На Медузе вышел большой текст о новом альбоме группы, в котором Нестеров делится процессом создания музыки через длительное помещение музыкантов в поток и совместную импровизацию. Малоизвестные андерграундные стихи подбирал документалист Рома Либеров.

Слушать необычно и интересно. Подача Нестерова деликатна и аскетична, выразительна в небольших деталях. При этом гитара и электроника конвенциональны и мягки, не спрашивают, не удивляют, а поглаживают. Кажется, что поэзия и свежесть замысла имеют потенциал к тому, чтобы стать музыкой, которая помогает жить. Но множественность отражений в итоге оставляет неприятный привкус хождения по кругу и обманутых ожиданий.

Получилась связь между словом, оторванным от своего контекста, и звуком, подобным дальнему эху, что допускает разные трактовки своего источника. Звук здесь служит местом для отдыха слов. Слова теряют и резкость тишины и пауз, и цельность образа стихотворения, но распадаются на осколочные образы, служащие мантрами для медитативного вглядывания в бесконечность эмоциональных предчувствий.

Слишком многозначительные, то есть подразумевающие свободные трактовки стайки слов могут стать плоскими, слишком размытые гитарные слои могут стать сопровождением кальянных вечеринок. Сравним разрезающую воздух песню Зверь группы Наутилус Помпилиус, и песню Летящая из Ноября, создающую воздух.

Видно направление, в котором Мегаполис уходит от холодного отблеска смерти, о которой, по их словам, этот альбом.

Нестеров пишет о пластинке: «зависание накануне предвкушения, предчувствия новой музыки, новой жизни». Все начинается и заканчивается в виде надежды на карнавал. Спасает ли это зависание от дурной смены декораций с неизменным внутренним? Нестеров поет «Их было четверо в этот месяц, но лишь один был тот, кого я любила.» Потом будет Ноябрь и отсчет начнется сначала. Будет снова один из четырех. Мы споем о нежности, уходящей и пребывающей как времена года, к человеку, который этими временами застыл; забыл, что время бывает не циклическим, а смертельным.

Трезвость этого смертельного холода необходима некоторым в мороке душевных аффектаций для обретения надежды на иное. В чем надежда Нестерова? В чем ее источник, который позволял бы надеяться на выход из круга? На иной вкус этот источник — в самом круге, а эта надежда — знак, необходимый для смены камуфляжа улыбки смерти.

Концерт

Мы были на концерте, потому что они играли гитарную музыку, всякие штучки, голос, который поет о любовных переживаниях в приступах скрываемой зрелости. Стендаль писал о любви, что она ценность, добываемая где-то между складок ресниц и платьев, как руда. И амурные рудокопы с большим стажем вырабатывают обогащенную мечтаниями жилу молодости, и вот, мы можем удивляться поражениям и опустошениям вместе с Нестеровым и мелодическими переливами.

«Вот и год / год, и вот». В зале темно и они играют, но это просто темень и просто игра, и слова эти, как еще недотлевшие отсветы, отражаются от зала, не смешиваясь. «Я клялся любить тебя, дорогая, но позже оставить». Между песнями, в свете единственной лампы взгляд Нестерова уже поглощен залом, и молчание его лучше, молчание после слов о малых интимных открытиях, как после лжи, которая не дает возможности устать от себя, и отойти от себя.

Гитарист Дмитрий не особо экзальтирован, ему нравятся Хердрикс и Янг, как название барбершопа, а мне когда-то нравился Рай Кудер из «Париж, Техас». А сейчас его слушать тошно. Иногда от хромированной части его инструмента бьет в глаза яркий свет прожектора, часть магии гитарного звука.

Интерлюдии из коллажа песенок, детских считалок и актерского манерного вздоха. Это должно помещать нас в атмосферу созерцания, давать возможность вчитывать свою историю в репетативные движения сопровождающих концерт актеров.

Я помню клип группы Нестерова с яркими лампочками, «девчонками» и закатным озером. Балаганная легкость и упоение теплыми цветами на свежих лицах. «Вот и год / год, и вот».

«Увидеть твои глаза, / брови и губы, и / Непроглядные тени кругом». За окном, в которое ты смотришь из внутренней пустоты — ничто. И мы сочиняем круговорот вещей, движение от интуиции счастья к пластинке, соскакивающей по утрам с иголки желаний. «И чьи-то уши текут как холод / а дальше / все течет, все изменяется».

Люди лежат под снегом своих интуиций, утепленные своей памятью. Бутафорский снег лучше обычного, поскольку он чист до конца, «чище чем мы все». Снег, падающий на кухонный стол, в чашку, в реабилитацию через забытие.

Эта музыка дарит человеку уверенность, что его малость красива, как японское хокку об осенней грязи, и это гуманистично, но не обаятельно, поскольку человек принимает блуждание за инвариант бытия, за освобождающую амнистию своей потерянности.

Искусство, которое признает потерянность халатностью имеет большой шанс быть обвиненным в нетолерантности, но какое другое искусство может дать билетик на выход с кольцевой линии поиска своего человека, своего места, своего человеко-места? «Билетершу в окошке об этом проси не проси».

Скоро конец концерта, конец лета. «Апрель на ель / Март на арт».

Слова из песен можно повторять потом про себя, используя как мантры на барабанах. Другое дело, что представление почему-то оказалось скупо на погружение, контакт с залом, сложилось впечатление, что Нестеров поет куда-то в микрофон и в себя. Его подача дает достаточно отстранения для созерцания слов, но одновременно лишена с ними внутренней, живой, играющей в нюансах прямо сейчас связи. Многое было решено до исполнения, а не искалось в моменте, поэтому напряжение проседало где-то между сценой и людьми. Все же концерт это один тейк, а не многочасовые вхождения в поток. Они не позволяют заострять на конкретном месте, ломать флоу и уйти от предсказуемости. Сделать концерт событием.

Интервью

— Вы можете в паре предложений описать, что для вас в этом проекте стержневое?

— Все идет по кругу. Ноябрь — это замирание перед началом новой жизни.

— Успокоение?

— Нет, вдохновение.

В глазах Нестерова достаточно глубокое отношение к слову и вызывающая интерес способность говорить сразу по делу.

— Все квантово, мы запечатлели момент жизни персонажа и это очень яркие для нас впечатления.

После концерта

иду домой. «Непроглядные тени кругом». Тени, тени, не просто темнота. Непроглядные тени от чего-то невидимого рядом с губами, лицом женщины, брови которой разрезают пространство теней, проявляются в них. Такой страшный образ в музыке скорее легкой слышать немного странно, будто ночные кошмары перекладывают на язык байки.