Кинотеатральный мир постепенно оправляется от последствий пандемии. В число самых ожидаемых фильмов года был включен новый блокбастер одного из ведущих режиссеров Голливуда — Кристофера Нолана. Предлагаем окунуться в мир квантовой физики «Довода» с большим обзором Даниила Серебрянского.

Кинематограф за свою историю столкнулся со множеством перипетий, сохранив при этом массовую популярность. Вот, кажется, и в последние несколько лет неоднократно чувствовалось, что кино вновь ждут перемены. И начались они неожиданно: все по той же закономерности, а возможно и чьей-то воле (уж простите!), в первом году десятилетия. Стоит взглянуть на историю развития кинематографа, и мы увидим: начало декады предвещает знаменательные изменения. На этот раз многое на свои места расставила пандемия. И в том числе послужила доказательством к тому, что бесчисленное количество зрителей не представляет свою жизнь без кинотеатров.

По мнению Кристофера Нолана, спасать кинопромышленную отрасль после пандемии мог только сам Кристофер Нолан. Постановщик даже написал колонку в The Washington Post в защиту кинотеатров, где выразил необходимость приложить все усилия, чтобы помочь сохранить кино. От мала до велика. От работников кинозалов до владельцев кинотеатров. Так, режиссер настаивал, чтобы именно с его фильма началась эпоха Возрождения кинотеатрального проката. Однако миссия не увенчалась успехом. Warner Bros. пришлось несколько раз откладывать премьеру из–за закрытых кинозалов. А кинопрокат, в конце концов, открыл не менее долгожданный южнокорейский боевик о зомби-апокалипсисе — «Поезд в Пусан 2: Полуостров». Но все–таки у «Довода» есть иное преимущество — это первый крупномасштабный блокбастер, вышедший на экраны с начала COVID-19.

«Довод» моментально обретает статус очередного magnum opus режиссера-британца, взращенного Голливудом. Предыдущие работы Нолана, — и амбициозное «Начало», и межзвездный «Интерстеллар», — этому только поспособствовали. В сравнении с другими проектами постановщика «Довод» в полной мере обличает суть творчества постановщика. По привычным лекалам из предыдущих фильмов Нолан, явно намеренно, обвел для себя наиболее существенные и удачные аспекты игрового кино. И, кажется, добавил к этому кратное своим фильмам число аллегорий.

Но помимо замаскированных аллегорий на свои же фильмы, в «Доводе» он отсылает к зрителю. В первой сцене прообразом зала киевской оперы является зал кинотеатра, набитый взволнованными зрителями. Они на сей момент рассаживаются по своим местам. Спустя непродолжительное время мягкие, мелодичные звуки вступления сменятся резко громыхающими и волнующими обертонами музыки Людвига Йоранссона. (Завсегдатай нолановских фильмов Ханс Циммер на этот раз отправился в музыкальный трип по экранизации «Дюны» Дени Вильнева.) Затем в этой же сцене зрителей оперы укроет пелена усыпляющего газа. Заснет от успешно проглоченной таблетки и главный герой по прозвищу Протагонист в лице Джона Дэвида Вашингтона. А дальнейшее развитие сюжета схоже со сном как для зрителей оперы/кинозала, так и для главного героя.

«Не пытайся понять это, просто почувствуй», — говорит в начале фильма героиня Клеманс Поэзи — ученая Лора. И эта фраза эмпирически универсальна. Служащая слоганом к картине, она к тому же комментирует, что перед собой видит зритель. А видит он в составе «Довода» реальные научные констатации, местами абсолютно голые. И не зря. Ведь консультантом в вопросах квантовой физики выступил лауреат Нобелевской премии по физике и важнейший эксперт пространства-времени Кип Торн, трудившийся с Ноланом над научной компонентой «Интерстеллара».

Более того. Пересечение с «Интерстелларом» в шпионском, казалось бы, боевике видны не только в околонаучных параллелях. Невооруженным взглядом видимы классические лейтмотивы обеих картин постановщика:

а. «Интерстеллар»:

В недалеком будущем человечество настигает экологический кризис, ресурсы исчерпаны. Ученые во главе с Купером пытаются предотвратить его исчезновение, а люди из будущего протягивают им руку помощи.

а. «Довод»:

Будущий мир на грани экологической катастрофы. Таинственная организация жаждет уничтожить людей из прошлого, чтобы предотвратить собственные ошибки и прожить жизнь заново. Но ей противостоит Протагонист.

б. «Интерстеллар»:

Таинственные создатели кротовой норы представлены не в привычном понимании инопланетных существ, а в виде человека из будущего.

б. «Довод»:

Организация будущего, названная «Довод», основана людьми. Однако их технологии кажутся внеземными.

Как ни странно, в концепциях обоих фильмов люди уничтожают себя, а после собственных ошибок ставят цель — спастись. Семантическая уверенность Нолана в разрушении человечества самим человеком выражена в большинстве его фильмов. А там, где, кажется, что их нет — закопаны гораздо глубже. Замысел «Довода» и вовсе — квинтэссенция бывших нолановских работ. А материализация — некая совокупность всех его картин. «Доводу» от «Помни» досталось время, движущееся в обратном направлении, от «Начала» досталась временная многослойность. Эти концепции обертывают его во временной спектр, который просвечивает полутонами шпионского боевика. И в первую очередь бесконечной антологией об агенте 007. Однако с легкой руки шведско-нидерландского оператора Хойте ван Хойтемы материал, снятый исключительно на натуре, превращается в нечто, отдаленно напоминающее бондовское. А выглядит это достаточно элегантно, чтобы быть безупречным. Все как подобает Нолану: IMAX с пленкой 70-мм и множество декораций вместо зеленого экрана. «Это мой третий фильм с Крисом Ноланом. И я надеюсь, что “Довод” подарит людям своего рода кинематографический эксперимент. Чувство, будто тебя за руку ведут по истории, но ты и есть часть этой истории», — говорит, конечно, преувеличивая, оператор. В тандеме с Ноланом ван Хойтема давно понял, какой результат нужен им обоим. И тоже пристрастился к игре со временем. Переводить стрелки на часах в обратную сторону оператору намного интереснее, чем разбираться с линейностью фабул.

Один из персонажей в сцене пытки на рельсах Протагониста показательно переводит стрелку часов назад. Тем самым, демонстрируя преимущество времени над болью, над жизнью и смертью. Условно страдать таким образом можно вечно. Затем же Протагонисту сообщают, что все это было проверкой, испытанием — реалистичным сном «Матрицы», от которого при желании можно проснуться. В том числе на это намекнет засвеченная несколько раз пилюля (правда не красная, не синяя, а посеребренная), которую заглотит Протагонист и которая впоследствии его убьет, а затем пробудит. (Точно такая же таблетка находится в кармане русского олигарха — Андрея Сатора.) Официально герой мертв. Но на его плечи сваливается непосильная кому-либо другому ноша — помочь человечеству выжить, предотвратив Третью мировую. Ключом к спасению мира послужит знак из скрещенных пальцев и кодовый палиндром «Довод», который способен открыть, по словам единожды увиденного героя, «нужные двери».

На этом моменте российскому зрителю можно открыть тайну. На самом деле никакого «Довода» нет. По крайней мере, в англоязычном мире. Локализованное на русский слово является не более, чем приближенным вариантом оригинального названия — «Tenet». Эта эфемерность названия, казалось бы пустяковая, но очень в духе самого фильма. Название усложнено с помощью латинского палиндрома «sator arepo tenet opera rotas». То есть эта фраза, высеченная в квадрате пять на пять, читается во все стороны одинаково. А в каждом слове зашифрованы отсылки к фильму: Sator — фамилия антагониста, русского олигарха, Arepo — фамилия любовника Кэт (он дал ей поддельную картину Гойи), Tenet — организация «Довод», Opera — очевидно, киевская опера, в которой началось действие ленты, Rotas — компания, связанная с Сатором. Так или иначе Tenet — само по себе палиндрономичное слово. В нем заключены две десятки (отсылающие к последней сцене с десятью минутами на часах у обеих команд): Ten и neT.

Нолана бесконечно винят в синтетическом усложнении сценария. Так же, как и бесконечно восхваляют эту же усложненность. Первоначальные попытки в том, чтобы разобраться, как устроен мир, который окружен не только основными действующими лицами, но и толпами ничего не подозревающих граждан, не увенчаются успехом. Или эти граждане только притворяются ничего не подозревающими? Не замечают ли они, что вокруг них круговерть? Происходящее и разозлит зрителя, и взбудоражит одновременно. Пусть фантасмагорическую систему мироустройства, где корабли пятятся, а птицы летают задом наперед, озаглавливают инверсия* и обратная энтропия. Но стоит завести разговор о погрешностях путешествий во времени, Нолан тактично обойдет стороной сложные ответы, напомнив устами Нила (Роберт Паттинсон) о существовании «парадокса убитого дедушки»**. «Неважно правы те, кто хочет уничтожить планету или нет. Ведь они в это верят», — выразительно говорит Нил, не забывая упомянуть о своей ученой степени по физике. Впрочем, вера в «Доводе» повсюду. Начиная с веры Протагониста в то, что он должен возглавить миссию по спасению планеты. Заканчивая словами о том, что эту миссию создал он сам. Эти циклы бесконечны.

С цикличностью связаны и повсюду разбросанные реплики: новая реальность Протагониста после пробуждения; неотличимые от оригинала, обладающие обратной энтропией, предметы; поддельные картины Франсиско Гойи, о которых говорит герой-аристократ Майкла Кейна (а Гойю в самом деле многократно подделывают не только в современности, но подделывали при жизни). Это в полной мере связано с персонажами-репликантами, которые являются ничем иным, как их будущим (движущимся в прямом направлении) или прошлым (в обратном направлении) воплощением. Помимо всего прочего, перевернутая речь героев из прошлого — оммаж к «Твин Пиксу» Дэвида Линча. А дальтонизм Нолана не мешает разграничивать персонажей с помощью цветов: красный (для будущего) и синий (для прошлого). В некоторых сценах даже Кэт будет одета в красный костюм с юбкой-карандашом, судя по всему, для того, чтобы зритель понимал — эта Кэт не двойник.

По отличительному принципу построен безудержный саундтрек Йоранссона, где при необходимости он воспроизводит музыкальные отрезки с конца. Три преобладающие композиции, одна из которых множится, определяют сущность временного достоинства фильма: Meeting Neil, Sator (также вытекающая из нее Red Room Blue Room) и Posterity. Встречу с Нилом, соответсвенно, озаглавливает первая композиция из списка. Интересна она тем, что развитие трека, его нарастание прогрессирует до тех пор, пока Нил и Протагонист не начинают первую совместную миссию. Впоследствии обратность позволяет ей свернуться в крошечную точку и раствориться. В случае музыкальной дорожки Sator достаточно услышать звуки натужного масочного дыхания, чтобы понять, что нервно следящий за пульсом Сатор болен. Третий случай с Posterity — самый показательный. В последней сцене боевого сумбура с красной и синей командами необходим ориентир: какая из команд перемещается в заданном отрезке времени. Помимо музыкальных маркеров здесь присутствуют красные и синие часы, а также повязки на руках. Теперь перепутать красную и синюю команды намного сложнее.

Забавна инверсия по отношению к героям, прописываемых Ноланом. Когда-то его упрекали за придание им неестественной чопорности, механической бесчувственности, а затем стали говорить о чрезвычайной сентиментальности. Но ясно одно — все обвинения были смехотворны. На этот раз и зрители, и критики по поводу инфантильности поступков и девственной чистоты истории персонажей «Довода» единогласны.

Кэт (Элизабет Дебики) нарочито, из раза в раз повторяет, что при уничтожении человечества не станет ее сына. Итог очевиден, по-другому быть не может. Сентиментальная зависимость от ребенка оглушает зрительское восприятие. «Ты мужчина. Тебе не понять, что значит потерять ребенка», — произносит Кэт. Но не этой ли фразой она «перекладывает ответственность»? То, о чем говорила нимфоманка Джо в известном фильме Ларса фон Триера. Ее супруг, женоненавистник Андрей Сатор (кстати, единственный, у кого известна фамилия) хочет забрать с собой в иной мир все человечество. А тому послужила предрекаемая смерть от рака, психологически от которой он не оправился. Один из ключевых героев — друг Протагониста, Нил. Таинственный путешественник во времени. Его цикл жизни заканчивается смертью от рук телохранителя Сатора (Юрий Колокольников). Новый цикл начинается чуть позже — все в той же киевской опере, с которой все началось.

Там же будет произнесена кодовая фраза, которая напомнит, наверное, не специально, об участии Роберта Паттинсона во франшизе «Сумерек»:

— Мы живем в сумеречном мире.

— И на закате нет друзей***.

На разных этапах режиссуры Кристофер Нолан менялся, как и любой другой режиссер. Ранний Нолан — умещался в нише артхаусного течения. Стоит вспомнить дебютное «Преследование» (1999) или не менее успешный психологический триллер «Помни» (2000). Поздний Нолан — цепляется за кинематографичность временных явлений, абсолютно всегда рассчитывая на широкий охват аудитории. Его обличали, как мастера создания необходимых миру головоломок, а затем отождествляли с гением, напыщенно запутывающим сценарий. Но не в этом ли вся прелесть кинематографичности, за которой мы неутолимо идем в кино? Головоломка Нолана будет разгадана, если зритель посчитает нужным проявить внимание. И разгадана не будет, если зритель сочтет, что ребусам на экране не место. Однако нерешенные головоломки не дадут покоя. И зритель в очередной раз примется собирать этот Кубик Рубика. Но выбор о том, собирать ли его — всегда остается только за ним.

_________________

Сноски:

* Обратное течение времени.

** Потенциальный путешественник отправляется в прошлое, чтобы убить своего деда. Однако возникает парадокс: если путешественник в прошлом убьет своего деда, то отец путешественника никогда не родится. А значит не родится и сам путешественник. Но, кто в таком случае убьет деда?

*** На английском это звучит так:

— We live in a twilight world.

— And the are no friends at dusk.