Кропоткина и других сторонников анархо-коммунизма нередко упрекают за то, что они якобы игнорируют извечное противоречие между обществом и человеческой личностью. Иные философы заявляют, что противоположность между групповыми и индивидуальными устремлениями и интересами, дескать, в конечном счете, непреодолима, и здесь, в лучшем случае, возможно лишь некое сосуществование, с минимальными потерями. Петра Алексеевича подозревают в стремлении подчинить личность обществу и, соответственно, в умалении личности. В этом смысле можно считать типичным упрек, сформулированный современным российским исследователем философии анархизма Петром Рябовым, который утверждает, что у Кропоткина личность остается чем-то второстепенным, функцией «подлинных героев» — «Природы и Науки», неким «сознательным автоматом», мало чем отличающимся от животных. Даже если «этому автомату будет предоставлена неограниченная свобода действий — все равно он будет делать то же, что и другие». По мнению историка философии, Кропоткина привлекают «прежде всего солидарность, общность и равенство, а свобода и личность отходят на второй план»[1].

Рябов предъявляет Петру Алексеевичу обвинение в игнорировании «внутреннего рабства масс», в идеализации «народного инстинкта» и традиционных объединений людей — рода, племени, общины, вольного города и т.д. Этот упрек также не нов. Еще историк анархизма Макс Неттлау полагал, что Кропоткин якобы «потерял надежду на всеобщность борьбы и уверовал в древнейшую форму связи между людьми, в связь между дружественно настроенными соседями»[2]. Другой известный исследователь анархизма, Пол Аврич, в своих «Анархистских портретах» повторяет это мнение: он считает, что Кропоткин «игнорировал проблему принуждения внутри небольших сообществ в целом», и «извечный вопрос об отношениях личности и общества, далеко не решенный в анархистском тысячелетии Кропоткина, остается таким же тернистым, как и прежде»[3]. Советская исследовательница творчества Бакунина и Кропоткина, Наталья Пирумова также пишет, что Петр Алексеевич абстрагируется от «индивидуального фактора» и сосредотачивается «исключительно на психологии и творчестве масс»[4].

Заметим, что все эти критические высказывания в адрес представлений Кропоткина о личности, имеют определенную идеологическую подоплеку. Они восходят к тем общим обвинениям в адрес теорий анархистов-коммунистов, с которыми выступали многие анархисты-индивидуалисты конца 19 — начала 20 веков. В основе их лежало, повторим, представление дихотомического характера, в соответствии с которым личность и общество пребывают в неизбежном конфликте. Гармония между ними невозможна — возможен лишь примат того или другого. Либо общество подавит личность, либо личность утвердит свою свободную волю, даже вопреки другим людям и их интересам.

Такую постановку вопроса, например, можно увидеть в одной из работ теоретика анархизма-индивидуализма Алексея Борового:

«С того момента, как человек, по гениальному выражению Аристотеля, стал Ζωον πολιτιχόν — общественным животным, в жизнь его вторглось могучее противоречие, долгие столетия терзавшее умы и сердца лучших людей и ставшее, наконец, истинной трагедией человеческого духа. Это мучительное противоречие есть противоречие между личностью и обществом. Что святее, что выше, что драгоценнее: интересы личности или интересы общества — вот вопросы, мрачным фатумом встававшие на всем протяжении человеческой истории. Конечно, каждая эпоха, каждый общественный строй налагали свою неизгладимую печать на человеческое миросозерцание. Отсюда их бесконечное разнообразие. Одни и в далекое время от нас и сейчас отдавали себя на служение идее прав личности; высшим этическим законом провозглашали принцип свободы; в их глазах личность с ее оригинальными целями, стремлениями, интересами стояла выше общества. Они предпочитали говорить более о правах личности, чем об ее обязанностях. […] Другие, наоборот, видели и видят в личности лишь средство; целью для них является общество; в их глазах этический принцип равенства, братства, солидарности совершенно заслоняет принцип свободы; даже в тех случаях, когда они сами признают, что общественный прогресс невозможен без соответствующего расширения индивидуальных прав, они все же не задумываются пожертвовать личностью ради всепоглощающего Молоха, называемого обществом. Так пробились в жизни два могучих течения: индивидуалистическое и социалистическое»[5].

В принципе, такое понимание ближе к либерально-капиталистической картине мире: индивиды руководствуются, в первую очередь, своими эгоистическими интересами, конкурируя друг с другом, и самое лучшее, что может получиться — это установление некоего равновесия между ними.

Мы попытаемся показать, что обвинения в умалении или игнорировании человеческой личности, которые выдвигают в адрес Кропоткина, неправомерны. К его идеям эти вымыслы не имеют никакого отношения.

Прежде всего, стоит разобраться, действительно ли Кропоткин идеализировал народные массы. На этот вопрос он ответил в 1896 г. в письме к датскому писателю и критику Георгу Брандесу. «… Нимало не обольщаясь насчет моральных качеств простого народа, отнюдь не считая их честнее и добрее, нежели образованное меньшинство, я всегда поражался народному здравому смыслу и нравственному чутью, проявляемым в принятии решений (в селении, в группе и т.п.), если этим людям приходилось отвечать на вопросы, доступные их пониманию», — пишет Петр Алексеевич[6]. Как видим, анархист вовсе не утверждает, что «народ всегда прав». Он говорит лишь, что люди, накопившие опыт решать сообща вопросы собственной жизни, обыкновенно достаточно компетентны для этого и, действуя самоуправляемо, придут к лучшим результатам, чем любая государственная власть или любой «благодетельный» правитель!

А справедлив ли упрек в том, что Кропоткин игнорировал иерархические стороны в традиционных социальных сообществах и структурах? Действительно, он не подчеркивает этот момент в своих работах. Но в то же время, достаточно прочитать хотя бы книгу Петра Алексеевича о «Взаимопомощи» (например, главу о вольных городах), чтобы убедиться в том, что он прекрасно видел, как усиление внутренней иерархии и ее нарастание, приведшие к укреплению отношений власти и частной собственности, вели также к кризису и распаду общинных структур.

Да, мыслитель-анархист делал упор в своих работах на значении общественного начала. Это было понятно и естественно: ведь главная полемика в его время велась как раз с капиталистическим и властническим индивидуализмом. Критику Макса Штирнера, Фридриха Ницше, Бенджамина Такера и их последователей можно обнаружить на страницах ряда трудов Петра Алексеевича, например, в книге «Современная наука и анархия». Но Кропоткин отнюдь не игнорировал вопрос о свободе человеческой личности. Наоборот, эта свобода была для него, как анархиста, краеугольным камнем и главным мотивом всего его мироздания, в котором изначально подчеркивалось роль «единичного», «отдельного».

Кропоткина обыкновенно относят (вслед за ним самим) к представителям позитивистской философии. К сожалению, при этом обыкновенно не обращают внимание на глубинные корни его философских представлений. Между тем их можно проследить в прошлом вплоть до так называемых номиналистических воззрений Средневековья. Согласно им, в реальности существует именно «единичное», «отдельное»; любое общее понятие есть, в конечном счете, лишь «имя» (nomen). Для Кропоткина любое «общее» (от Вселенной до отдельной вещи или отдельного организма) есть соединение (как он говорил, «федерация») отдельных, автономных частей. В этом смысле человеческое общество по Кропоткину — это всегда и везде объединение индивидов, человеческих личностей. Как бы ни рассуждал он о важности общности, взаимодействия, соединения, Кропоткин уже в силу самих своих философских представлений исходил из того, что первично автономное «отдельное», первична сама человеческая личность.

Однако он прекрасно понимал и другое. Взаимоотношения между отдельными частями общего могут быть очень разными. Они могут строиться на иерархии, на недобровольном и принудительном соединении. Таково общество, управляемое и удерживаемое вместе государством. Они могут строиться на взаимной борьбе между эгоистическими частями, преследующими собственные интересы. Таковы рынок и капитализм. И, наконец, они могут быть основаны на гармонии, отсутствии иерархии, на взаимопомощи и совместной деятельности ради интересов всех и каждого. Или, как говорят анархисты, на «свободном договоре».

Свой взгляд на проблему индивидуальности Петр Алексеевич сформулировал наиболее ясно в письме к Максу Неттлау, написанном им 5 марта 1902 года. Он доказывает, что эгоистический и «человеконенавистнический» индивидуализм, лежащий в основе капитализма и власти, по сути дела, глубоко враждебен человеческой личности и ее свободе, антииндивидуалистичен. Ведь преследуя только свои узкие эгоистические интересы, человек, в конечном счете, оказывается несвободным. Здесь Кропоткин как бы предвосхищает сартровскую критику «антифинальности»: несогласованные, нескоординируемые действия индивидов приводят к стихийному «среднему» результату, который не соответствует желанию и воле каждого из участников социальных отношений. Это также одна из форм несвободы, гетерономии, только устанавливаемая не властной иерархией, а безликой «невидимой рукой».

«…То, что до сих пор называли “индивидуализмом”, — писал Кропоткин Неттлау, — было всего лишь глупым эгоизмом, ведущим к умалению личности. Глупый, ибо это не был индивидуализм. — Он не привел к намеченной цели: к полному, широкому и возможнейшему развитию личности». Индивидуализм королей, аристократов, эстетов, буржуа, социал-дарвинистов, ницшеанцев и даже тех или иных анархистов — ложный. «Буржуа (…) установил, что для процветания личности необходимы рабы и угнетение других (не его самого и т.п.), результатом чего оказывается уменьшение индивидуальности, характерное для современного буржуазного общества». Такой эгоизм в действительности препятствует позитивной свободе, поскольку уничтожает то, «что необходимо для дальнейшего развития личности», не позволяя людям строить отношения на равных, без иерархии и свободно договариваться друг с другом о совместных действиях на основе взаимопомощи. Мыслитель предрекает появление «индивидуализма будущего», который станет «высшим выражением личности». Он «в скором времени превратится в идеал философии (…), — предсказывал Кропоткин. — Это будет нечто вроде individualismus или personalismus или pro sibi communisticum [коммунистическое для-себя, — В.Д., Д.Р.], который, я вижу, приближается и который я постараюсь обосновать со временем». Это «личность, которая достигла наивысшего развития через наивысшую коммунистическую общительность в том, что касается ее исходных потребностей и ее отношений с другими людьми в целом»[7].

Иными словами, для Кропоткина речь вовсе не идет о «примате коллективного», не о подчинении личного групповому и общественному. То общество, за которое он выступал и боролся, должно было быть добровольной федерацией свободных индивидов, в которой отдельные люди имели все возможности для полной самореализации и на основе солидарности и взаимопомощи свободно договариваться с другими о тех совместных действиях, которые требовали их общих усилий и которые каждый не мог совершить в одиночку. Такое общество не было уже машиной, подавляющей отдельного человека, не становилось спрутом, который охватывал, обволакивал, удушал, подчинял индивида, диктуя ему «сверху» или «сбоку», что тот должен делать. Нет, оно являлось союзом людей, находящих общий язык друг с другом на равных. Идеалом Кропоткина не был ни самодовольный индивид, эгоистически попирающий других, ни сообщество, растворяющее всех своих членов в сверхличностном «надо». Этим идеалом была равноправная гармония между личностью и обществом…

Эту систему отношений в письме Варламу Черкезову от 4 октября 1902 г. Кропоткин называет individualismus communisticus — КОММУНИСТИЧЕСКИЙ ИНДИВИДУАЛИЗМ. Развивая эту мысль, Кропоткин утверждал: «Высоко развитым индивидом нельзя стать вне коммунистической жизни. Подобно тому, как отшельник не может стать высоконравственным, так точно и индивидуалист не может стать высоко развитой индивидуальностью. Индивидуальность развивается только в столкновении со множеством людей, окунаясь в жизнь всех, близких и мировую, — чувствуя, борясь, работая». Подвергая критике Ницше и представление ницшеанцев о сверхчеловеке, Кропоткин заявляет о намерении в своих трудах будущего показать «тип действительно могучего индивида» и дает характеристику свободной личности будущего: «Ему сам чорт не брат; но работа раба ему не нужна, рабства он не выносит, оно ему органически противно, как русскому нигилисту; даже простое неравенство ему неприятно, а потому ему претит и женщина покорная, […] и товарищ, холопствующий перед “наукой”, […] ему тошно видеть и dock labourer, несущего тяжести, и miner, потерявшего образ человеческий и т.д. и т.д. Вот это индивид»[8].

Тенденция в развитии человеческого общества, основанная на глубинных инстинктах и все более осознанной социальной и солидарной самоорганизации, утверждал Кропоткин, создает условия для освобождения человеческой личности и ее полной самореализации во всех областях в форме свободной федерации равных (но индивидуально различных!) людей на основе безвластия и коммунистических экономических отношений. Сам Кропоткин неоднократно подчеркивал значение анархического индивидуализма для развития либертарных идей и их распространения. Прежде всего, индивидуализм способен дать прививку от различных форм авторитарных отношений. Кропоткин подчеркивает «большое значение критики, которой анархисты-индивидуалисты подвергают своих собратий коммунистов: они предостерегают нас от увлечения центральной властью и чиновничеством и заставляют нас постоянно обращать нашу мысль к свободной личности как источнику всякого свободного общества». Борьба за ниспровержение различных форм угнетения личности и авторитарных общественных институтов, полагал он, едина для анархистов-индивидуалистов и анархистов-коммунистов: «Индивидуалистическое направление в анархии имеет, конечно, главным своим основанием желание сохранить в полноте независимость личности. В этом оно идет вполне рука об руку с коммунистическим направлением. Оба стремятся к тому, чтобы никакие общественные цепи — вроде тех, которые налагала старозаветная семья или городская община, или цех (гильдия) в то время, когда они уже вымирали, — не стесняли свободного развития личности»[9].

Итак, критик анархического индивидуализма Кропоткин предлагал своеобразный мостик между индивидуалистическим и коммунистическим подходом к анархизму, чем воспользовались некоторые его последователи и оппоненты. Различные варианты синтеза анархо-коммунистических и анархо-индивидуалистических идей были предложены как анархистами-индивидуалистами (А. Либертад и А.Н. Андреев), так и анархистами-коммунистами (В.М. Волин и Г.П. Максимов). Так, Андрей Андреев признавал коммунизм, как распределение общественных благ по принципу «с каждого и каждому по его желанию». Таким образом, каждый индивид самостоятельно определяет для себя критерии благ, удовольствий. Однако он полагал, что коммуна и анархический коммунизм станут возможны лишь на основе добровольной ассоциации сознательных индивидов, достигших высшей степени свободы в результате «психологической» революции, предполагающей как индивидуальное самосовершенствование, так и немедленное воплощение принципов анархизма во всех областях повседневной жизни человека: «Свободное соглашение, требуемое в коммуне, заранее предполагает, что она ассоциирует не всех встречных и поперечных, а только индивидуалистов. Индивидуализм предшествует коммунизму. […] Коммунизм — солнечная система, а индивидуализм, это блуждающий, не поддающийся или не желающий подчиняться закону тяготения болид. Но без индивидуализма нет коммунизма»[10].

На Первой конференции Конфедерации анархистских организаций Украины «Набат» (16 ноября 1918 г.) была сформулирована идеология «единого анархизма» (анархического синтеза). Принятая делегатами «Декларация об условиях совместной работы анархистов» провозглашала: «истинный, целостный и сильный тип анархиста не должен быть ни именно “синдикалистом”, ни специально “коммунистом”, ни специфически “индивидуалистом”. […] Он должен творить и действовать всеми тремя сторонами единого целостного анархизма. Он должен быть: и анархистом-коммунистом, признавая анархическую коммуну, как непосредственную, — без всяких “переходных стадий”, — организационно-материальную базу нового общежития, складывающегося в процессе социальной революции; и анархистом-синдикалистом — в смысле признания беспартийной массовой организации, как рычага анархо-коммунистического строительства в процессе социальной революции; и анархистом-индивидуалистом, признавая что лишь интересы целостной, духовной развитой и свободной личности осмысливают этот материальный процесс»[11].

Затем во второй половине 1920-х гг. эти идеи были развиты в полемике с «Организационной платформой» Петра Аршинова и Нестора Махно. Всеволод Волин и его товарищи подчеркивали, что необходимо «найти и признать эти объединяющие положения, принять их и, действительно, объединиться на них, как на общей для всех течений базе, по возможности отодвигая на задний план, в живой практической работе, то, что разъединяет товарищей». Они предложили следующую формулу: «осознать, что анархизм есть синтез и классового, и общечеловеческого, и личного элементов, и, — главное, — постараться определить, теоретически и практически, место, роль и значение каждого из этих элементов в общей концепции анархизма. […] Анархизм несет в себе элементы и классовые, и общечеловеческие, и индивидуалистические. Он синтетичен и плюралистичен (множествен), как синтетична и множественна сама жизнь. В этом его основное отличие от марксизма, как миропонимания. Задачей анархистов является, как мы уже сказали, учесть и определить роль, место и значение каждого элемента в анархизме и уметь руководиться этим учетом в разного рода конкретных построениях и выводах». «Индивидуалистический» элемент в анархизме группа Волина связывала с проблемами «глубокого» философского обоснования анархистского учения и его «наивысшими целевыми устремлениями»[12].

Григорий Максимов в брошюре «Мое социальное кредо» продолжил развитие теории «анархического синтеза» Волина, фактически сформулировав представления об анархо-синдикализме как социально-политической доктрине, соединяющей различные элементы, среди которых составляющие «набатовской» концепции: анархический коммунизм как цель, синдикализм как стратегия борьбы и индивидуализм как одно из оснований общественного мировоззрения, предполагающее приоритет интересов личности в определении принципов общественного блага[13].

Когда говорят о принципе «распределения по потребностям», как одном из характерных признаков коммунистических отношений, у многих невольно возникает вопрос — не будет ли критерий «потребностей», «удовольствия» навязан каждому из нас некоей коллективной сущностью — будь то община, трудовой коллектив, рабочий союз или какая-нибудь условная ассоциация любителей игры в чебурашек-ниндзя? Этого опасался и Кропоткин, перебросивший мостик от коммунизма к индивидуализму, а правильнее сказать, — показавший, что между ними нет ни Великой Китайской, ни Берлинской стен… В модели общественных отношений, отстаиваемой Петром Кропоткиным, человеческая личность является первичным, определяющим, единственно существующим актором. Она и есть производная солидарности, вытекающих из добровольной взаимопомощи личностей, а совсем не из необходимости привязанности к чему-то сверхличностному, наделяющему индивидов благодетельными жизненными принципами… С осознания этого и начинается прорыв человека к свободе, самореализации, изменению общественных отношений, в том числе — освобождению удовольствия от власти норм, навязанных авторитарными институтами.

Вадим Дамье, Дмитрий Рублев

________________________________________

[1] Рябов П.В. Философия классического анархизма. М., 2007. С. 256, 260.

[2] Неттлау М. Очерки по истории анархических идей. Таксон, 1991. С. 123.

[3] Avrich P. Anarchist Portraits. Princeton, 1988. P.117.

[4] Пирумова Н.М. Петр Алексеевич Кропоткин. М., 1972. С. 148.

[5] Боровой А.А. Общественные идеалы современного человечества. Либерализм. Социализм. Анархизм. М., 1917. С. 5-6.

[6] Кропоткин П.А. Письмо к Брандесу Г. от 29 мая 1896 г. [Электронный ресурс]. URL: http://oldcancer.narod.ru/Nonfiction/PAK-Letters89.htm#y1896 (Дата обращения: 24.01.2021)

[7] Письмо П.А. Кропоткина к М. Неттлау от 5 марта 1902 г. [Электронный ресурс]. URL: http://oldcancer.narod.ru/Nonfiction/PAK-Letters90.htm#y1902 (Дата обращения: 21.10.2020).

[8] Письма П.А. Кропоткина к В.Н. Черкезову // Каторга и ссылка. 1926. № 4 (25). С. 12, 13. Dock labourer (англ.) — докер. Miner (англ.) — шахтер.

[9] Кропоткин П.А. Современная наука и анархия // Кропоткин П.А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990. С. 337, 332.

[10] Андреев А.Н. Неонигилизм. М., 1922. С. 43-44, 53, 43.

[11] Первая Конференция анархистских организаций Украины «Набат». Декларация и резолюции. Б.м., 1918. С. 18-19.

[12] По поводу проекта «Организационной платформы», опубликованного «Группой Русских Анархистов Заграницей» // Анархистские движения России и Русского Зарубежья. Документы и материалы. 1922-1941 гг. М., 2021. С. 417, 419, 420.

[13] Максимов Г.П. Мое социальное кредо // Дело труда. Июнь — август 1932. № 73. С. 17.