Create post
Книжный магазин «Додо». Книги, которые не дают нам покоя

Магия свободного взгляда. Олег Кашин о фотографиях Евгения Фельдмана

Natalie Stelmashchuk
Фото: Евгений Фельдман
Фото: Евгений Фельдман

Фотограф Евгений Фельдман в течение года ездил по разным штатам Америки, снимая и политические события президентской кампании, и обычную жизнь людей, которые невольно оказались свидетелями переломного момента в истории страны. В альбоме «Супервторник и другие дни недели» хроника предвыборной гонки соединяется с сюжетами из обыденной жизни американцев в 8 городах 8 штатов — от Питтсбурга до Сан-Франциско и от техасской глубинки до небоскрёбов Нью-Йорка.

18 апреля в московском книжном магазине «Додо» состоится открытая встреча с Евгением Фельдманом, где он представит свою книгу и расскажет, что о сегодняшней Америке смог увидеть изнутри.

С разрешения издателей публикуем предисловие к альбому «Супервторник и другие дни недели» Олега Кашина.

Фото: Евгений Фельдман
Фото: Евгений Фельдман

Фельдман снимает кино. Я не уверен, что это звучит как похвала для фоторепортера, но чувство фильма возникает практически сразу же и никуда не девается до последней страницы: на обочине сидит девушка головой в колени, о чем-то разговаривают расфокусированные полицейские, или просто какой-то пейзаж, ветряк, торчащий над старыми деревянными телеграфными столбами, каких много в Америке, индустриальный силуэт с двумя фабричными трубами в сумерках — глупо пересказывать фотографии, а кино, наоборот, создано для пересказывания, особенно американское, которое, при всем уважении к европейскому фестивальному стандарту, давно стало эталонным и превратилось в язык.

Фельдман говорит на этом языке, и у него получается — без акцента. Стандарт русского кино на американском материале у нас ведь тоже есть, хотя многие уже забыли фильмы Рижской киностудии с «Нивами», замаскированными под американские джипы, и прибалтийскими мужчинами, сосредоточенно грызущими спичку, символизирующую их шерифский статус. Это было провинциальное копирование голливудских штампов, и это выглядело жалко, но сложившийся набор штампов опасен не только тем, что штампы самовоспроизводятся, но и соблазном сыграть в антиштамп — вы привыкли вот так, и тогда я вам сделаю все наоборот, чтобы вы удивились; удивляться в результате нечему, антиштамп остается штампом. Фельдман, работая над книгой, читал советские тексты в этом жанре — от «Одноэтажной Америки» Ильфа и Петрова до «Лицом к лицу с Америкой», написанной пресс-службой Хрущева. Их не так много, но штамп есть и там — всегда через всю книгу должна идти дорога, соединяющая одинаковые маленькие города, из которых, согласно штампу, состоит настоящая Америка. Дорога Фельдмана, наоборот, соединяет американские мегаполисы, но, что важнее (спишем и это на эффект кино), она пролегает не по пространству, а по времени, и неизвестно, что сильнее, время или пространство, — по-моему, этого сейчас не понимает и сама Америка, достигнувшая в 2016 году вершин политического технологического искусства в очередной президентской кампании и неожиданно опрокинувшаяся прямиком в историю. Драматическое крушение той-что-должна-была-победить и прорыв того-кто-побеждать-был-не-должен в считаные недели поставили страну в принципиально новые исторические условия, и все это происходило на глазах у Фельдмана, который, конечно, мог бы сделать из увиденного идеальный репортаж, но предпочел сделать эту книгу.

Фото: Евгений Фельдман
Фото: Евгений Фельдман

Тут, наверное, уже нет ни американской, ни русской специфики — это общечеловеческий феномен репортерства, которое только тогда чего-то стоит по-настоящему, когда оно подкреплено амбициями, но вот какими — этого вам никто не скажет, потому что никто не знает. Есть масса формальных версий, подкрепленных практикой, — репортер хочет стать и становится редактором, или пиарщиком, или писателем, или политиком, но каждый раз обнаруживается что-то не то, как будто это какое-то проклятие, профессия безусловно воспринимается как промежуточное звено в каком-то большом пути, но нащупать этот путь, не ошибившись, просто невозможно. Я, давно уже бывший репортер, не нашел его и, может быть, поэтому с такой надеждой смотрю на Фельдмана и на произведенное им материальное свидетельство найденного пути — собственно, эту книгу. Я, мне кажется, понимаю, как устроен текст, и я вижу, как текст Фельдмана из поясняющего дополнения к фотографиям превращается в самостоятельную сущность, заслуживающую прочтения не из вежливости, а потому что интересно.

Приведенная в движение история всегда обнажает свою первооснову. Для Америки это — фронтир, освоение пространств на стыке даже не цивилизаций, а стихий. Русский журналист десятых годов сам по себе человек фронтира, ежедневно выдерживающий давление не очень приятной российской реальности. Давление среды выталкивает журналиста куда-то туда — пессимист скажет, что на обочину, оптимист (я оптимист) скажет, что на фронтир, на стык политики и истории, а в случае Фельдмана еще и географии.

Соприкосновение с чужой средой дает возможность выяснить, чего ты на самом деле стоишь, конвертируем ли ты, адекватен ли невыдуманной реальности. Фельдман это испытание выдерживает, кажется, просто не задумываясь о нем — мне, русскому под сорок, сегодняшние русские под тридцать (Фельдману двадцать шесть) кажутся каким-то совсем невероятным поколением, по умолчанию находящимся в общемировом, а не только в русском, как мы, контексте. Фельдман эту догадку подтверждает. Зная, как он работает с российским материалом, я вижу, что американский материал не требует от него никакого переключения, и это заражает невероятным чувством свободы — просто посмотрите на фотографии из этой книги глазами члена жюри фотоконкурса о свободе. Окажется, что лишних фотографий тут нет и каждую можно объяснить в том духе, что всех — и нарисованного Супермена на фабричной стене, и человека в мусульманской одежде, тянущегося за кетчупом в кафе, и продавщицу с лопатой у какой-то витрины — всех их увидел человек, свободно перемещающийся между русским и американским контекстами и потому способный видеть именно то, что есть, а не то, что он или, еще хуже, мы хотим увидеть.

Магия свободного взгляда — это действительно нечто, выходящее за пределы обычной репортерской практики. Она разрушает замкнутое пространство профессии, превращая реальность в материал для неважно какого — хоть художественного, хоть научного — исследования, смешивает иронию и пафос, открывает новое небо и новую землю, по которой уже не Америка, а само человечество идет непонятно куда. Но и эта непонятность тоже почему-то становится преимуществом, потому что люди, которым кажется, что они все поняли, в конечном счете всегда оказываются неправы.

Фельдман снимает кино. Не роуд-муви, не комедию и не нуар, но и все сразу одновременно — балансирование на грани всех жанров дает преимущество и репортеру, и художнику, да и просто человеку, которому есть что сказать и который привык думать. Фельдман думает. Фельдман говорит. Фельдман снимает.

Фельдман снимает Америку, мы видим ее его глазами, и в какой-то момент оказывается, что не имеет значения, похожа она на Россию или не похожа (об этом как раз было много споров во время президентской кампании, и мы с Фельдманом тоже спорили, я говорил, что да, он — что нет). В этих образах и в этом языке до такой степени нет ничего чужого, что начинает казаться, будто мы сами живем в этой Америке.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Natalie Stelmashchuk

Author

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About