Они делают вид, будто не замечают нас.

Солнце вырезает тени сухих можжевельников на асфальте.

Пустая магистраль. В радиусе материка — ни машины.

Горячий песок прилипает к роговице, воздух плавится, наполняет лёгкие и взрывает альвеолы со звуком дешёвой пузырчатой упаковки в руках или попкорна на сковороде. Мы отвыкли от угля и пыли.

Аннабель поднимает выше плакат.

«УБЕЙ ПИДОРА ВО ИМЯ ХРИСТА».

Я говорю ей, что это не шутки. Что это важно. Она оборачивается, но смотрит мимо меня, еле выталкивая:

— Финч, не будь такой пиздой.

Со скоростью пустынного гофера она ползёт к пикапу за новым лозунгом. Мы прихватили восстание в кузове, а по пути заскочили к Элу Правдорубу за опиумом и дисками «Грэйтфул Дэд». Иди наощупь, как и накануне, быть может, ты найдёшь указатель.

Повсюду эта проклятая полынь. Горькая и тесная.

Кожа сохнет, трескается, вспоминает дрожью прохладный душ в мотеле «Крошка Пу», в котором мы с Аннабель оставили свою ДНК на каждом миллиметре грязных простыней и паласов. Девчонка могла бы завтракать спермой и рассуждать о пользе витамина В12. Любым утром.

Вот-вот со скоростью четыре метра в секунду сюда хлынут вертолёты первого канала, «Си-Эн-Эн», «Эн-Би-СИ» и проститутки из «Вашингтон пост», «РТ» и «Дэйли Мэйл». Нам зачитают права и оставят нас болтаться на деревьях, точно странные фрукты, потому что мы представляем угрозу демократии. Большой Наблюдатель боится нас. Ему стоит бояться того, что у меня в кармане.

Я срываю гайки, ставлю машину на домкраты, снимаю колёса и поджигаю их. Бежать уже не придётся. Да и некуда. Города, утратившие нашу любовь, мертвы.

Земля под ногами краснеет.

Нас обнимает безобразный гул, словно неподалёку гонят стадо снежных коз. Гонят на восток, к восходу. Говорят, у них есть то, чего нет у нас. Языческие культы, части целого и служение коллективной морали.

Мы не хотим туда.

Нам нужно продвигаться к Пасифику.

Условная грань настолько тонка, что мы все в ней увязли, держа за пазухой бювары с испачканными памфлетами в надежде выбраться из болота.

Аннабель раздевается и, нелепо разводя колени, начинает танцевать как на жёсткой проволоке. Грустная деревенщина на марше миллиардов.

Чёрный маяк дыма тлеющих покрышек цепляется за беспомощный сквозняк в пустыне. Он сомневается. Его таскает из стороны в сторону, рвёт на грозовые облака.

Грохот копыт становится всё ощутимее и ближе. Впору помолиться, но в дикой природе церковь не растёт.

Папа просрочил выплату по франшизе.

Песчаник вдалеке осыпается.

Набегающий гвалт похож на утробный рокот металлических мух, роящихся над вскипающей пастой. Я проверяю записку во влажном кармане, смахиваю пот — на месте.

— Финч, иди ко мне, потанцуем!

Большой Наблюдатель использует солнце как маятник. Если есть я, значит, есть и Наблюдатель, пока не выстрелит ружьё, что прикончит функцию. Мы обведём её труп мелом и решим задачу.

Аннабель начинает подпевать глупым песенкам в своей голове, но я уже почти не слышу её голоса. Заходящее солнце прячется за спинами наступающих по всей линии горизонта солдат офисной армии. Или мне это мерещится.

Потому что они делают вид, будто не замечают нас.