день 1

Джон Кейдж — Струнный квартет в четырех частях, Мортон Фелдман — Structures, Джеймс Тенни — Arbor Vitae, Элвин Люсье — Vespers и Navigations

У меня похожая картина. Все время хотел большего, ушел от жены и детей потому, что думал, что поймал волну. Потом оказалось, что волна изначально была создана для того, чтобы ударить о камни. Сегодня вечером я здоровуюсь и говорю с людьми. Они могут считаться моим социальным кругом. Я встретился с ними в первый раз, когда с рвением расширял круг знакомств. Теперь я с удручением сужаю круг знакомств. Они обнимаются, делятся бобами красивого окраса, думают о жизни, разводятся, не разводятся, отчаиваются, работают, доказывают, радуются. Все они вызывают похожее чувство безысходности и ненужности. Такое же чувство вызывают одиозные или якобы нетривиальные люди, которые выбрали особый асоциальный путь. Такое же чувство вызывает и моя фигура. Сегодня известный композитор говорит о своей молодости и участии в авангардном движении середины века. Моей спутнице это интересно гораздо меньше, чем многое, мне это интересно гораздо больше, чем многое. Я пишу это, она смотрит инстаграм. Четыре человека стоят около меня, стихийно встретившись и не зная, что сказать друг другу, ведь они уже поздоровались. Они молчат, застыв телом и крутя головой. Все в черном. Я должен был что-то сказать подруге в тяжелой жизненной ситуации. Но говорят сильные. Сильные видят себя. Сильные имеют право. Сильные знают. Сильные делают. Сильные жертвуют. Сильные ранжируют. Сильные отсекают. Сильные чувствуют. Сильные чувствуют уверенность. Сильные ведут слабых. Сильные открывают возможности. Сильные показывают богатство красок жизни. Сильные хотят. Сильные сражаются. У сильных есть план. У сильных есть план отхода. Сильные имеют стержень. Сильные имеют. Сильные дают. Сильные последовательны. Сильные меняют диспозиции. Сильные создают. Сильные подвергают сомнению. Сильные не стоят на месте. Сильные не бегут за толпой. Сильные имеют свои слабости. Сильные тоже плачут. Сильные ошибаются. Сильные оступаются. Сильные ошибочно воспринимают. Сильные меняют убеждения. Сильные думают. Сильные поднимаются и встают. Сильные восстанавливаются. Сильные меняют тактику. Сильные умирают. О сильных долго говорят и вспоминают. Сильные из гробов определяют пути развития. Сильные живут не зря. Сильные умирают не зря. Сильные плачут не зря. Сильные разводятся не зря. Не зря меняют профессии. Сильные не зря совершают ошибки. Сильные не зря тратят жизненные силы. Не зря сильным покоряется мир. Музыка сегодня красивая. Мы слушаем. Вечером концерт. Тихие звуки были составлены определенным образом 40 лет назад. Мы слушаем. Они растворяются. Вечером концерт. Ты ведь со мной не для того, чтобы водить меня на концерты. Почему нет. Они растворяются, чем больше мы слушаем их. Мы растворяемся по мере растворения звуков. Ты смотришь на меня — я улыбаюсь в оскале. Лица слушающих в радостно-скорбном оскале. Мне кажется так. Фелдман уравнял шансы. Как смерть. Да нет, все хлопают.

день 2

Я слышу в вашем произведении I am sitting in a room метафору смерти. Это было намеренно с вашей стороны?

Нет, я просто сидел в своей комнате и делал все эти scientific штуки. Это абсолютно не было связано со смертью. Мне было интересно, что происходит со звуком, мне было интересно, каким образом звук себя проявляет. И все. Меня много ругали в прессе за это. Допустим, Карнелиус Кардью писал на социальную тему, там был посыл. Но для меня нет. Вот сейчас скандал с атлетами, которые не встали под гимн в знак протеста, и Трамп их блеймит. Нужно совершенно не понимать, в чем дело — давать волю эмоциям, чтобы так говорить. Ведь вдовы солдат тоже преклоняют колено, когда слушают гимн. Вот что я хочу сказать. Да, можно воспринять это на эмоциях, что голос человека пропадает в неживой природе. Я размышляю над этим. Но я просто поставил запись. Мне кажется, что звук комнаты очень красив. Можно воспринять это лично в том роде, что это какое-то послание. Но личное было в том, что я действительно сидел в комнате и действительно хотел узнать, как звук гомогенизируется. Это было личное. Но не более.

Вы оптимист или пессимист?

Я оптимист. Но когда я смотрю на то, что творится в Америке — это ужасно. Атлеты просто выражают свою позицию, а их обвиняют в неуважении к флагу. Возмутительно.

день 3

Opera with Objects, Music for Cello and one or more amplified vases, (Moscow) Memory Space, In Memoriam Jon Higgins, Q

В фойе между безбилетниками много шуток. Если бы Юра Подольских сейчас снимал в гонзо-стиле, ползая перед перформерами? Если бы мы открывали пивные банки и проливали на пол и ходили бы по липкому? Если бы стали громко возмущаться, что не предусмотрены тюфяки? Жутко хочется кашлять до слез и рвоты. Музыканты тихо стучат пластмассовыми авторучками над железной банкой, над куском пластмассы. Тишина в зале. Много приглашенных гостей. Юра Подольских безответно любил. Он удивлялся, что она выбирает сквоты, а не его, и сетовал, что, не имея представления о том, что такое no future, она уступала романтике бесконечного балагана. Потом ее травили за отказ отдавать заказанные фото спектакля о каннибалах, что было против ее моральных норм. У Юры Подольских практически не было здоровых зубов. Они перестали стучать авторучками и зал сильно хлопал. Накал страстей по поводу музыки Люсье достигает уровня ажиотажа — услышать. Люди толпятся, жестикулируют и жалобно сетуют, что им нужно, они же музыканты. И вчера они были, а билеты раскуплены. Старый композитор слушает молодых людей, которые его уважают. Музыка вряд ли рвет шаблон большинству в зале. Допустим, мне просто невыносимо слушать ее. Потому что она есть, но хорошо ли это — неясно. Достаточно ли этого — неясно. Удивительно ли это — неясно. Но она есть, да. Много чего есть, с чем проще и выносимей. Ожиотаж + услышать. Бесполезность времени, я просто вижу как шагает по головам в зале бессмысленность. Все. Практически все будут хлопать. Потому что добрые и доверчивые. Я случайно задеваю резиной подошвы радиатор отопления. Получается красивый громкий звук. Катя Фролофф — организатор в пышной химзавивке и сланцах смотрит на меня, как на гопника. Все время выступления музыкант водил по большому барабану щеточкой. Отчего барабан не было слышно совсем. Все хлопали. Когда Кирилл Широков слушает музыку, он спонтанно резко покачивает головой и закрывает глаза. Он слушает внимательнее меня, слушает внимательнее зала. Он не разучился воспринимать в звуке чудо. По крайней мере, видно, что он имеет дело с вопросом крайне важным. Я имею дело с вопросом, который может быть интересен, кроме которого мало что есть. Разница настолько сильна, что он слышит, а я нет. Потому что слышать это жить, это верить в жизнь, это иметь отношение к проблеме смерти. Я не имею к ней отношения. Справа от меня постят гифки с котиками, играют в аркаду и перешептываются о делах дня. Тон становится выше и этим больше привлекает внимание, но не этих парней. Вижу кто-то записывает этот тон, направив рекордер ввысь, направив лицо в пол. Кто-то снимает монотонные движения музыканта на видео. Мне скучно. Я не могу больше отдаваться ни людям ни музыке. О смерти больше говорит лицо засыпающего на первом ряду. Благодаря музыке. Все хлопали. Музыка начинается более мрачная, много резонансов на нижних частотах. Я несколько раз вспоминаю слово сланцы и стараюсь не брызгать смехом. Уши почти закладывает. Пишут, что Люсье расширяет понимание музыки. Мне очень интересно слушать спецэффекты, когда вроде бы звук идет сзади, с галерки, будто там грузовик проезжает. Оборачиваюсь, ожидаю грузовик. Ощущение как в цирке на трюке с темным залом, круглым светом рампы. Мои старые порталы в мир иной, концерты заунывной и странной, манящей и тонкой музыки. С вами было хорошо. А без вас лучше. Потому что свинья дышит легче. Благодаря музыке. Если закрыть глаза и клюнуть носом, то биения средних синусов делают ушам минет. Высокое искусство. Красота. Эту музыку невозможно выкинуть из предпосылки «другого», но невозможно впихнуть и в ожидания этого «другого». Видимо, это то самое «современное» искусство. Закончилась, когда начала нравится по стокгольмскому синдрому. Все хлопали. Понятно какого «другого» я имел ввиду? Я имел ввиду искусство. Оно «другое». Или нет. Я причащаюсь высокой культурой, с великолепной помпезностью мне показывают произведение Q на уникальном фестивале, в нем микротоны и биения. И больше ничего о музыке в программке нет. Физика, идея, все остальное будет возникать в вас. Что во мне возникает? Все остальное. Маленькая страна. Кто мне расскажет, кто покажет, где она, где она? Для этой музыки необходима вера, что она важнее, красивее, живее, чем жизнь. Трубы раздаются, хотя тут нет труб. Вой, большие пространства, хотя зал маленький. Тучи, ливень и океанская глубина, хотя хочется пить. Раз, дверка открывается, раз, вваливаешься. Тепло. Все хлопали.

Для вас является проблемой отделение entertainment’а, вызванного нетривиальным физическими эффектами в ваших пьесах, и искусства, когда одно переходит в другое?

Нет, я просто вижу идею и претворяю ее в жизнь. Я не забочусь ни о чем другом. Что выходит, то выходит.