Create post

Джаз с Даниилом Крамером

«Джаз с Даниилом Крамером» это не концерт — это своеобразный формат, который каждый раз представляет жанр с новой стороны. Если жизнь — это коробка шоколадных конфет, то концерты под эгидой Крамера — ее своеобразный музыкальный эквивалент: никогда не знаешь, что именно тебя ожидает.

(Фото: Георгий Мамарин)
(Фото: Георгий Мамарин)

В минувший четверг помимо зачинателя на сцену вышли два его «гостя»: Алевтина Полякова (вокал, тромбон) и Макар Новиков (контрабас). Отсутствие барабана, как сказал Крамер, означает, что всем музыкантам придется хорошо «сесть на контрабас». Сам он выступил в традиционной для себя роли, заняв единственное на сцене сидячее место — за роялем.

В зале зазвучал джаз и автомобильные брелки: пока музыка увлекала слушателей в безмятежную даль, кто-то увлекал их машины на штрафстоянку. Да и ни к чему они им будут — счастливый человек принадлежит не земле, он парит над ней едва касаясь. Тем более джаз — это бесконечно звучащая музыка, которую от вечности отделяет лишь время работы Филармонии.

Шевелящиеся усы Крамера — это своеобразный предсказатель или даже предрекатель музыки, которой только-только предстоит прозвучать через мгновение. Вероятно, бормоча под ритм он «формулирует» следующую фразу. А ритм по бедру рояля он отхлопывает ладонями так, будто в его мозг «ворвались тувинцы и оставили отпечатки копыт» — это безумно увлекательно. В этот раз к отбиваемому месту был приставлен отдельный микрофон.

Но акцент следует расставлять не над этим, хотя бы потому, что это Крамер приглашает джаз на эту сцену, а не наоборот. Про Алевтину Полякову я могу выразиться словами из истории Юрия Мишкова об одной виниловой пластинке из далекого прошлого: "…человек, похожий на Челентано, поет и аккомпанирует себе на саксофоне". С Molleggiato ее вроде бы ничего не роднит, но череда смен вокала и игры на тромбоне (саксофон, однако, единожды тоже промелькнул) в рамках одной композиции имела место быть.

Начали без лишних слов: с безмолвного дуэта усатых клавиш и пиджачных струн. Затем привычные “My happy hour” и “Bye-bye, my black bird”. Но чем дальше, тем больше вплеталось русского романса и русскоязычного фольклора, которые с трудом складывались в общую картину. А апофеозом моего непонимания была песня Добрый Жук («встаньте дети встаньте в круг»). Нет, конечно, один из вариантов перевода изначального слова “Jazz” — «мешанина», но я оказался не настолько в нем искушен, что проникнуться этим экспериментом или кому-то привычной практикой. Джаз и без того довольно насыщен и зачастую ходит по лезвию, отделяющему музыку от суеты, а частая смена ролей, инструментов, жанров, языков и тем, увы, только усугубляет сложность его положения. Но в том и состоит искусство.

Что я снова для себя осознаю: не так я ценю в джазе вокал, как его неповторимую музыкальную манеру. Возможно, именно он в большинстве композиций делает джаз рваным и резким. Он как-то надменно заигрывает см музыкой, подчеркивает перепады — голосовые импровизации мне не так близки, как инструментальные. Вокал накладывает на произведение дополнительные рамки: из песни слов не выкинешь (а из произведения ноты — еще как). Его интуитивно не поддерживаешь аплодисментами, чтобы не мешать исполнителю. Из–за этого чувствуешь меньшую сопричастность. Вот саксофон — лучше слов.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About