Кажется ли вам, что «Википедия» — это «прогресс в чистом виде»? Мне нет. А вот Бориславу Козловскому, автору книги «Максимальный репост. Как соцсети заставляют нас верить фейковым новостям», кажется именно так. Ему кажется загадочным, что именно такие люди, как он, «со своими макбуками, научно-популярными книжками, лентой Facebook и лекциями на платформе Courserа» оказываются жертвами некачественного знания. И вот он решает разобраться — пишет книгу.

Получается, впрочем, не очень хорошо. Получается-таки именно «книжка». В ней десять разнообразных глав, ссылающихся на сто с хвостиком в основном англоязычных источников, однако эти главы слабо связаны между собой. Даже внутри одной главы плавное и связное с точки зрения литературы рассуждение зачастую вызывает вопросы с точки зрения логики повествования. Но главное — книжка не содержит никакого обобщающего вывода, не дает возможности сформировать какую-либо связную картину о «территории неправды». Десять глав, пересказывающих те или иные исследования, посвящены не десяти сторонам одного и того же предмета, а десяти отрывочным взглядам на всю вселенную медиапространства. Автор «углубляется» одновременно и в психологию восприятия, и в социальную психологию, и в теорию рекламы, и в описание модных технологий, и в «генетику» (о которой стоит поговорить отдельно). Я не спорю — все эти области имеют отношение к проблематике «фейковых новостей», но… Говорят, Сиддхартхе Гаутаме хватило трех столкновений с внешним миром, чтобы начать следовать путем пробуждения, приведшего его к истине, однако, те столкновения, которые дает нам Козловский, больше напоминают о притче про слепцов, ощупывавших слона.

Ни в коей мере не претендуя на истину в какой бы то ни было инстанции, я попробую помочь автору разобраться хотя бы с тем, почему «люди с макбуками», которых он, по его словам, представляет, оказываются «жертвами некачественного знания».

Возьмем для примера главу про пропаганду. Само это явление автором в тексте никак не определено, но, по-видимому, мнится чем-то отличным от прочего информационного потока. Пропаганду по Козловскому можно было бы определить как «правдивое или ложное сообщение, целью которого является формирование определенного образа действий», во всяком случае те примеры, которые приведены в книге, связаны именно с действиями людей. Тут пропагандой считается: провоцирование геноцида в Руанде и адресная реклама, которая «помогла Трампу выиграть выборы». Желаемое действие в одном случае — резня, в другом — голосование. Так почему же автор не дает определения этому инструменту на службе сил зла? Не хочет? Не видит в этом смысла? Видимо, да. Ведь, дай он такое определение — и (как честный человек) был бы вынужден как минимум треть упомянутых в книге статей и экспериментов записать в пропаганду.

Но, может быть, дело и в другом. Автор по образованию химик, и раньше его специальностью была «научная журналистика», то есть он рассказывал об открытиях и технических новинках в журналах, этим штукам целиком не посвященных. Видимо, этот опыт сформировал специфический (и немного высокомерный) взгляд на науки о человеке. Так, в предисловии к своей книжке он проводит некую грань между настоящей наукой (science) и не такими уж настоящими психологией/социологией/психиатрией, которые — soft science, так как:

«Ещё во времена Фрейда “мягкие” науки заработали репутацию таких областей знания, где редко получается дать окончательный ответ на какой-нибудь вопрос. И новая теория часто не отменяет старую, даже если ей противоречит».

Не буду расстраивать читателя (который, может быть, тоже считает, что в физике такого бардака не случается), но замечу, что описанный феномен может оказаться связан с природой объекта исследования психологии/социологии/психиатрии, как минимум отчасти совпадающего с объектом исследования самого Козловского.

В цитате, приведенной выше, обращает на себя внимание способ аргументации: «заработали репутацию». Замечу, что написано это в работе, посвященной искажению информации в публичном пространстве. Тут есть какая-то закавыка, не находите? Но важнее другое — легко заметить, что (если судить по «репутации») не только перечисленные науки о человеке могут быть обвинены в грехе противоречивости и недостаточной математичности: история, культурология и теория познания, наверное, тоже не очень-то праведны. И уж совсем плоха философия — её и «областью знания» признать сложно, что уж говорить о неразрешимости её основного вопроса, официально не имеющего «окончательного ответа».

Отсюда фиксируем предположение #1 — данному человеку макбука философия не близка в принципе, так же далеко от него и философией детерминированное желание давать определения используемым понятиям. Вот и получается у него говорить «пропаганда», имея в виду «всё плохое», но молчать о ней, когда речь идет о чем-то «хорошем».

Еще интереснее отношения автора с историей. Например, в главе, описывающей фейковые новости как явление, содержится такой тезис: «[Газетные утки] не занимали до сих пор такого важного места на фоне прочих [новостей] — и уж точно не решали, кто будет править США следующие четыре года».

Кстати, автор снисходит до читателя и дает-таки определение фейковым новостям, но только «сильно упрощая» его, видимо, чтобы никого не расстроить сложностью: «Фейковые новости — это грубая подделка под новости, которая не проходит самые базовые проверки на прочность и, несмотря на это, влияет на миллионы людей», — ну и, конечно же, это — «свежее изобретение. Реальной силой их сделали соцсети».

Это надо понимать так: новость про захват поляками радиостанции в немецком Гляйвице 31 августа 1939 года или могла пройти какие-то «базовые проверки на прочность», или не повлияла на миллионы людей. Впрочем, и Первая мировая была спровоцирована тем, что Козловский обозначил бы как «слух», — сообщениями, пересказывающими реальную историю по-разному, но доходившими до людей зачастую без указания конкретных источников. Историк журналистики приведет сотни подобных примеров, но Козловскому они неинтересны — ему важно сказать, что исследуемое — это нечто принципиально новое, ранее невиданное. Почему бы это?

Возможно, потому что он действительно не знает истории, но скорее дело в осознанном или неосознанном искажении фактов в угоду страстному желанию подчеркнуть, что современность чем-то принципиально отличается от всего, что было раньше, и через это ощутить свою значимость.

И еще немного об истории. В главе про пропаганду дважды встречается утверждение: «Во Вторую мировую войну у советских граждан изымали радиоприемники, чтобы они не могли узнавать про реальное положение дел на фронте из зарубежных радиопередач».

Это утверждение не только создает вполне определенную картину произвола властей, но и раскрывает сразу несколько полемических приемов, которыми автор, исследующий «территорию лжи», часто пользуется. Задокументированный факт аккуратно упакован в недоговорку, подтасовку и вольную интерпретацию.

Факт: 25 июня Политбюро приказало населению СССР в пятидневный срок сдать не проводные радиоприемники органам Наркомсвязи (не НКВД, например).

Недоговорка: это была нормальная практика военного времени, в 1939-м аналогичные распоряжения были выпущены в Польше и Англии.

Подтасовка: «изъять» и «сдать» — это два очень разных слова. От замены одного на другое смысл предложения заметно меняется. «Сегодня я сдал кровь для анализов» и «сегодня у меня изъяли кровь для анализов» — чувствуется разница?

Вольная интерпретация: чуть более вероятно (и логично в контексте главы про пропаганду), что радиоприемники нужно было сдать, чтобы не оказаться целью немецкой пропаганды, направленной на советское население. Впрочем, это, конечно же, — тоже интерпретация, хоть в её пользу и говорят документы и международная практика.

Так или иначе, но из сказанного выше можно вывести предположение #2 — история не близка автору ни буквой, ни духом, а следовательно, исторические закономерности и культурные контексты любого уровня сложности чаще всего от автора ускользают.

Интересно, что три описанных выше интеллектуальных приема типичны не только для автора, но и для многих «серьезных исследований», которые он приводит в своей книжке. Впрочем, вполне возможно, что это результат авторского пересказа. Так, в нескольких работах, касающихся распространения и, главное, веры в те или иные фейки, признаком этой самой веры считается лайк или перепост, однако, если дать себе труд задуматься, то несложно понять, что эти действия вовсе не обязательно означают именно веру в содержание сообщения. Человек удивителен в своем разнообразии, и даже такое простое действие, как поставить сердечко под картинкой с откровенным бредом про аллигаторов в нью-йоркской канализации, может расшифровываться очень разными способами: «отложить себе на потом», «показать друзьям смешной бред», «очень красивый крокодил», «интересно, кто такое вообще читает», «смотрите, я читаю вашу страницу», «Нью-Йорк — город мечты» и т. д.

Насколько достоверными могут быть выводы, полученные в результате исследования 83 человек? Автору книжки не кажется экстремальной экстраполяция такого вывода на всё человечество в целом? Впрочем, по-видимому, и авторов исследования она тоже устраивает. И редакторов «серьезных научных журналов». Странно ведь, правда?

Тут мы оказываемся в пространстве предположения #3 — автор крайне мало знает или не придает значения проблемам функционирования капиталистической науки в частности и научного мира в целом. Возможность массовых заблуждений, вызванных господствующей парадигмой, вероятно, никогда им не рассматривалась. А то, что ученые могут делать выводы и публиковать статьи в угоду тому или иному заказчику, кажется ему вообще «теорией заговора».

В результате в книжку смело кочуют многие пороки современной науки. Характерен прием «объединение понятий». Например, современный (и используемый в книге не раз) термин «глобальное потепление» объединяет в себе и феномен, и его интерпретацию: не только констатирует бесспорный и многократно наблюдаемый факт изменения климата в масштабах истории измерений, но и указывает на спорную причину этого изменения в виде деятельности человека. В результате всякий, кто выдвигает иную гипотезу о природе потепления, автоматически записывается в сумасшедшие, так как отрицает (якобы) факт оного изменения климата. А всякий, кто просто сообщает данные о потеплении, якобы автоматически «подписывается» и под интерпретацией.

Я не проверял, но думаю, что, если провести частотный контент-анализ, то словосочетание «хорошее образование» будет одним из самых часто встречающихся в тексте произведения Козловского. Для него это важная штука, надо понимать. Видимо, у него оно «хорошее». Однако оно не позволяет ему понять, что никакое образование не есть гарантия ума, а уж тем более оно не защищает от безграмотности в областях, им не затронутых. Борислав удивляется: как же так, мол, образование «хорошее», а человек верит «фейкам». И сам демонстрирует, как.

Не раз и не два в книге приведены глубоко инновационные исследования общества, открывающие глаза на то, что уже неоднократно было доказано ранее. Так, очень модная тема — «big data» — оказывается просто новым источником данных для социологии. Автор подробно и на пальцах объясняет, что, оказывается, можно присвоить людям те или иные объективные параметры на основании их поведения и, анализируя эти параметры статистически, приходить к верным выводам и прогнозам. Ура! Открытие! Новый метод!

Только открыт он был в XIX веке.

Или вот удивительные «новые» данные, полученные с помощью томографа: оказывается, «воспоминания перезаписываются при воспроизведении». Вот же новость-то! Мало того, что метафора записи и перезаписи в принципе не может быть применена к чему-то, что каждый раз меняется, «воспроизводясь»… так еще в начале/середине прошлого века множеством экспериментов и рассуждений (начавшихся в том числе с запятнавшего свою «репутацию» Фрейда) этот феномен был убедительно доказан.

Еще в книге есть откровения про:

 — влияние статуса человека — источника информации на достоверность этой информации;

 — важность речи для психической жизни человека;

 — ограниченность восприятия социальной реальности репрезентативной группой;

 — склонность людей делить общество на группы по признаку «свой — чужой»;

 — важность общения для физического и ментального здоровья.

Ладно бы такие исследования всякий раз подавались бы как развитие ранее выработанных теорий… Так ведь нет! Выглядит это всё как родившееся из воздуха: вдруг математики или нейробиологи «открыли»…

В книге «Сумма технологий» Станислав Лем еще в 60-е годы замшелого XX века обозначил проблему накопления знания в условиях переизбытка производства этого знания. И похоже, что макбуконсцы нашли решение — можно просто выбросить большую часть знания, накопленного до них. Они начали с чистого листа. И если схоласт из XII века прав, когда пишет, что «мы подобны карликам, усевшимся на плечах великанов, мы видим больше и дальше, чем они, не потому, что обладаем лучшим зрением, и не потому, что выше их, но потому, что они нас подняли и увеличили наш рост собственным величием», — то что же будет с нами, если мы слезем с этих плеч и притворимся, что великанов не было? Думается, что мы будем плутать в траве заблуждений и «некачественного знания» вечно, обнимая свои макбуки и молясь на «Википедию».

Но надежда есть — ведь надменное невежество Козловского и его коллег — вовсе не новое явление, как бы им этого ни хотелось. Еще Пушкин писал об одном таком же герое:

«Он есть истинный представитель полупросвещения. Невежественное презрение ко всему прошедшему, слабоумное изумление перед своим веком, слепое пристрастие к новизне, частные поверхностные сведения, наобум приноровленные ко всему».

Лучше и не скажешь.