Поймите меня правильно, я не храню какие — то воспоминания, я была всего лишь рабочим человеком, живущим от зарплаты до зарплаты. Но вот в моем самом сокровенном кладовом шкафу все–таки хранится один шарф наравне с украшениями родителей. История о его приобретении и будет рассказана далее.

Я только вышла на работу на предприятие. В семье были большие затруднения с деньгами и больше как о еде, сне и выполнении рабочей нормы моя личность не могла и думать. Скорее всего такая ограниченность мысли была ленью или ветреностью, или покорностью обстоятельствам. Я не знаю, только предполагаю.

Наша фирма производила детские комбинезоны и женские плотные пуховики с меховым воротником. Все потребители хвалили их, а нам большего и не требовалось. Я работала с взрослыми полноватыми тетками, которые сердито глядели на мои ошибки в выкройке и осуждали их в своих разговорных кучках. Конечно это делало меня — совсем молоденькую девчушку жалкой и внушало страх перед таким непонятным внешним миром. Все, давайте прекратим эти отступления, а то слеза по морщинам проскочит.

Был чудовищный декабрь. От холода глаза мгновенно заливались непроизвольными полуслезами, ресницы твердо покрывались наледью. От этих воспоминаний до сих пор трясутся остатки моих зубов. На стабильное отопление средств начальству не хватало (по их же заявлениям) и поэтому нам приходилось мерзнуть. Производственные машинки окутывались холодом и часто переставали работать. Терпение было у меня в крови, и горесть от неудобств я переводила в шелковые полотна о будущем успехе, который, как казалось тогда, на расстоянии вытянутой руки.

Мое юное сердце говорило и мечтало, немного стеснялось, а тело наоборот — было уверенным и постоянно гналось за шармом новых знакомств с парнями. Меня забавляло их внимание, ведь каждый обладал каким — то невероятно фееричным талантом и радостно жил с ним. Но на первых порах меня из род занятий не интересовал, я охотилась лишь за внешностью. Да, я дура! Можете спокойно меня обвинять! Развлечение, а не обмен чувствами — вот как это описывается. Однако, умоляю, поймите молоденькую девушку с таким жизненным преимуществом — длинными стройными ножками…

И тот зимний день я уже планировала уснуть на плече одного парня с танкового университета, но все прервал случай.

Продолжался обыденный рабочий день, и вдруг открывается потертая коричневая дверь нашего цеха:

— Здравствуйте, девушки. — Робко сказал незнакомый юноша высокого роста с вьющимися волосами, начиная от макушки.

Нутром я почувствовала, что он волнуется и смущается. Он ударился глазами в пол и оттянул свой лоб максимально вниз, но ему было не скрыть выразительных бровей и действительно мягких черт лица. Я мимолетно влюбилась, но понимала, что этот подарок судьбы без костей и особого характера подойдет только на несколько прогулок и ночей. Дальше произойдет романтичное расставание под луной. В секунду моих «прикидок» парень внезапно заговорил:

— Кто — то шарф из вас, скорее всего, обронил. Я принес.

После этих слов произошла пауза. Никто не отзывался на объявление о пропаже.

— Оставлю его здесь. — Ровным тоном произнес юноша и положил на деревянный стол непримечательный мохеровый шарф.

Он развернулся, и явно поддался очевидному соблазну, потому что оглянулся в мою сторону. Как раз в это поворотное мгновение я распустила свои волосы, которые обычно часто перекрашивались, но все равно сохраняли нежный, слегка герцогский вид шатенки. Честно сказать, мне было лестно наблюдать внимание со стороны этого парня. Мои фантазии сразу же нарисовали его ждущим меня около дверей, одетым в пальто и с розой в руке, наполненной мартовским солнцем. Чистота меня влекла. Однако в реальности он молчаливо удалился и закрыл за собой двери. У меня возникло отчаяние, но шум станков и мерзкий запах недавно произведенных курток вернул меня к прямым швейным обязанностям.

И вот пару секунд легкой тряски от упущения пролетели, как оглушительный треск всколыхнул всех работниц. На общую производственную тропу рухнул кирпичный фасад соседнего здания вместе с крышей. Ветхие стены нашего цеха от подобного резкого с диким хрустом треснули от гардины до пола, однако остались стоять. Все работницы отскочили от своих стульев и подбежали к окну.

За ним не было видно ничего — все было окутано строительной пылью, уже потом, словно в фотографии с полароида, начали проявляться детали разрозненной разрушенной кровли. Крики и обмороки считались в те минуты обыденностью из — за своей насыщенности. Серовато — песочный цвет строительного мусора заполонил весь передний двор. Начали останавливаться автомобили, началось спасительное движение. Откуда — то взялись носилки и пострадавшие впервые задышали до необходимых оборотов. Снег затруднял ползки спасателей, снежные груды смешивались с строительной пылью и острыми кирпичными булыжниками.

Признаюсь, я боялась выходить. Помню только запах: глинистый, сырой, мерзкий. Потом решила все–таки идти, затем бежать. Подхватила с центрального стола принесенный шарф. Ноги ступили на скользкие ступеньки. Поскользнулась, но шарф не обронила, потому что понимала весь риск его пропажи в сутолоке напуганных людей. Я шла по направлению к месту обвала стены и через занавесу частных домов оно стало видно. Единственная небольшая тропка, ведущая туда, проходила сквозь завалы. Я брела около них медленно, никуда не торопилась. Не буду врать во мне проснулась героиня, которая прислушивалась к кускам бывшей крыши в надежде сыскать знакомый голос с глубинными глазами и теми приятными бровями. Однако нет, я оглянулась в последний раз на груды разломанных материалов и ушла с места смертельного обрушения. Почему я так поступила? У меня же был хоть какой — то шанс найти его.

Только в сущей седине родился ответ на этот вопрос: в те годы я играла, но не жила и потому не хотела привязываться к пареньку, а его поиски в развалинах этим и являлись. Хотела свободы, ее вечной широты. В итоге меня накрыла гадкая сердечная смута, я бросила этот розыск и вечером того же дня нашла временное утешение в простыне общежития танкового университета.

Через неделю постоянных журналистских доносов и ареста главного сотрудника по строительной безопасности все улеглось. Общественные деятели решили поставить мемориальную плиту и предварительно вывесили списки погибших с фотографиями. Первые два дня я туда не заглядывала, но потом перекрестилась и посмотрела — в самом конце оказалось его свежее лицо, в моряцкой форме. Красивый, как и при единственной встрече. Я молча заплакала об упущенном, потом долго проклинала себя. Незаметно в мыслях промелькнула идея оставить на будущей мемориальной доске шарф. Распластать его по всей поверхности будущего мемориала. Думала об этом пару дней и впервые забыла о рабочей норме, не пришла на смену. Из — за этого сократили беспрекословно. Задуманный мемориал так и не поставили.

Свою обыкновенно сложенную жизнь, из уважения к читателю, я рассказывать не буду. Сейчас мне уже 72 года. Так и не вышла замуж в молодости, только выгорела на всяких подработках. Теперь даже пенсии нет. А этот мохеровый шарф моль не поела, хочу я вам похвастаться своим достижением! Вот он с блекло — земляничным ворсом и черными мазками. Запах улицы тех годов даже сохранился. Любила я этого юношу. Как оказалось, только его и любила.