Композитор необычайного дарования, с мировым именем, не создавший при этом ни одной оперы или симфонии? Тут не придется долго гадать. Пожалуй, никто из сочинителей до или после Фредерика Шопена не посвящал себя всецело единственному инструменту — фортепиано (исключения в его творческом наследии только подтверждают правило). Однако эта приверженность нисколько его не ограничивала — оказалось, и в камерном жанре можно воплощать масштабные замыслы, а лиризм, танцевальность и салонное изящество не умаляют силы драматических переживаний.

Особенность шопеновского стиля в невероятной мелодической красоте, сочетающейся с непосредственной доступностью и понятностью (не потому ли сейчас музыкальные неофиты именуют «Шопеном» всякую приятную для слуха фортепианную миниатюру, будь то Тьерсен или Поль де Сенневиль), что всегда привлекало как публику, так и исполнителей, причем не только пианистов. Одним из первых экспериментировать с переложениями и оркестровками шопеновских опусов стал Римский-Корсаков, потом была танцевальная сюита «Шопениана», теперь же идея, некогда казавшаяся радикальной, и вовсе стала мейнстримом — знаменитые ноктюрны, вальсы, полонезы и баллады звучат хоть на гитаре, хоть на кларнете, а порой в совсем уж необычных ансамблях.

Надо сказать, смелые, нестандартные сочетания и решения это суть проектов фонда «Бельканто» — синтетические по своей природе, они часто соединяют музыку с живописью, танцем, анимацией и кино. Однако концерт «Романтика Шопена», состоявшийся 29 июля в Кафедральном соборе святых Петра и Павла, был ориентирован не на зрительное, а исключительно слуховое восприятие, что, впрочем, не делало его менее интересным — когда еще, например, услышишь любимейший у самого Шопена, истинно польский Блестящий вальс ля-минор и сочную, жизнерадостную «мазурку мазурок» до мажор в исполнении довольно неожиданного трио — скрипка (Полина Шульгина), саксофон (Иван Дыма) и орган (Юлия Иконникова). Или еще более диковинный дуэт саксофона и армянского дудука (Хосров Манукян), в котором обволакивающее напевное звучание духовых инструментов, передающих друг другу главную партию, рисует образную и великолепную ночную картину Es-durного Ноктюрна. Даже соната для виолончели (солировал Александр Загоринский), написанная композитором — пускай в качестве эксперимента, через силу — именно для этого инструмента, была интерпретирована по-новому — с партией фортепиано, переданной на сей раз органу.

Вообще, органная музыка почти всегда является неотъемлемой частью концертов Фонда, ей уделяется особое внимание (тем более что многие выступления проходят в соборах). Правда, в данном случае некоторые звуковые тонкости, волшебные шопеновские моменты, исполненные на органе, тонули в объеме зала. Все–таки при всей занимательности оригинальных изысков музыка великого поляка теряет необыкновенное обаяние в отрыве от своей пианистической природы. Потому, не боясь прослыть ретроградом, все–таки скажу, что именно фортепианные произведения стали ярчайшими номерами концертной программы — Полонез-фантазия и в особенности две баллады, являющиеся в каком-то роде музыкальным воплощением поэтических баллад Мицкевича. Пианистка Марина Белашук продемонстрировала в них гармоничное сочетание мягкости и драматизма, изумительно тонкого rubato, образцового вкуса с совершенной преданностью авторскому тексту. Вся эта романтическая красота, насыщенная громадной силой мысли и чувств, разливающаяся под сводами собора, придавала происходящему оттенок священнодейства — этот Шопен уже не принадлежал ни 19-му столетию, ни современности, а будто существовал в отдельном, уникальном пространстве и времени.