Donate


radio.syg.ma is a community platform for mixes, podcasts, live recordings and releases by independent musicians, sound artists and collectives
Cinema
Music
Books
Art
Psychology
Philosophy
Society
Poetry
Prose
Theatre
Architecture
Technology
Notes
Self-organization
Map
e-flux
Tashkent-Tbilisi
more...
Избранное

Революция без удовольствий. Несколько историй об аскетических ценностях рожавских бойцов

Эгалите29/08/23 08:48
Денис Хромый

Революция в Рожаве началась не с мгновенного поднятого победного знамени, а с приобщения к ежедневному труду, дисциплине и самоограничениям. Апочисты или сторонники Рабочей Партии Курдистана, признанной террористической организацией в Турции, стали ее идеологами и творцами. Они, а также все те, кто с ними напрямую работает, живут часто без телефонов, без общения с семьей и возможности влюбиться.

Поддерживают эти ключевые постулаты революции война, эмбарго, экономический кризис, отсутствие воды и электричества. Но вот уже не первый год революция бушует под задорные танцы с цветастыми платками, все так же провозглашая коммунальную дружную жизнь всех народов и освобождение женщин.

***

В конце 2019 года наступательные действия Турции на северо-восток Сирии продолжали разрозненные группировки «Свободной сирийской Армии» — прокси Турции и выжившие боевики ИГИЛ, желавшие возмездия. Их неуклюжие удары, наносимые без поддержки турецкой авиации, умело отражали Силы Демократической Сирии вперемешку с YPG — отрядами самообороны, управляемые апочистами.

Хотя казалось, что война на какое-то время взяла перерыв, она все равно продолжала вершить судьбу некоторых деревень возле города Тель Темир.

На его опустевших улицах редко встретишь какую-нибудь бабушку с ведерком йогурта. Она может окинуть взглядом группу бойцов, прячущихся под крышей дома, и пройти мимо. Дети пошумят в палисаднике рядом, выглянут разок из–за высокого забора, заметят отряд — и озадаченно притихнут. Однако когда бойцы пройдут мимо — снова начнут кричать и играть в догонялки, пока звук взрывов или жужжание дронов не напомнят о войне.

Но бойцов мысли о войне преследуют по пятам. Они прячутся от нее под крышами домов и в припаркованных на обочинах машинах. Иногда им приходится проситься на огонек к местным жителям. Те, конечно, впускают.

В этот раз бойцы пришли с иностранными журналистами, и хозяева оказались особенно гостеприимны. Вояки стеснительно топтались у входа: боялись снять ботинки, чтобы не смутить домашних запахом немытых полмесяца ног. Душ, особенно горячий, — удовольствие для них редкое. Далеко не часто им выпадает возможность даже нагреть воды. В основном это делается на костре из пластиковых бутылок, разожженном дизелем. Поэтому компенсировать неудобства, связанные с их пребыванием здесь, бойцы пытались своим нарочито вежливым поведением.

— Ничего страшного, мы все понимаем, — махнул рукой хозяин дома в Тель Темире, заметив смущение своих гостей. — Когда в Сирии началась война у нас не было никакого электричества 3 месяца. Ни воды, ни электричества.

Потом апочисты стали закупать генераторы, привозить их в Сирию. Мощности одного генератора хватает на несколько больших домов. Стало возможным включить свет и даже активировать насос, чтобы набрать немного воды в танкер на крыше.

— Плохо было; многие курды, христиане уехали в Ирак. Мы тоже уехали, но после того, как увидели, что революционеры проблемы чуть-чуть решили, вернулись. Сейчас у нас почти все есть, — рассказывала пожилая хозяйка дома. После чего задумалась и добавила: «Но все равно раньше было лучше».

— Раньше, на войне с ИГИЛ, боевики вот-вот прямо недалеко были, — хозяйка дома протянула руку в сторону соседского дома. — Но нам было как-то хорошо. Мы танцевали, костры жгли… Каждый день приносили погибших в больницу к доктору Хасану. Эх… Было время.

Бойцы на матрасах по всему периметру комнаты переглянулись.

— Нам тогда сосед, — хозяйка все еще указывала в сторону соседского дома и позиций ИГИЛ, — сосед пришел и говорит, мол, что боевики самосвал с сахаром оставили. Пошли, говорит, сахару себе наберите. Мы только-только собрались, и как услышали «бум»! А там мины под сахаром были.

Сахара в Рожаве действительно не было несколько месяцев. Его отсутствие — ситуация для здешней географии чрезвычайная. Чай с сахаром — основа пирамиды потребностей любого человека в регионе. Без сахара в чае «dolce vita» совершенно невозможна. Поэтому революционное правительство приняло решение преодолеть дефицит сахара и взять цены на него под контроль.

Товарищ Амед, один из бойцов, отхлебнул чаю и, покрасневший, поглядывая украдкой за выходящим из дверей комнаты командиром, шепнул мне: «А можно попросить у тебя телефон на пять минут. Мне хочется… посмотреть там кое-что».

Бойцам, отправляющимся на фронт, почти всегда запрещают иметь телефоны. Но и на гражданке командиры нередко продлевают мораторий — исключительно в воспитательных целях. Амед жил без телефона 7 лет. Первый год, во время боев за Кобани в далеком 2014, он мог звонить маме в Турцию почти каждый день. Турецкая сим-карта работала, потому что Кобани — пограничный город.

— Почему тебе запретили телефон? — спрашиваю.

— Нам всем запретили, — ответил, не отрываясь от экрана, Амед. — Телефон развращает. Прививает либеральные ценности…

Айше, бывшая партизанка из той же военной базы, что и Амед, ухмыльнулась: «Командир как-то раз узнал, что кто-то из бойцов смотрел порно. Решено было телефоны запретить навсегда, чтобы такое не повторялось».

Всем бойцам из батальона пришлось довольствоваться фантазией или — что еще лучше — сублимировать в революционную борьбу. Амед тем временем уже полчаса сидел в телефоне, напрочь забыв о своей обязанности быть во всех отношениях положительным гостем.

— Иди сюда, глянь, — подозвал он меня. На дисплее были открыты картинки каких-то домов.

— Вот здесь я жил, а вот по этой улице, — парень пролистал несколько фотографий, — вот по этой улице мы каждый день ходили на набережную…

В комнату зашел командир и глухо произнес: «Уезжаем, сегодня операция отменяется». Бойцы обрадовались: они едут «домой» на военную базу, где можно будет помыться, постирать форму и даже пару дней не просыпаться ночью от обстрелов.

— Давайте заедем в кафе? — предложила иностранная журналистка, когда группа проезжала мимо него на выезде из города. Она приехала в Рожаву на три недели снимать фильм про победу революции и две из них упрашивала командира поехать в ресторан, а не давиться ежедневным яичным супом на военной базе. «Я угощу всех», — пообещала она. Все бойцы в машине заметно возбудились и стали нервно теребить ремни автоматов. Амед чесал жилет с четырьмя гранатами в районе желудка, а Айше с презрением и обидой смотрела на командира.

Командир однако был непреклонен. Возле единственного кафе в городе он надавил на газ так, что бойцам оставалось только грустно проводить взглядом разноцветную вывеску. «Никаких ресторанов. На базе у нас есть свой “ресторан”, товарищ Кава уже начал готовить», — сообщил он.

Держурный по кухне Кава, увидев подъехавшую командирскую машину, лениво встал со стула и медленно принялся разносить тарелки с блюдами революционной кулинарии, приготовленными из оставшейся провизии.

— Революционеры Латинской Америки знают толк в удовольствиях, почему здесь они такие зануды? — негодовала журналистка, усаживаясь за металлический стол с рваной клеенкой.

— Именно поэтому они ничего не достигли, — сразу ответил Амед. — А у нас — Рожава и больше сорока лет организованной вооруженной борьбы, победа над ИГИЛ, сопротивление второй по мощности армии НАТО…

— Понятно, понятно, — перебила его журналистка. — Все это мы знаем. Но в жизни нужны радости. Иначе зачем тогда революция, если она лишает людей счастья?

Боец робко посмотрел на командира, а потом на журналистку, задающую неудобные вопросы, вместо того, чтобы есть. «Вам не понять», — отрезал он и, уверенно схватившись за ложку, стал привычным движением черпать из общей пластиковой миски яичный суп.

После двух дней общения с журналисткой Амед научился вносить удовольствия в свою жизнь. Потом стал неуклюже флиртовать, что карается без суда и следствия. Например, он составил список самых красивых женщин. В него попали Шакира, Бритни Спирс и та самая журналистка. Этот список, сделанный на листке бумаги с эмблемой YPG, влюбленный во всех трех Амед передал журналистке. За что и поплатился. Его направили в специальный исправительный пансионат, где каждый день он слушал лекции о правилах революционной жизни.

Все это он и так знал. Революционеры чураются любви и даже легкого флирта. Секс — процесс жестоко наказуемый. В список грехов также входит чревоугодие и просмотр развлекательных программ по телевизору. Идеологически верные фильмы и «серьезные» информационные ТВ-передачи смотреть разрешается, но только вместе со всеми товарищами. Иначе революционер попадает в ловушку индивидуализма — главного врага революции после фашизма.

Целый год Амед обучался тому, как быть революционером. В конце концов, ему удалось убедить кадры партии в своем идеологическом прогрессе. «Товарищ выбрался из–под гнусного влияния либерализма и открыл сердце революционной борьбе», — заключили они. Такие опытные бойцы, как Амед, всегда требуются на фронте.

Едва «откинувшись» из идеологического пансионата, он распахнул в своем сердце дверь для удовольствий и разврата и сбежал через нее в Турцию. Сдался на милость победившему фашизму и недавнему врагу. Поверил какому-то турецкому шпиону, что в Турции ему все простят, обеспечат жильем и деньгами на женщин и развлечения. Говорят, ему дали 20 лет строгого режима.

***

С Шакирой турецкого зэка опрометчиво познакомил снайпер Арарат, часто ездивший на фронт передавать бойцам провизию. По пути туда он всегда ставил на полную громкость не протяжные курдские песни, а латиноамериканскую поп-музыку. Солдаты на передовой, заслышав ритмы сальсы или дуэт Шакиры и Малума-бэйби, сразу понимали: товарищ Арарат везет гостинцы. Никто, кроме него, такую музыку не слушал. Истошный призыв муэдзина на молитву, разносящийся в стане врага, вой голодной фронтовой собаки, внезапные взрывы и свист пуль — вот, что раздается в ушах на первой линии, но никак не: «Ni soy de aqui ni soy de alla».

Арарат своих музыкальных вкусов стеснялся. Обычно, едва завидев кого-то на пути, он приглушал музыку, выпрямлялся и принимал весьма озабоченный вид. Все–таки делу — время, а потехе — специально установленный час в определенные партией «красные» дни.

Как-то раз Арарата отправили на фронт передать бойцам шоколадки, энергетические напитки и французские сигареты «Голуаз» в честь главного праздника курдов — Науроза. Науроз — это день восстания; день, когда храбрый кузнец Кава пошел против ассирийского тирана и зажег пламя революции. Этот праздник жители революционной Рожавы сегодня очень любят. Разжигают костры, прыгают через них и обещают повторить путь отважного кузнеца. А на фронте солдаты довольствуются французскими сигаретами, закрывая ладонью красные огоньки пепла, чтобы их не заметили вражеские снайперы.

«Совсем не как дома», — скривился Арарат, аппетитно затянувшись «Голуазом».

Арарат был меньше всего похож на армянскую гору. Невысокий, с маленькими аккуратными руками и плавными, кошачьими движениями. На самом деле его звали Хосе. Совсем маленьким мама-танцовщица забрала его из джунглей Колумбии и перевезла во Францию.

Мальчик Хосе — будущий Арарат — проводил вечера в ажурных домах Парижа, рассматривая холеных почитателей маминых выступлений, и поздно ночью возвращался с ней домой, в неприглядное парижское гетто. Он прогуливал школу и бродил по улицам вместе с арабами, обучаясь у них французскому. Как-то раз они даже предложили ему работу в булочной, находящейся в самом центре города. Там девятнадцатилетнего Хосе ожидал стремительный карьерный рост. Сперва он стал помощником булочника, потом анархистом, а еще через год — членом коммунистической турецкой партии с позывным Арарат.

Парень приехал в Рожаву, выучился на снайпера и даже участвовал в боях за Ракку. Дух интернациональной солидарности и чарующий образ преданных великой цели революционеров захватили его сознание. Товарищи часто рассказывали Арарату про высоченные горы и реки Курдистана, про доблесть и честь, про возможность обрести настоящую семью и выполнить великую цель. Природой Арарата было не удивить: на выжженной сирийской пустыне трудно было забыть джунгли Колумбии и Люксембургский сад. Но всего остального ему не удавалось найти нигде, кроме Рожавы.

Отныне, рискуя жизнью, вчерашний булочник стал возить сигареты на фронт. В дороге ему пришлось остановить машину под единственным куцым деревом: по рации сообщили, что в небе дроны. А это значит, что надо сидеть и не высовываться, пока дрон не улетит.

— Почему ты здесь, а не в Колумбии или хотя бы не во Франции? — этот вопрос давно терзал меня при виде этого улыбчивого парня с индейским прищуром и сильным французским акцентом.

 — Чтобы научиться тому, чего нет в Колумбии и Франции, конечно. А потом приехать куда-нибудь в Латинскую Америку со всеми этими знаниями и… Но это, если выживу.

Арарат достал из пачки очередной нефранцузский «Голуаз».

— На войне жить проще, чем в Париже, — рассуждал Арарат, — знаешь, мы радуемся даже воде. Потому что, чтобы привезти ее на какую-нибудь позицию надо рискнуть жизнью. И эта радость товарищей — она того стоит.

Арарат потушил сигарету, открыл окно машины и приложил указательный палец к губам.

— Кажется, дрон улетел. Ну, я пошел. Если что… Водить умеешь?

— Нет, — говорю, — но попробую.

— Тогда отвезешь меня в больницу, если буду ранен…

И Арарат бодро зашагал в сторону фронта с баулом, набитым гостинцами, в одной руке, а в другой — с автоматом, завернутым в платок.

Лиза Шишко

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Денис Хромый

Author

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About