Цифровизация как предчувствие: техноэкономические и институциональные аспекты цифровой трансформации электроэнергетики
Введение
Цифровизация может иметь статус “революции”, только если этот процесс снимает какое-то глобальное противоречие, решает принципиальные проблемы, назревшие в обществе. Сто лет назад в России стартовала электрификация, которую по степени своего преобразующего воздействия сравнивали с Октябрьской революцией [1]. Она была призвана преодолеть неравномерность географического распределения источников энергии, поддержать переход к обобществлению и интенсивному развитию национального хозяйства, сформировать предпосылки для выращивания человека свободного труда. А какие проблемы и как решает новая промышленная революция, одним из направлений которой является цифровизация?
Современный процесс перехода к новому техно-промышленному укладу называют промышленной революцией (третьей или четвертой, по разным источникам), но описывается он обычно через инструментальные средства, а не через решаемые проблемы. Наиболее распространено следующее определение происходящей трансформации — массовое внедрение киберфизических систем в производство и обслуживание человеческих потребностей, включая быт, труд и досуг. При этом подчеркивается радикальность и масштабность предстоящих изменений, например, известный швейцарский экономист Клаус Шваб, основатель и бессменный президент World Economic Forum, отмечает: “Человечество стоит на краю новой технологической революции, которая кардинально изменит то, как мы живем и работаем, и относимся друг к другу. Подобного масштаба и сложности перемен человечеству еще никогда не доводилось испытывать. Конечно, сейчас невозможно предвидеть, как она будет разворачиваться, но уже сейчас очевидно, что она затронет все группы, слои и прослойки человечества, все профессии и т.д.” [2]. К сожалению, очень мало научных работ объясняют глубинные причины и фундаментальные принципы предстоящих перемен, особенно тех, что касаются трансформации форм социальных отношений, практик экономического разделения труда, являющихся главным содержанием каждой промышленной революции [3]. Но для того, чтобы формировать успешные стратегии в меняющемся мире, необходимо лучше понимать суть трансформации, определить главные ориентиры, научиться за множеством часто случайных деталей видеть главное направление движения.
Мы уже писали [4], что основным смыслом цифровой экономики и, как следствие, цифровой энергетики является снижение трансакционных издержек новых резко масштабирующихся и гибко изменяющихся экономических отношений. В случае с энергетикой речь идет о новых экономических отношениях, возникающих в связи с масштабным использованием ВИЭ, развитием распределенной энергетики, распространением новых кастомизированных сервисов для конечных пользователей. Наше утверждение состоит в том, что цифровая трансформация энергетики подразумевает качественные изменения не только в части физических и организационных технологий энергообмена, но также в части экономических отношений субъектов этого энергообмена и доминирующих форм общественного сознания. Более того, перемены в организации экономических отношений имеют первостепенное значение в современном технологическом переходе. Давайте подробнее разберемся с этим утверждением.
Основное противоречие современности
Общепринято, что наиболее радикальные технологические изменения происходят в трех областях: информация и управление, новые материалы и системы производства, биомедицина [5]. Революционный их характер можно определить по тому, какое всеобъемлющее значение для сегодняшней жизни стал играть Интернет и реализованные на его основе сервисы, по появлению приложений искусственного интеллекта, по появлению и массовому распространению новых типов изделий из композитных и сложных функциональных материалов, по распространению практик ранней диагностики и лечения заболеваний. Несмотря на стремительное развитие технологической стороны нашей жизни, социально-экономические отношения и гуманитарное знание об этих отношениях не развивается. Мы живем при социальных, экономических и государственных институтах капитализма, сформировавшихся в конце Нового времени, с незначительными модификациями, внесенными в середине XX века.
Современные технологии существенно повысили полезное действие производственных систем и эффективность управления, создали условия для интенсификация экономических отношений на основе всепронизывающей информации, но за счет того, что эти изменения произошли в старом типе общественного устройства, они лишь усугубили присущие ему проблемы. Они порождают в современном мире опасные тенденции и феномены от углубляющегося расслоения человечества на очень богатых и предельно бедных до тотального контроля и социального рейтингования людей силами государства и проявлений намеренной «дикости» фундаменталистских движений, призывающих вернуть общественные отношения к «золотому» веку традиционных обществ.
Главное — набирающий силу новый технологический пакет не приводит к новому витку, перезапуску экономического роста в мире. Более того, последние десятилетия мировая экономика не может выйти из зоны финансово-экономических кризисов и обострения геополитических конфликтов, что сигнализирует о накопленных проблемах, требующих разрешения. Экономический рост сдерживается тем, что значительная часть территорий и населения планеты — экономических «неудобий» — полноценно не включена в мировую экономику [6]. Капитал, необходимый для развития этих территорий и интеграции их жителей в мировую экономику, роста уровня их жизни, не приходит туда. Интересно, что не приходит капитал зачастую и в реновацию в развитых экономиках: в старые города и отрасли, находящиеся в стагнации [7].
Но ведь именно освоение новых или переосвоение не развивающихся территорий раскрывает их потенциал (пространство, ресурсы, энергия людей), создает новый спрос и драйверы роста экономики, интенсифицирует обмен и торговлю. В конечном счете, питает рост мировой экономики и дает ей возможность структурно усложняться. Однако, потенциал этот раскрыть без рыночных институтов капитала, денег и права в современных условиях невозможно.
Почему капитал неохотно идет или вообще не приходит в проекты развития? Это объясняется двумя причинами:
1. Развитие — слишком неопределенная и рискованная для капитала зона. Конкуренцию за капитал выигрывают менее рискованные и быстрые проекты создания и воспроизводства производительных сил уже сложившихся мест и форм хозяйствования.
2. Проект развития в современной экономике обременен трансакциями с большими издержками, что приводит к высокой стоимости капитала.
Таким образом, в проектах развития или неопределенность и риски, или трансакционные издержки слишком высоки. Но именно эти факторы цифровизация призвана и может существенно снизить!
Таким образом, дисбаланс революционных темпов развития производственных сил — материальных технологий — и застоя экономических отношений и есть основное противоречие современности. Анализ природы и способов снятия этого противоречия опирается на понятия и методы, разработанные в рамках политэкономии Карла Маркса, новой институциональной экономической теории и техноэкономики.
Присвоение социальной сущности
«В гегелевской философии постулируется триада: социальное бытие — совокупность присвоенных и освоенных природных сил, социальная сущность человека — совокупность связей в процессе совместного присвоения этих сил, и социальное понятие — совокупность смыслов, обеспечивающих совместную деятельность. Отсюда в “Рукописях 1844 года” Карла Маркса представление о развитии как о последовательном присвоении-освоении человеческой популяцией собственного бытия (производительных сил), затем — сущности (производственных отношений) и наконец — понятия (надстройки).» [8].
Производительные силы были принципиально освоены человечеством по мере появления капитала — механизма расширенного воспроизводства всего общественного обихода. «Но до сих пор производственные отношения складывались исторически и контролировались “невидимыми руками» социальной связности, которые то направляет производительные силы с удивительной целесообразностью, то пускает их вразнос. Новый этап развития — формирование «царства осознанной необходимости” — последовательное вытаскивание производительных сил из оболочек общественных связей, их снятие (Aufheben). Предметом сознательных преобразований становятся теперь не производительные силы, а отчуждённые связи социальных агентов, их совокупность, называемая институтами собственности. Таким образом, отбросив политическую конъюнктуру на основе теории Маркса, изучаемого во всем мире как классика экономики и социологии, можно говорить о начале эпохи преодоления самоотчуждения, снятия с производительных сил оболочек институтов рынка (собственности), их замена сознательно конструируемыми социальными машинами.» [8].
Этот процесс еще называют “упразднением самоотчуждения человека”, “присвоением им собственной сущности”, поскольку человек перестает быть винтиком в неконтролируемых человеком социальных институтах, может вступать в общественные отношения без посредничества предписанных социальных ролей, норм и процедур. Выдающийся советский философ Эвальд Ильенков во второй половине прошлого века в горячем споре с кибернетиками говорил о подобной постановке вопроса: “Речь должна идти не о том, чтобы сотворить машину, которая была бы умнее, сильнее и совершенней человека, а о том, чтобы самого живого человека снова сделать умнее и сильнее всего того созданного им мира машин, который вышел
Представляется, что формирующийся технологический пакет — цифровые финансовые технологии, управление большими данными, интеллектуальное управление, интернет вещей — создают практические предпосылки для конструирования социальных машин и замещения ими “невидимых рук рынка”.
Техноэкономика
От маркситской теории можно было бы отмахнуться, как от устаревшей концепции, не прошедшей испытания временем, если бы не целая плеяда американских экономистов, сформировавших в течении XX века теоретический фундамент неоинституциализма, — Рональд Коуз, Джон Коммонс, Оливер Уильямсон, Джеймс Бьюкенен, Дуглас Норт. Эти авторитетные ученые взяли на себя труд методично, с привлечением математического аппарата и полевых исследований разработать, фактически, теорию «упразднения собственности» и трансформации институтов экономических отношений.
Атомарная единица экономических отношений называется «трансакцией». По Коммонсу, это акт коллективного взаимодействия, который сам по себе непроизводителен (не является ни производством, ни распределением, ни обменом), который предшествует производительному акту, сопутствует или завершает его, и без которого сам производительный акт невозможен или недействителен [10]. Проблемой, не замечаемой классической экономической теорией, является то, что существуют издержки рыночных трансакций, т.е. “издержки сбора и обработки информации, издержки проведения переговоров и принятия решения, издержки контроля и юридической защиты выполнения контракта” [11].
Коуз показал, что трансакции могут быть предметом специальной конструкторской деятельности. Для этого надо выявить в рамках некоторой сферы деятельности все трансакции и оценить их издержки. Далее совместно с другими участниками трансакций разработать проект снятия части издержек. Если затраты проекта существенно меньше объёма снимаемых издержек, то реализация проекта целесообразна для предпринимателя и для общества [11].
Российский философ Сергей Чернышев так интерпретирует неоинституциональную теорию для современной ситуации: “Что означает снижение либо снятие трансакций на практике? Их технологизацию — частичную или полную замену машиной-платформой. За каждой трансакцией стоят посредники, которые вклиниваются между участниками производительного акта, тем самым обременяя его затратами на свои действия. Между пешеходом, нуждающимся в транспортной услуге, и водителем, желающим продать свой труд, раньше вклинивались таксопарки, диспетчера, службы вызова, организаторы стоянок и т.д., в результате услуги такси были дорогостоящими и в большинстве мест труднодоступными. Теперь большую часть посредников вытеснила платформа Uber, соединяя везущего и везомого напрямую.” [8]
“Советский период” истории России показал, что частная собственность не истребима негативными способами — путём насилия над личностью, экспроприаций и запретов. «Но она легко и естественно снимается (устраняется) позитивно. Путём добровольного взаимного доступа к активам две частных собственности растворяются в одной разделяемой-объединяющей (shared), взаимной, и далее, шаг за шагом — всё более коллективной, общественной собственности.» [12]. А превратившись однажды в общечеловеческую, она на этом рубеже перестанет быть собой, станет второй природой для человеческой цивилизации.
Переводя в практическую плоскость новую институциональную экономическую теорию, Сергей Чернышев вводит новое понятие — «техноэкономика»: «Появляется качественно новый способ хозяйственной деятельности — техноэкономика, суть которой состоит в последовательном исследовании и снятии трансакций наличной рыночной экономики (в перспективе — социальных процессов вообще) путём передачи их функций экономическим платформам. Техноэкономика представляет собой социальную инженерию: последовательную технологизацию в первую очередь институтов обмена (а не производственных либо управленческих процессов), вытеснение из этой сферы посредников — кредитных, эмиссионных, правоустанавливающих организаций — и их замену экономическими цифровыми платформами. С точки зрения предмета деятельности — это работа с активами во взаимном доступе (Sharing). С точки зрения субъекта — группа проектных соинвесторов (Impact-investing). С точки зрения объекта — система отношений собственности, фиксируемая в распределённых реестрах (Blockchain)» [13].
Как эти все теории помогут снять основное противоречие и обеспечить запуск нового экономического роста?
От техноэкономики к технологиям
Сергей Чернышев поясняет: «Производительность любой человеческой деятельности в конечном счёте сводится к тому, что общество присваивает силы и вещества природы, которые, будучи соединены определённым способом, и производят нужную обществу работу. Интегральный акт обмена производителен в том смысле, что позволяет обменять продукты и услуги узкоспециализированной (и в силу этого более эффективной) деятельности субъекта современного «бизнеса» на полную совокупность «чужих» продуктов и услуг, необходимую для расширенного воспроизводства этой его деятельности, включая воспроизводство её субъекта не только как «бизнесмена», но и как человеческого существа и полноценного члена общества. В современном высокоспециализированном обществе такой акт обмена при эмпирическом рассмотрении рассыпается на необозримое множество актов покупки-продажи: участник акта обмена, строго говоря, обменивается своим товаром и услугой практически со всем обществом. Поскольку прямые обмены мыслимы лишь умозрительно, на помощь приходят институты рынка, в т.ч. институты капитала, значимые при создании и воспроизводстве производительных сил.» [14].
Напомним, что проблемой ограничения экономического роста является то, что капитал не приходит в проекты развития экономических неудобий.
При запуске любого бизнес-проекта нужен стартовый капитал для приобретения некоторых активов — ресурсов, технологий, компетенций, — которые часто принадлежат различным субъектам. Для организации соответствующих трансакций как правило задействуются агенты рыночных институтов — банки, фонды, суды, адвокаты, страховые агентства и т.д. Как уже упоминалось выше, проекты развития реализуются в условиях больших рисков, информационной неопределенности, они сопровождаются высокими трансакционными издержками. И это объяснимо, ведь нельзя быть априори уверенным в производственных компетенциях инициаторов проекта, достоверности и реализуемости предлагаемой бизнес-модели, согласованности ценностных оснований всех участников проекта и потребителей, позволяющей им одинаково понимать ситуацию и договариваться. Чем больше рисков и неопределенности, тем выше стоимость капитала и трансакционных издержек.
Теперь представим себе, что все эти предпосылки не верны. Производственные технологии настолько автоматизированы, что обеспечивают гарантированную продуктивность. Модель экономических отношений описана на языке самоисполняемых смарт-контрактов, принятых всеми участниками взаимодействий, что обеспечивает гарантированную ее реализуемость. Вместо ценностей неэквивалентного обмена, характерных для современного общества потребления, активизированы более широкие ценностные основания развития и проектного действия, ориентированного на справедливое вознаграждения всех участников проекта на базе полученного экономического роста. В этих условиях многие трансакционные издержки становятся ненужными, потребность в капитале и его стоимость снижаются (табл. 1).
Наше утверждение состоит в том, что технологии четвертой промышленной революции и специально конструируемые на базе цифровых экономических платформ модели экономических отношений позволяют решить задачу снижения непроизводительных трансакционных издержек, реализовать как эффективные и вполне конкурентоспособные экономические модели развития без неэквивалентного обмена. А значит, это поможет решить глобальную проблему нового экономического роста.
Цифровизация, построенная подобным образом, приобретает реально революционное значение, придает позитивный смысл кардинальной трансформации уклада для общества, потенциально для каждого человека.
Новые практики цифровой энергетики
Для процесса цифровизации в энергетике справедливы все умозаключения, представленные выше. Цифровая энергетика, таким образом, не просто новый технологический пакет, модернизирующий энергетику без изменения ее устройства, но сплав новых технологий, новых моделей взаимодействия субъектов экономической деятельности в энергетике и новых форм сознания, возможных в силу этих новых технологий. А есть ли уже образцы новых бизнес-практик цифровой энергетики, демонстрирующие наш подход в реальности?
Примеры такого рода практик появляются все чаще, а сами практики становятся все более распространенными. К ним относятся, например, «виртуальные электростанции» типа развернутых в Австралии: оператор системы бесплатно устанавливает в домохозяйства солнечные панели с накопителями энергии и дает скидку на плату за электроснабжение в обмен на право пользования новым активом, в том числе продажи избытков электроэнергии на оптовом рынке и оказания услуг управления спросом и регулирования частоты для местной энергосистемы [15]. Другой яркий пример — сервис по предоставлению в аренду или лизинг зарядок для электромобилей частным пользователям, которые при этом подключаются к системе шэринга этих зарядок и могут зарабатывать деньги, заряжая электромобили других владельцев. Доход от оказания услуги по зарядке делится между пользователем и
Подробнее рассмотрим пример создания цифровой энергетической коммуны во Франции. В деревне Премиан осуществляется пилотный проект [17] коллективного потребления солнечной энергии, расчеты в рамках которого осуществляются на базе технологии распределенного реестра (рис. 1).
На здании муниципалитета установлены солнечные батареи мощностью 28 кВт, которые снабжает электричеством небольшую энергетическую коммуну: школьное здание, почтовое отделение, муниципальная мастерская, культурный центр, жилой дом и пекарню. Электричество передается по местным распределительным сетям.
Данные о производстве и потреблении электроэнергии записываются на
Но самое интересное в проекте — экономическая модель, выбор которой обусловлен частично юридическими особенностями регулирования в электроэнергетике Франции. Муниципалитет инвестировал в проект 52 тысячи евро, и предоставляет солнечную электроэнергию членам сообщества не по тарифу, а при условии оплаты членских взносов в специально созданную ассоциацию Prémian Energie Positive, которая обеспечивает возврат вложенных средств муниципалитету. «Избыточное» электричество, не потребленное участниками сообщества, продаётся местной сбытовой компании Enercoop по цене 4 евроцента за кВт∙ч.
Данные о производстве и потреблении энергии собираются с «умных» счетчиков и вводятся в распределенный реестр. Программа на его основе обеспечивает пропорциональное потребностям и справедливое динамическое распределение энергии между различными потребителями, а данные об учете потребления передаются оператору распределительных сетей Enedis через защищенный интерфейс. Enedis, в свою очередь, взимает с потребителей плату за потребление из сети уже за вычетом солнечной энергии, полученной потребителями в рамках их энергетического сообщества.
В приведенном примере легко обнаруживаются все три составляющие нашей модели. На смену неэквивалентному обмену в виде получения прибыли энергоснабжающей организацией приходит отвечающая проектному сознанию ценность коллективного электроснабжения как общественного блага. На смену институтам капитала — банкам и частным инвесторам — приходит трансакционная блокчейн-платформа, которая позволяет выстроить все необходимое разнообразие экономических (финансовых и договорных) отношений. Эта платформа позволяет с минимальными трансакционными издержками конституировать местное сообщество — коммуну — в виде своего рода проектной ассоциации, которая осуществляет сбор средств для возврата первоначальных вложений в солнечную электростанцию. Важно отметить, что эти вложения были осуществлены фактически на налоговые средства самих членов коммуны, которые они когда-то заплатили в пользу муниципального бюджета. Эта же платформа обеспечивает возможность справедливого расчета обязательств перед внешним рынком — сбытовой компанией, покупающей уходящие в сеть излишки электроэнергии, и сетевой компанией, получающей плату за потребленную из сети — извне коммуны — электроэнергию. Наконец, на смену традиционной аналоговой системы энергоснабжения приходит практически полностью «необслуживаемая» технология солнечных панелей и интеллектуального (роботизированного) управления распределением электроэнергии.
Новая архитектура цифровой энергетики
Какой же должны быть архитектура электроэнергетической системы, которая будет соответствовать требованиям и обладать необходимыми качествами в контексте четвертой промышленной революции? На наш взгляд, эти качества позволит обеспечить архитектура «Интернета энергии», основанная на интеграции систем обеспечения бесперебойности и устойчивости, систем межмашинного взаимодействия и интеллектуального управления и систем трансакционного взаимодействия. Этот архитектурный подход основан на идее поддержки энергетических трансакций между энергетическими ячейками (объектами распределенной энергетики, просьюмерами и потребителями), включающих в себя согласованные физические, информационные и финансовые взаимодействия (рис. 2).
Каждая обеспечивающая система «Интернета энергии» решает свою задачу в рамках реализации энергетической трансакции.
1. Трансакционная система (Transactive Energy) обеспечивает возможность за счет современных финансовых технологий реализовывать любые модели социально-экономического взаимодействия без посредников и сложного набора обслуживающих, обеспечивающих и контролирующих институтов — банков, клиринговых агентств, аудиторских контор и т.д. Это — основа для снятия сложившихся ограничений институтов рынка.
2. Система межмашинного взаимодействия и интеллектуального управления (Internet of Things) позволяет реализовать максимально высокую роботизацию и эффективность использования энергетических мощностей, распределения и бесшовную интеграцию распределенных источников энергии в контуры рыночного и технологического управления. Это — основа для снятия ограничений производительности труда.
3. Система обеспечения бесперебойности электроснабжения и поддержания устойчивости работы энергосистем (Neural Grid) позволяет интегрировать в энергосистему практически любой набор распределенных источников энергии и поддержать работоспособность практически любой конфигурации энергосистемы. Это — основа свободы от ресурсных ограничений энергетики.
Подобный архитектурный подход разрабатывается консорциумами в США, Европе, Японии. В России разработка архитектуры «интернета энергии» IDEA (IDEA — Internet of Distributed Energy Architecture) реализуется в рамках программы по направлению «Энерджинет» Национальной технологической инициативы [18].
Выводы
Суммируя основные идеи статьи, можно отметить следующее.
1. Барьеры мирового экономического роста детерминированы противоречиями, сложившимися в недрах современного уклада. Новые производительные силы, возникающие в результате четвертой промышленной революции, приходят в противоречие с устаревшими производственными отношениями. Наиболее ярко это проявляется в том, что в активную экономическую деятельность не вовлекаются «неудобия», являющиеся потенциально новыми центрами экономического богатства.
2. Институты рынка, приходя в экономические «неудобия», порождают значительные трансакционные издержки, что относит проекты развития неудобий к низко привлекательным. Но риски и информационная неопределенность, традиционно отрабатываемые агентами (посредниками) институтов капитала, денег, права, и соответствующие им трансакционные издержки могут быть значительно снижены новыми технологиями, такими как распределенные реестры, большие данные, интернет вещей и искусственный интеллект. Переход к этим новым технологиям с одновременным замещением институциональных трансакций цифровыми экономическими платформами и формированием ценностей проектного сознания позволит создать полноценные решения для экономического роста неудобий. В этом состоит основной смысл цифровой экономики!
3. Это справедливо и для цифровой энергетики. Развитие технологий производства электрической энергии на основе солнца и ветра, а также других местных источников энергии, систем накопления, регулирования нагрузки, интеллектуального управления режимами и состоянием, цифрового моделирования, подкрепленное новыми экономическими отношениями на основе цифровых экономических платформ и формами проектного сознания — все это создает основу для прихода энергетики в проекты хозяйственного освоения новых пространств, неоиндустриализации и современной урбанизации.
Цифровизация — это не новое слово для старых практик, это не новая мода, о которой только говорят, это предчувствие нового мира — мира современных технологий, гибких, более человечных экономических отношений, ценностей и смыслов совместного развития всего человечества.
ЛИТЕРАТУРА
1. А.П. Платонов. Электрификация (общие понятия). URL: http://platonov-ap.ru/publ/elektrifikaciya/
2. К. Шваб. Четвертая промышленная революция. Эксмо, 2016.
3. П.Г. Щедровицкий. Три индустриализации России.
4. Д.В. Холкин, И.С. Чаусов. Цифровой переход в энергетике России: в поисках смысла. // Энергетическая политика, 2018, 5
5. А. Оганов. Десять самых актуальных научных направлений. URL: https://snob.ru/selected/entry/4410 и Kevin Loria. Scientists are on the cusp of these 15 discoveries that will transform the world / Business insider. Source: https://www.businessinsider.com/15-scientific-fields-ready-for-world-transforming-breakthroughs-2015-7
6. Л.Г. Бадалян, В.Ф. Криворотов. История, кризисы, перспективы: Новый взгляд на прошлое и будущее. М.: Либроком, 2012.
7. А. Цзин. Гриб на краю света. О жизни на руинах капитализма. Ад Маргинем, 2017 г.
8. К. Маркс. Экономическо-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. Академический проект, 2010 г.
9. Э.В. Ильенков, В.В Давыдов. Машина и человек, кибернетика и философия. URL: http://caute.ru/ilyenkov/texts/machomo.html
10. Дж. Коммонс. Институциональная экономика. 1931 г. URL: http://ecsocman.hse.ru/data/505/883/1219/journal5.4-8.pdf
11. Р. Коуз. Природа фирмы. Москва: Дело, 2001.
12. С.Б. Чернышев. Классовая борьба роботов. URL: https://ipe-lab.com/publication/310/
13. С.Б. Чернышев. Лес невидимых рук. URL: https://ipe-lab.com/publication/292/
14. С.Б. Чернышев. Действительное техноэкономическое действие. URL: https://ipe-lab.com/publication/332/
15. Bloomberg New Energy Finance. Tesla Australian virtual power plant cheaper than U.S. PV. URL: https://about.bnef.com/blog/tesla-australian-virtual-power-plant-cheaper-u-s-pv/
16. Проект Share&Charge. URL: https://shareandcharge.com/en/
17. Emiliano Bellini. Blockchain system prepares morning croissants under a six-building self-consumption project in France. 2019. URL: https://www.pv-magazine.com/2019/01/10/blockchain-system-prepares-morning-croissants-under-a-six-building-self-consumption-project-in-france/
18. Архитектура Интернета энергии. Фонд «ЦСР «Северо-Запад» URL: https://idea-go.tech/IDEA-whitepaper-ru.pdf
Авторы: Дмитрий Владимирович Холкин, Игорь Сергеевич Чаусов.
Опубликовано в журнале «Энергетическая политика».
