Ниже приводятся две статьи итальянского анархо-коммуниста Эррико Малатесты, в которых он пытается примирить два казалось бы противоположных течения в анархизме — коммунистический и индивидуалистический. Эти две статьи представляют эволюцию взглядов Малатесты на вопрос о преодолении разногласий между анархо-индивидуалистами и анархо-коммунистами, в которых итальянский анархист пытается нащупать почву для достижения между ними ценностного консенсуса. Первая статья была написана в 1924-ом, а вторая — 1926-ом, а потому по содержанию и периоду времени взаимосвязаны между собой, что делает необходимым ознакомление с каждой из них по очереди, если читатель желает уловить сущность эволюции взглядов Малатесты по теме преодоления идейных раздоров между коммунистическими и индивидуалистическими анархистами.

***********

ИНДИВИДУАЛИЗМ И КОММУНИЗМ В УЧЕНИИ АНАРХИЗМА

Июль 1924 г.

Саверио Мерлино пишет в первом номере «Pensiero e Volonta» («Мысль и Воля») [1]: «Анархисты всегда страдали и остались бессильными вследствие разногласия, никогда не прекращавшегося в их среде между индивидуалистами и коммунистами, которые так же далеки друг от друга, как северный полюс от южного, и сходятся лишь в одном пункте: в ненависти к парламентаризму».

По моему мнению, Мерлино преувеличивает, приписывая бессилие анархистов разногласиям между коммунистами и индивидуалистами. Когда случаи оказывались благоприятными для действия и, главным образом, когда хотели и могли сделать что-либо практическое, забыв о разногласиях, коммунисты и индивидуалисты (я говорю, конечно, о тех, кто были действительно анархистами и, следовательно, верными принципу «ни господ, ни рабов») снова боролись бок-о-бок. Бессилие анархистов зависело от множества других причин, особенно от отсутствия немедленно годной к применению практической программы, за исключением, конечно, тех общих обстоятельств, среди которых они были вынуждены действовать. Иными словами, дело заключается в том, что они смотрели на идеал и поэтому, вместо того чтобы воплощать свои идеи в жизнь, считали себя обязанными поторопить приближение революции.

Мерлино еще преувеличивает, когда пишет, что идеи коммунистов и идеи индивидуалистов (я все время говорю, конечно, об анархистах искренних и сознательных) диаметрально, противоположны: так могло бы показаться, если принять литературные и «философские» уклоны некоторых лиц всерьез; но на самом деле речь идет, чаще всего, о словесных недоразумениях.

Анархический индивидуализм потерпел несчастье излагаться часто лицами, которым не доставало какого бы то ни было анархического чувства: буржуазными литераторами, желавшими при посредстве парадоксов привлечь к себе внимание, чтобы иметь возможность с подобием успеха вступить в лоно официальной литературы; полуучеными и полуграмотными, которые хотели произвести впечатление; больными, которым чтение непонятной литературы повредило рассудок; наконец, и хуже всего, преступниками более образованными, и чтобы точнее выразиться, смышлеными, чем обычные преступники, чувствовавшими необходимость оправдать свои преступления теорией; в Италии эти последние, главным образом, окончили в недрах фашизма. Буржуазия, правительство и различные политические партии пользовались этими заблуждениями, чтобы клеветать на анархизм и слишком часто им удавалось вредить дискредитировать нас в глазах масс. Недоразумения и личные вопросы срывали дискуссии и часто приводили к расколам даже среди самих анархистов. Но все это не мешает тому, чтобы в своем существе, то есть в своих моральных движущих силах и в своих окончательных целях, анархизм индивидуалистический и коммунистический не были бы одним и тем же или почти одним и тем же.

Я настоятельно рекомендую прочесть книгу Э. Армана «Введение в анархо-индивидуализм» [2], которую товарищ Меникони перевел на итальянский язык. Это — важная и добросовестная книга, написанная одним из наиболее признанных среди анархо-индивидуалистов писателем, получившим среди них общее одобрение. И что же мы видим? Читая этот труд, спрашиваешь себя почему Э. Арман говорит постоянно об анархическом индивидуализме, как об особом учении, в то время, как он только то и делает, что излагает принципы общие для всех анархистов, каково бы ни было их направление. Э. Арман, любящий называть себя аморалистом, на самом деле написал нечто вроде руководства по анархической морали — нисколько не анархо-индивидуалистической, а анархической вообще. Даже более того, не просто по анархической морали, а по морали общечеловеческой, так как она основана на человеческих чувствах, делающих анархизм желанным и возможным.

Однако, сделав целый ряд оговорок по поводу сказанного Мерлино, приходится все же признать справедливым, что существование среди анархистов меньшинства, именующего себя индивидуалистами, является постоянной причиной разногласий и разобщенности.

Спокойное и беспристрастное рассмотрение вопроса об индивидуализме и коммунизме в учении анархизма является, следовательно, очень полезным в настоящий момент самой горячей умственной подготовки анархистов к будущему делу осуществления их целей.

Я сделаю это кратко с моей точки зрения, как коммуниста или ассоциациониста, а другой сделает, если захочет, с точки зрения индивидуалиста. (Я употребляю слово «ассоциационист» как синоним к слову «коммунист» не из–за желания плодить лишнюю терминологию, а из–за моего предположения, что анархо-коммунисты начнут постепенно отказываться от названия «коммунист» по причине того, что оно скомпрометировано и стало двусмысленным благодаря русскому «коммунистическому» деспотизму. Если так и случится, мы получим повторение истории со словом «социалист». Мы, будучи, по крайней мере в Италии, первыми приверженцами социализма, претендовавшими и претендующими и сейчас быть истинными социалистами в широком и человеческом смысле этого слова, в конце концов отказались от этого наименования во избежание всякого смешения с многочисленными буржуазными и авторитарными заблуждениями социализма. Так же, как и со словом «социалист», мы можем отказаться от названия «коммунист», опасаясь увидеть наш идеал свободного человеческого братства смешанным с отвратительным деспотизмом, который восторжествовал в России на известное время и который партия, вдохновленная русским примером, хотела бы навязать всем странам. Тогда явилась бы, возможно, необходимость в другом названии, служащим для отличения нас. Таким наименованием могло бы быть «ассоциационисты» или «общественники» или всякое другое слово подобного ж рода. Хотя, на мой взгляд, употребление слова «анархист» должно быть достаточным для обозначения наших взглядов).

Коммунисты предполагают или утверждают так, словно они предполагают, что (анархо-) индивидуалисты отвергают всякую идею объединения, желают борьбы человека с человеком и господства более сильного, что поставило бы их не только вне рамок анархизма, но и вне человечества и гуманистической морали вообще. (Подобные и другие еще хуже идеи поддерживались от имени индивидуализма, но без приставки «анархо-»).

На самом деле коммунисты видят в свободно принятом коммунизме следствие братства и лучшую гарантию личной свободы. А индивидуалисты, те среди них, кто действительно являются анархистами, считают себя антикоммунистами, так как они боятся, чтобы коммунизм не подчинил личность номинально тирании коллектива, которая в действительности тирании партии или касты, сумевшей, под предлогом управления, захватить власть и распоряжаться ресурсами и средствами, а следовательно, и людьми, которым эти ресурсы и средства необходимы для жизни. Вот почему они хотят, чтобы каждая личность и группа могли свободно заниматься своей деятельностью и свободно собирать плоды их труда в условиях равенства с другими личностями и группами, сохраняя с ними справедливые отношения.

Если это так, то становится ясно, что существенной разницы нет.

Только, согласно коммунистам, справедливость по природе своей не осуществима в индивидуалистической строе, а следовательно, и свобода. Равно невозможно достичь справедливости в самом начале — при положении вещей, в котором каждый человек, рождаясь, находился бы в тех же самых равных условиях развития, с доступными всем средствами производства и мог бы самореализовываться в обществе более или менее удовлетворительно, наслаждаясь более или менее полноценной и счастливой жизнью в соответствии со своими способностями и стремлениями.

Если бы весь земной шар находился в равных климатических условиях, если бы почва была повсюду равно плодородна, если бы сырой материал был повсюду распределен и находился бы под рукой, если бы работа прошлых поколений поставила бы все страны в равные условия, если бы народонаселение было бы одинаково распределено на поверхностности обитаемой земли, можно было бы понять, что всякий (личность или группа) нашел бы землю, инструменты и сырой материал, чтобы работать и производить в независимости, никого не эксплуатируя и не будучи эксплуатируемым. Но условия, созданные природой и историей таковы, что нельзя себе представить, как установить равенство и справедливость между тем, кто получит бесплодный кусок земли, требующий много труда при скудном сборе, и тем, кому попадется плодородный, удобно расположенный участок; или между жителем хижины, затерянной в горах или болотах, и жителем города, обогащенного множеством поколений всеми произведениями культуры и человеческой деятельности.

С другой стороны, возможно ли установить теперь же коммунизм, как основу общественной жизни? Был ли бы он принят людьми, воспитанными на истории, полной борьбы между народами, классами, личностями, где каждый должен был думать о себе, чтобы устоять и не быть раздавленным другими? И при теперешнем состоянии общественной морали не привело бы это эксплуатации лучших и честных худшими и бесчестными? И даже если предположить, что люди захотели бы коммунизм, то как применить его в настоящее время на обширной территории всего мира или даже одной страны без того, чтобы не создать ужасного централизма и не очутиться в лапах многоголовой и неизбежно невежественной и угнетательской бюрократии?

Из всего только что сказанного и всего, что можно было бы еще сказать, я заключаю так же, как и заключали всегда истинные анархисты, что не следует рассматривать желания и стремления как незыблемые догмы, вне которых нет спасения.

Коммунизм — наш идеал.

Мы коммунисты, поскольку коммунизм представляется нам наилучшим способом общественной жизни, таким, при котором может полностью осуществиться человеческое братство, любовь и полезность человеческих усилий в деле завоевания природных благ. Вот почему мы должны пропагандировать принцип коммунизма, применять его повсюду и во всех видах деятельности, где это только возможно, показывая коммунизм как пример практики и используя опыт его применения для жизни всего общества. А в остальном доверимся свободе, которая всегда остается нашей целью и средством человеческого прогресса.

Примечания редактора английского перевода:

1. Саверио Мерлино (1858-1930) был современником Малатесты, и они оставались друзьями до самой смерти Мерлино в 1930 г., несмотря на то, что он уже много лет назад перестал называть себя анархистом и стал своего рода социал-демократом, который, как пишет Малатеста в некрологе о своем друге, «в своих намерениях и надеждах стремился объединить все передовые партии и группы», в том числе и анархистов, хотя он и заявлял о своей поддержке парламентских выборов и, по словам Малатесты, «вступил в неаполитанскую секцию Социалистической партии».

2. Э. Арман (1872-1962) — анархо-индивидуалист, долгое время был редактором индивидуалистического журнала «L’En Dehors».

Комментарии от переводчика на русский из журнала «Волна»:

Должен искренне сознаться, что статья Малатесты меня очень смущает своей недоговоренностью, некоторой — весьма вредной — расплывчатостью. Затронут же им вопрос чрезвычайно интересный, высказаны им несколько интересных мыслей, но не хватает главного: вывода.

И еще: Малатеста утверждает вполне правильно, с моей точки зрения, что бессилие анархистов зависело и «от отсутствия немедленно годной к примирению практической программы». Казалось бы, эту мысль жизненно необходимо развить, углубить и растолковать. Но Малатеста, извиняюсь за выражение, как бы испугался своей собственной храбрости. Он как бы замял вопрос… Мне далеко, признаться, не ясно, что он думает, когда говорит в конце статьи: «А в остальном доверимся свободе, которая всегда остается нашей целью и средством человеческого прогресса». Пожалуй, красиво сказано, но… не ясно.

Источник:

Русский перевод статьи взят из периодического издания «Волна» (ежемесячный орган федерации анархо-коммунистических групп), номер 58, октябрь 1924 года, ст. 5-7.

***********

КОММУНИЗМ И ИНДИВИДУАЛИЗМ

Апрель 1926 г.

В своей недавней статье Неттлау утверждает, что причина или, по крайней мере, одна из причин того, что после стольких лет пропаганды, борьбы и жертв анархизм до сих пор не смог увлечь огромные массы людей и вдохновить их на восстание заключается в том, что анархисты двух течений — коммунистического и индивидуалистического — выдвинули свои собственные экономические теории как единственное решение социальной проблемы, в результате чего не сумели убедить людей, что их идеи реализуемы.

Я искренне считаю, что основная причина нашей неудачи связана с тем, что в существующих условиях — то есть в данных нам материальных и моральных обстоятельствах, где массы трудящихся и нерабочие, но всё равно вовлечённые в созидание благ, страдают от одной и той же системы общественных отношений — наша пропаганда может иметь лишь ограниченное влияние, а в некоторых крайне плачевных местах и среди наиболее бедственных слоёв населения — вообще не оказывать никакого. Я убеждён, что только при изменении текущей ситуации, когда она станет более благоприятной для нашей агитационной деятельности (подобное иногда может произойти в революционное время и только благодаря нашим собственным усилиям), наши идеи будут завоёвывать всё большее число людей и повышать вероятность их практического воплощения. Разделение на коммунистов и индивидуалистов мало относится к этому, поскольку оно интересует лишь тех, кто уже является анархистом, или незначительное меньшинство потенциальных анархистов.

Но тем не менее верно, что полемика между индивидуалистами и коммунистами часто отнимала у нас много сил. Она мешала, даже когда это было возможно, развитию искреннего и братского сотрудничества между всеми анархистами и вносила раздоры среди тех, кто, если бы они были едины, присоединился бы к нам из–за нашей страстной любви к свободе. Поэтому Неттлау не зря отстаивает достижение гармонии между анархистами и показывает, что для наступления настоящей свободы, то есть анархии, должна существовать возможность выбора, где каждый имеет возможность устроить свою жизнь так, как ему удобно, будь он сторонником коммунистического или индивидуалистического анархизма, или какой-то смеси того и другого.

Но Неттлау, на мой взгляд, ошибается, полагая, что различия между анархистами, называющими себя коммунистами, и теми, кто называет себя индивидуалистами, действительно основаны на том, как каждый из них представляет себе экономическую жизнь (производство и распределение) в анархическом обществе. В конце концов, это вопросы, касающиеся далёкого будущего; и если верно, что идеал как конечная цель — это маяк, который направляет или должен направлять нашу деятельность, то ещё более верно, что больше всего согласие и несогласие между людьми определяет не то, что мы хотим делать завтра, а то, что мы делаем и хотим сделать сегодня. Как правило, мы лучше ладим и больше заинтересованы в том, чтобы ладить с попутчиками, идущими тем же путём, что и мы, но преследующими другие цели, чем с теми, кто, хотя и говорит, что хочет добраться туда же, куда и мы, но идёт противоположной дорогой. Так сложилось, что анархисты разных направлений, несмотря на то, что в принципе стремятся к одному и тому же, в повседневной жизни и своей пропаганде оказываются в жесткой оппозиции друг к другу.

Учитывая основополагающий принцип анархизма, что никто не должен желать и иметь средства угнетать других и заставлять их работать на себя, то становится очевидно, что анархизм допускает все и только те формы жизненного устройства, которые уважают свободу и признают за каждым человеком равное право пользоваться благами природы и продуктами своей собственной деятельности.

Для анархистов неоспорим тот факт, что реальным, конкретным созданием, обладающим сознанием, которое чувствует, страдает и радуется, является личность и что Общество, будучи далеко не первостепенным по отношению к личности, является инструментом и её слугой. Общество должно быть не более чем союзом объединённых мужчин и женщин ради всеобщего блага. И с этой точки зрения можно сказать, что мы все индивидуалисты.

Но для того чтобы быть анархистами, недостаточно просто стремиться к освобождению отдельного человека. Мы должны стремиться к освобождению всех. Недостаточно восстать против угнетения. Мы также должны отказаться быть угнетателями. Мы должны понять, какие естественные и желанные узы солидарности связывают человечество, любить своих ближних и испытывать душевную боль при виде тяжких мук окружающих нас людей. И это вопрос не экономики, а вопрос чувств или, как его теоретически называют, вопрос этики.

Такие принципы и чувства, несмотря на некоторые различия в выражающих их формулировках, являются общими для всех анархистов. Следовательно, суть заключается в том, чтобы найти такие решения практических проблем жизни, которые в наибольшей степени уважают свободу всех людей и удовлетворяют наши чувства любви и солидарности.

Анархисты, называющие себя коммунистами (и я отношусь к их числу), являются коммунистами не потому, что хотят навязать свой личный взгляд на мир или считают его единственным средством спасения, а потому, что они убеждены и будут убеждаться дальше, если не появятся доказательства обратного, что чем больше мужчин и женщин объединено в товарищества и чем теснее их сотрудничество друг с другом, тем большим будет благосостояние и свобода их всех. Они считают, что даже там, где люди освободились от человеческого гнёта, они по-прежнему подвержены воздействию враждебных сил природы, которые они не могут преодолеть самостоятельно, но которые они могут контролировать и превратить в средства своего благополучия с помощью сотрудничества с другими людьми. Человек, желающий удовлетворить свои материальные потребности собственным трудом, становится в конце концов его рабом. Так, например, крестьянин, желающий в одиночку обрабатывать участок земли, отказывается от всех преимуществ кооперации и тем самым обрекает себя на жалкую жизнь: он не знает ни отдыха, ни путешествий, ни учёбы, ни общения с внешним миром… ни возможности всегда утолить свой голод.

Глупо думать, что некоторые анархисты, называющие себя коммунистами, хотят жить как в монастыре, подчиняясь общему режиму однообразного питания, одежды и т.д. Но столь же абсурдно было бы думать, что они стремятся делать всё то, что хотят, не считаясь с нуждами и правами других на равную свободу. Всем известно, например, что Кропоткин, один из самых пылких и красноречивых пропагандистов коммунизма, был в то же время великим приверженцем независимости личности, страстно желая, чтобы каждый мог свободно развивать и удовлетворять свои художественные предпочтения, посвящать себя научным исследованиям и находить средства гармоничного объединения ручного и умственного труда, чтобы каждый человек смог стать личностью в самом возвышенном смысле этого слова.

Кроме того, коммунисты (анархистского толка) считают, что из–за естественных различий в плодородии, здоровье и расположении почвы невозможно обеспечить каждому человеку равные условия труда. В то же время они осознают огромные трудности, связанные с осуществлением на практике всеобщего добровольного коммунизма, который они считают высшим идеалом освобождённого и объединённого в товарищества человечества. Поэтому они пришли к выводу, который можно выразить следующим образом: чем вероятнее коммунизм, тем вероятнее индивидуализм — тем возможнее наибольшая солидарность для наслаждения наибольшей свободой.

С другой стороны, индивидуализм (анархистской направленности) является реакцией против авторитарного коммунизма — первой в истории концепции, представшей перед человечеством в виде рационального и справедливого общества и повлиявшей в той или иной степени на все последующие утопии и попытки их практического воплощения — который во имя равенства препятствует развитию и существенно умаляет человеческую личность. Индивидуалисты придают наибольшее значение абстрактному понятию свободы и не учитывают, что реальная, конкретная свобода — это результат солидарности и добровольного сотрудничества. Было бы несправедливо считать, что индивидуалисты стремятся лишить себя преимуществ сотрудничества и обречь себя на абсурдное отшельничество. Они, безусловно, согласны, что работать в одиночку неэффективно и что человек, чтобы обеспечить себе материальное благополучие и возможность наслаждаться всеми благами цивилизации, должен либо прямо или косвенно эксплуатировать чужой труд и наживаться на страданиях трудящихся, либо объединиться со своими товарищами и делить с ними все тяготы и радости жизни. А поскольку, будучи анархистами, они не могут допустить эксплуатации одних другими, они неизбежно должны согласиться с тем, что для того, чтобы быть свободными и жить полноценно как люди, они должны принять ту или иную степень и форму добровольного коммунизма.

Поэтому в экономической области, где, по-видимому, и коммунисты и индивидуалисты расходятся во мнениях, примирение должно быть быстро достигнуто путём совместной борьбы за условия истинной свободы, а затем с помощью предоставления каждому свободы в решении практических проблем жизни. Дискуссии, исследования, теории и даже конфликты между различными течениями — всё это послужит нам положительным опытом совместного творчества, столь необходимого для подготовки к решению будущих задач.

Но почему же, если в экономическом вопросе различия незначительны и легко преодолимы, между теми, кто, как утверждает Неттлау, столь близок друг к другу по своим стремлениям и идеалам, возникают постоянно конфликты, переходящие иногда в откровенную вражду?

Как я уже отмечал ранее, разногласия по поводу будущего экономического устройства общества не являются реальной причиной этого стойкого раскола, который, скорее, провоцируют и поддерживают более важные и, прежде всего, более актуальные раздоры по морально-политическим вопросам.

Я не говорю о тех, кто называет себя анархо-индивидуалистами из–за самых гнусных буржуазных побуждений, полных ненависти к человечеству, равнодушия к страданиям других и желаний господствовать над всеми. Не говорю я и о тех, кто называет себя анархо-коммунистами, но по сути своей являются глубоко авторитарными людьми, считающими себя обладателями абсолютной истины и единственными, кто имеет право навязывать её всем остальным.

Коммунисты и индивидуалисты часто совершают ошибку, принимая и признавая своими товарищами тех, кто имеет с ними только внешнее сходство во фразеологии и риторике.

Я же говорю о тех, кого считаю настоящими анархистами. Таких анархистов разделяют разногласия по многим вопросам, имеющим реальное и актуальное значение. Многие из них, как правило чисто из–за привычки, причисляются к коммунистам или индивидуалистам даже без детального рассмотрения их взглядов относительно будущего общества.

Среди анархистов есть революционеры, которые считают, что насилие, поддерживающее существующий порядок, должно быть побеждено насилием с целью создания условий для свободного развития личности и коллектива; а есть просветители, считающие, что социальные изменения возможны только благодаря изменению духовного склада личности через образование и пропаганду. Есть также сторонники непротивления злу насилием или сторонники пассивного сопротивления, которые отказываются от насилия даже в тех случаях, когда оно служит в качестве самообороны. Есть и те, кто признаёт необходимость насилия, но расходятся во мнениях относительно характера, масштабов и границ этого насилия. Существуют разногласия по поводу отношения анархистов к профсоюзам, автономных организаций или отрицания некоторыми анархистов любых форм организации. Анархисты также постоянно или спорадически расходятся во мнениях по поводу взаимоотношений анархистов с другими революционными или оппозиционными организациями.

Именно по этим и подобным проблемам нам необходимо прийти к взаимопониманию, а если выяснится, что прийти к единому согласию невозможно, то нужно научиться терпимо и с пониманием относится друг к другу. Если консенсус достижим — работать вместе, а если нет — позволять друг другу действовать так, как вы считаете нужным, не вмешиваясь в деятельность несогласных с вами.

В конце концов, если так задуматься, то никто не может быть всегда полностью уверенным в собственной правоте. Все когда-то в чём-то ошибаются.

Перевод: Денис Хромый

Источник: https://theanarchistlibrary.org/library/errico-malatesta-communism-and-individualism