Create post

"Энергия будущего"

В столице нашей родины я бываю не часто, примерно раза три-четыре в году. Цели визитов вполне тривиальны: юбилеи, свадьбы знакомых, появление на этот двусмысленный свет племянников и племянниц, похороны, отменный бешбармак тёти.

Каждый раз удивляюсь, как быстро меняется Астана, ведь я помню ее еще совсем наивной замухрышкой, не открывшей для себя каблуков, косметики и с грудью, неотличимой от мальчишеской. По воле случая перебравшись из Алматы, на стыке двух тысячелетий я заканчивал там школу.

Разумеется, тех двух лет едва бы хватило для понимания процесса, напоминающего трансгендерный переход по превращению никому не известного провинциала Целинограда в столичную инфанту — с переходным периодом и, в конечном счете, спасением от фрустрации под именем “Акмола”, имеющим достоверное значение, но в народе известным как “Белая Могила”.

Округлые формы Астана начала приобретать уже впоследствии — Байтерек (во многом как реминисценция к маскулинной фантазии провинциала о столичной популярности), Хан Шатёр, всевозможные купола зданий, ведущих борьбу за власть земную и власть божественную, а так же целый ряд архитектурных заклинаний, сообщающих о круглости заклинаемого предмета: Летающая Тарелка, Фонарь, Яйцо, Горшок.

Таким образом, за годы своего взросления Астана обзавелась знаками не только женской красоты, поскольку круглые формы отмечают универсально распространенную связь с женским началом, но — так же и символами проявления божественных потенций, развития, расширения во всех смыслах, цикличных повторений времен года, в общем — чего б только ни было из этой оперы.

Но, от оперы оперы не ищут. Лето 2017-го запомнилось алматинцам грандиозной перестройкой города, гвоздем программы которой стало превращение улицы, ведущей от оперного театра до арбата, — из проезжей в пешеходную, — тем самым образовавшим Т-образный пешеходный крест в центре города. В символике крест — прошлое. Как знак руками в баскетболе “стоп”. Как выражение “поставить крест” на чем-либо. Как столичный оперный театр для провинциального.

Даже само имя “Алма-Ата”, звучащее по-женски яблочно-округло, с переносом столицы было превращено в “Алматы”, по звучанию напоминающее что-то вроде “Оно”, — фрейдовский термин для обозначения подсознания. А подсознание — опять же — прошлое.

1. Алма-Ата была вымещена в национальное подсознание как столица.

2. Астана стала столицей в национальном сознании.

3. Яблоко потенциального раздора между двумя красавицами на балу было аннулировано.

На бал под названием “ЭКСПО-2017” я приехал не то, что бы себя показать да на людей поглядеть, как подобает в этих случаях, а приехал я послушать музыку. Как известно, на бал приглашают хороших музыкантов.

В еще не столь отдаленном 2002-м году, как было сказано, я оканчивал школу в Астане. Музыкальные вкусы тогда у меня были слегка иные, нежели сейчас, и я тащился от Limp Bizkit. Кто знает, тот знает — группа была тогда на пике своей славы и мощи. В меру возможностей столичных магазинов одежды тех времен, я старался подражать им, что было непросто. В качалку приносил пиратские диски, лицензионные хранил дома.

Как и любая школа, моя ничем особенным не отличалась. В ней царила стереотипная подростковая жестокость. Как-то раз я увидел постер, гласящий “Там-то и тогда-то пройдет концерт Limp Bizkit”. Фотография группы. Шрифт, бумага, сделано качественно, счастью моему не было предела. Не теряя времени, я сообщил об этом своему товарищу по музыкальным преференциям и мы бросились узнать поподробнее.

Нечего и говорить! — нас высмеяли у входа какой-то спортивной арены, где якобы должен был пройти концерт. Хотя, ощущение подвоха присутствовало изначально. В принципе — с самого рождения. Залив горе “балтикой девяткой”, мы разошлись по домам, я окончил школу без золотой медали и возвратился в свою провинцию.

С тех пор прошло немало времени. Вереница из людей и событий пронеслась перед моими глазами. Падали государства, рушился курс тенге, практически все мои друзья женились, с музыкальной сцены исчез Limp Bizkit, взлез Джастин Бибер и так же слез с нее.

Так в чем же суть срока службы музыкальных звезд? В хайпе? Не без этого. Или все же в песнях? Не иначе. Но ведь песни у Limp Bizkit были добротные! — песни про то, когда твоё настроение дерьмовое и ты хочешь каждому набить морду, или про то, как неохота давать денег взаймы. Или про сволочь-девушку, которая использует тебя ради бабла и про то, что даже скромные дела, сделанные тобою, перевесят кучу слов.

Так неужели все это ушло из нашей жизни, ведь нет? Не ушел и Limp Bizkit. Мое такси было в пятнадцати минутах от места их концерта. Единственное, я опаздывал на пятнадцать лет.

Машина проезжала мимо глыбы столичного зодчества с названием Нур-Алем (в переводе — ”Мир Лучезарный”, в народе — “Звезда Смерти”) — эдакое бальное украшение Астаны, не просто круглое по форме, но теперь представшее как шар — в светских делах символизирующий власть и могущество коронованных особ. До этого я видел Звезду Смерти только на картинках, читая различные статьи в интернете, содержание которых никак не соотносилось с тем известным фактом, что коронованные особы питают маленькую страсть к славословию в свой адрес, — так же, как и шар философов, — издревле мыслимый лишь в восславляющем его тоне.

“Шар — ничто иное как Бог. Как было бы неразумно спрашивать о том, что было до Бога,” — так нелепо и писать статьи о проблемах при строительстве Шара, ведь “он есть нечто не рожденное, не имеющее родителей, никем не созданное и получающее свое бытие и постоянство исключительно от самого себя.”

“Шар есть прекраснейшее. Прекрасно прежде всего то, что совершенным образом соотносится с самим собой и себе тождественно.” Поэтому все те фотографии с треснувшими стеклами конструкции Шара — ничто иное, как фейк. “Шар пронизан магической симметрией и ничто не может принести ему вреда.”

“Шар — величайшее, которое включает в свое грандиозное круговое движение всё сущее в целом. Вне его не может находится ни одна пылинка.” В этом свете заявление пиарщиков о том, что иностранные журналисты, танцевавшие на балу, да тайком писавшие о нем гадости, на нем НЕ находились — очередной нонсенс, дамы и господа.

И то, что не счесть числа фактам принудительного приобретения билетов, даже в том случае, если люди не планировали посетить Шар, подобает объяснить тем, что “Шар — сильнейший, властвующая неизбежность, вбирающая в себя воедино самое далекое и чуждое в соответствии со строгими, хотя и труднопостижимыми законами.”

Вообще, ходило много толков о потребительской ценности этой величественной конструкции. Каждый утверждал, что бал был оплачен из его собственного кармана. Из всех щелей доносилось лишь “Что Шар сделал для Нас?” — вместо “Что сделали Мы для Шара?”. Но Шар глух к возгласам заблуждающихся смертных, погрязших в интроверсии обитателей локально ограниченного, центрированного на самое себя пространства.

Как был Шар и нем на протяжении миллионов лет к процессу распада бесчисленных масс организмов, в конце концов приведший к появлению нефтегаза, давшего нефтедоллар — в своем круговом движении “деньги-товар-деньги” — породившим глобализацию и необходимость стать к ней готовыми через модернизацию сознания, цель которой состоит не в том, чтобы объяснить вращение Земли вокруг Солнца, а в том, что деньги огибают Землю.

Люди должны были это осознать, придя к Шару, и внести свою маленькую лепту в тотальную инсталляцию замены являющегося причиной всего Бога на приводящим в движение все и вся капитал.

Но что Шар получил? — низкую посещаемость.

Их пароль, скрытый или явный, видимо, гласил: “Остановите историю!”

Прибыв на место, я вышел из такси, направляясь в сторону арены, где уже начинался концерт. На тротуаре возле урны я заметил две пустые банки от пива. Подойдя поближе и приглядевшись, я стал явственно ощущать в воздухе какую-то взволнованность. Что это? Вновь спортивная арена. Вновь “балтика девятка”. Неужели время это тот же шар? Неужели время обладает формой того, что бесконечно двигаясь вперед, возвращается к самому себе? И разве всякое будущее путем своего рода гигантской петли не связано с прошлым?

В мгновение душа моя возликовала и все встало на свои места, как только я узнал пароль, подтверждающий допуск смертных к самым высшим сферам: Звезда Смерти здесь явилась мне Машиной Времени и Капитала. Миллионы организмов нашей родины, в столице которой я бываю не часто, на протяжении долгого времени сколачивали собой тот капитал, что позволил мне насладиться музыкой моей когда-то горячо любимой группы, не дав застыть ей в камне.

И теперь не так чудна и не то, что бы потешна прочитанная мною новость о том, что после бала Звезду Смерти превратят в «Музей Энергии Будущего».

Кто, если не наш Человек, зажжет в нем своей энергией лучи света?

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About