошенная в огонь, и сало полилось и зашипело на ветках, несчастный поднял голову, вперил страшный, жуткий взгляд на нескольких зрителей человеческих мук, людей-садистов, отыскал среди них Мухаметжанова, выпрямился и через весь кос­тёр, с вышины, плюнул хорунжему в лицо. Плевок угадал в цель. После этого сжи­гаемый вперил свой взгляд в ротмистра Забиякина, долго смотрел на него и потом бросил: “А за тобой, Забиякин, я сам приду с того света и там создам такой эскад­рон, что самому барону страшно будет”. После этого силы оставили его, голова сжигаемого опустилась и он, по-видимому, впал в бессознание. Скоро верёвки пе­регорели, и труп несчастного упал в костёр. Он обуглился, а волосы на голове пре­вратились в череп негра — курчавый из чёрного пепла барашек. Труп Чернова “бурдуковские” выбросили в овраг.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Kirill Arhipov

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About