Алистер Кроули НЕИЗВЕСТНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
Король молчал. В пылающем чертоге
Немые тени были бессловесней,
Чем истинно скорбящие у гроба.
Все ждали, ждали, все покорно ждали,
Что объяснят, чей всё-таки ребёнок.
Мы ждали как покойники трубы.
Король молчал. А воздух напряжённый
Дрожал, тревожась, и держался сам
С большим трудом. Вдруг пробежала рябь.
И каждый со стыдом взглянул на друга,
И каждый был смущён и озадачен.
Он не жалел нас. Он не говорил.
Когда же наконец решил взять слово,
Промолвил так: иди вслед за луной
К столбу, что непреклонный, одинокий
Стоит среди великой соляной
Равнины. Там, где рыцарь, граф, король –
Лишь кости, что лежат друг с другом рядом.
А больше ничего нельзя сказать.
Завещано традицией: искатель
Сам должен там найти то, что он ищет.
Оттуда не вернуться! А пустыня
Таит, возможно, некие секреты.
Триумф её — молчание. Все спят.
Спит храбрый, сильный спит, спит чистый, строгий,
Пустыня их омыла до торжеств –
Дня божьей мести. Их никто не знает.
Без памяти, без славы, без могилы
Они лежат. Что титулы и званья?
Какие солнца закатились вниз,
На Запад? Даже я себе признался,
Что глупость эту буду я искать.
Страх не для мёртвых. Бог со мной пребудет.
То голос юности. Я берега достиг,
Хребет увидел горный, мост прозрачный.
Лишь мошка я — не рыцарь, не король!
Вот от стыда не повернул назад,
А клятва всё сильнее с дней уходом.
Я с жизнью распростился, говорю
Всё это, раз моё разбилось сердце.
Змея страшна, что поглощает солнце,
Горящее светило — страсть моя!
Король умолк. А мы не шелохнулись.
Я, как могила, вдруг лишился речи.
Всё это стало для меня священным,
Как с неба нисходящий ниц огонь.
И вместе с тем я очень испугался
Её. Кого? Но страх не знал, кого!
Я просто знал внутри себя. Я думал
С десяток лет. Так показалось мне.
Меня мутило. В молчаливом зале,
Казалось, шорох крыльев воробья
Был слышен. Одиночество и гордость.
Труба архангела звучит не для меня.
Пронзительный и громкий крик раздался.
Один перекрестился, испугался,
Другой внезапно выругался грубо,
А третий не хотел в тот путь идти.
Смятение. Все смотрят друг на друга.
Я поклонился. Снова громкий крик.
«Бесстрашный Гарет! Гарет, сын морской!
Дитя короны! Преданный и верный!
Сын ведьмы, Гарет! Острый как клинок,
Чистосердечный Гарет, хитроумный!»
Кричи, толпа ночная, если вдруг
Слова меня с пути собьют, печально!
Вокруг мои друзья, но тихий страх
Я слышу в том, что все вокруг так рады.
И музыка торжественно гремит,
Их радость выше неба, ярче солнца.
Но страх сильней всего, страх перед Ней.
Как ни было бы страшно, я надеюсь.
Как привиденье, что идёт во сне,
Я к трону подошёл. Своим восторгом
Они, должно быть, пошатнули небо.
Пред троном с госпожой склонил колено,
Заплакал в тишине. О, нежность крыльев –
Как ангел хороша. О, поцелуй!
Как очи девы голос мягок был:
«Иди, мой рыцарь верный в добрый путь,
Туда, куда ведёт одна дорога,
Я буду ежечасно вспоминать
Тебя в молитвах». Слишком поздно Рай
Открыл свои мне двери. Свежесть, нежность…
Я стал несчастней, чем когда-нибудь,
И обратился к безымянной боли:
Хочу тебя забыть, когда пройдёшь!
Король прижал меня к своей груди,
И, слова даже вымолвить не в силах,
Скорбь обуздал, печали вынул жало.
«Иди! Пусть Бог благословит тебя,
Твой путь и твой конец, что нам неведом.
Никто не разболтает этой тайны.
Твоя душа божественна, а тело
Как сталь. Ты может, разгадаешь суть.
Возьми мой меч и преклони колени!
Ты будешь графом, Гарет, встань теперь!»
Но голос королевы вдруг раздался:
«Ужель моя любовь его слабее?
Вот драгоценный камень, полный власти –
Носи его на пальце, он поможет
Внезапно, это дар за стремена».
Я вышел прочь. Навстречу — мощный ветер
Лицо моё ласкает. Двор, прощай!
С ума сошёл? Я мрачен и серьёзен.
Я вижу…О, Мария, божья матерь!
Уставился так сильно, что ослеп.
Кольцо, что подарила королева…
В нём камня не было. Начало. Адюльтер.
О, сердце чистое, как тонко ты подкралась,
В него внедрилась мыслями, что пахнут
Духами. Так воруют виноград.
Так дух твой мой покорный дух целует.
Я весь пропал, спасенья больше нет!
Я никогда с ней слова не промолвил,
Сквозь занавески ей моя душа
Наверно приглянулась. Полюбила.
Как хорошо! Дорога прямо в ад!
Любим, и без греха. Но путь важнее.
Любовь — потом. Она страшней всего!
Когда я еду к снежному завалу,
Что режет небо синее на части,
Я думаю: «Вернись, скорей вернись!
Как глупо — две души сжигать в аду!
Что это за печальная дорога?
Где мой конец настанет? Непонятно!»
Прочь эти мысли! Повод ехать вдаль –
Вассал мятежный воли. Я хочу –
И еду. Так Всевышний захотел.
Все мысли и сомнения — на ветер!
Вперёд, на путь! Но стая попугаев
Глумится надо мною на холме.
Ночь опустилась как рука на землю
Волшебника, молчаньем охватив
Земли сопротивление. Я ехал
Сквозь ночь, в её воротах виден свет.
И на рассвете, бледный, я достиг
Горы. Я удивился, что внезапно
Мне зрелище явилось: мост, река.
В реке текли сироток слёзы, красный
Мост был похож дрожащий на начало
Моей судьбы — построенный из вдовьих
Сердец. Но я бы мог его презреть
Здесь не было знакомых — небо знает!
Но вдруг внезапно мысль меня пронзила:
Мой бедный конь, я тронул за поводья,
Он перейти не сможет и навеки
Останется вот здесь, меня кляня.
Конь тихо ржал, как будто слышал песню –
Её река и мост окровавленный
Печально подхватили. Боже мой!
Мне душу раздирает эта песня!
Я сна лишился, уши закрываю
Ладонями, я медленно иду,
Дрожащие колени, как я жалок!
Как жалобно я плачу, вдоль ручья
Идя. Когда внизу разверзся мост,
Я падаю в слезах, плыву напуган,
С печалью, что взрывается в груди,
Но я очищен, отдыха взыскую,
Мучительно слова шепчу немые:
Идти я должен, если путь зовёт!
Но слышу вновь проклятый этот крик:
«Куда идёшь? Ужели поцелуя
Возлюбленной небесной, королевы,
Твой путь важнее? Поцелуй её!
Достигни обоюдного желанья!»
Душа моя в огне, а сердце плачет!
«Когда тебе неясно что-то будет,
Отбрось сомненья, следуй за луной!» –
Так говорил король, я благодарен
Ему за это щедрое посланье,
Он говорил, что промедленье — смерть!
Но поздно я решился — подевалась
Луна куда-то. Что же это значит?
Ужели я обманут и в ловушке?
Что за создание стоит передо мной?
Высокое, прекрасное созданье,
Граната слаще, лотоса нежней.
С серебряным копьем дрожит, мерцает.
Созданье указало на Восток:
«Тебе не видно, но она восстанет!
Взойдет над миром наша Госпожа»
Склонив главу, дрожа, прошёл я мимо –
Я мог бы в эту девушку влюбиться,
Когда бы ни была она мудра!
Но миновать её я не сумел,
Она меня как цепью приковала,
И, плача, я тотчас её узнал –
Мне сердце эту тайну подсказало,
Я страстью воспылал, смертельный яд
Глаз девственных, как я его желаю!
Но я шагнул вперёд. Так верить — мне!
Ведь я блуднице отдал душу, волю,
Свою звезду! Идущий, как слепец
В толпе, принадлежащей королю,
Вокруг спешат, толкаются безумцы.
Движений миллион — ума не надо!
«В чём цель твоя?» — спросил у одного
Детины. «Приключение? Пожалуй!»
Как суетны все здесь, как торопливы.
Схватить желают деньги, жизнь, любовь.
И все кричат: «Приз мой!» как одержимый.
Я не был ими, впрочем, одурачен.
Скорее, презирал их как рабов.
«Глупцы! Все ваши ценности — в могиле!»
Смотрите же на Сфинкса и на небо!
«Бессмертие мы ищем здесь сейчас?»
Но эхо из невидимых пещер:
«О, смерть мы ищем!» Странное какое.
Но
Что я вначале всё же испытал
На полдороге к соляному полю.
Столб, кости — признаю свою ошибку,
Я исцелен, хвала тебе, Господь!
Однако каждый нерв мой напряжен.
От холода моё застыло горло,
Я весь дрожу, я льдом насквозь пронизан,
Я трепещу и я благоговею.
Не стыд, не страх, не боль и не любовь –
Ничто. От этой страсти нет спасенья!
Нет смелого щита. Вот, он идёт!
Друг, ты услышал проклятых стенанья?
Ты видел, друг, позорную улыбку,
Которою убийца наделяет
Своих товарищей, когда они галдят
О преступленьях, ими совершённых.
Ворота ада в ужасе закрылись
При виде них. Задумайся, готовь
Свой дух, испей воображенья чашу!
Кричи, иди! Ты мало в том поймёшь,
Давление руки, меня державшей,
Руки, что сжалась в каменный кулак.
То пир, что был Атреем приготовлен.
Ни ум, ни разум не помогут мне,
Душа немеет и робеет сердце
При виде безымянного созданья,
Схватившего меня рукой костлявой,
Ударившего вдруг. О, задержись,
Пока я паутину старой боли
Сплетаю виновато. Слабой тени
Моих страданий как достичь иных?
Наполните пенящимся вином
Бокалы и послушайте немного!
Вот память, словно гончая, вонзает
В меня клыки, от звуков я дрожу.
Где я сейчас? Семь дней я был паденьи,
Мой дух спускался вниз, в водоворот
Семь дней лежало тело неподвижно,
Но вдруг вернулся дух и удивился –
Как эту глину можно оживить?
Боль воскресенья пережил с трудом.
Но всё же встал медлительно на ноги,
Хотел бежать, меня там ждал кошмар,
Возможно, что-то худшее — ловушка,
Какой-нибудь смертельный страшный змей.
Я вышел на тропу. О, полный ужас!
Земля трясется и пылает меч!
В отчаяньи я к богу возопил!
О, поиск, приключение — их жажду!
Бросаю вызов! Полная луна
Тем временем над миром воссияла,
Серебряной тропой пронзая воздух,
Врата для божьих ангелов открыв.
А впереди блестела соль земли,
Вела отсюда узкая тропинка,
Рождались эльфы — вспышки и мерцанье.
Забвенье — это маленькая смерть,
Что делает твой дом приютом звёзд,
Центральной точкой. Я взрослел, мужая.
Меня настигло страстное желанье –
Увидеть смерть, прекрасную во мраке.
Как жизнь горька! Во мне соединились
Любовь, и жизнь, и смерть — вся их беспечность.
Но приключение! Но поиски! Вперёд!
В чём цель моя, известно ль это Богу?
Дорога засверкала подо мной,
Казалось, извиваясь, помогая
Идти. Одежды трепетного неба
Свистели на ветру. Меня манила
К себе Диана. Я безумен был.
Я шёл, я шёл и постепенно понял!
Долина, что покрыта мертвецами,
Блестит костями, черепные кости
Покрыты солью, хрусталём — глаза.
Здесь лужи крови покрывают землю,
Царит убийство. Все твои друзья
Старались побыстрей пройти долину.
Так голос прошептал. Мороз по коже.
Его я слышу, или мнится мне?
Намеренье нахлынуло как волны.
Твой конь, Луна! Твоя карета, Солнце!
Вперед! Восточный ветер, одолжи
Крылатые сандалии для бега!
Кто был так безнадежно одинок?
Причудливо раскрашена, в изгибах,
Колонна поднимается наверх,
И занимает небо и равнину.
Я магию её сейчас увидел,
Бесформенную правду осознал.
Но голос странный плачет отовсюду:
«О ты, ревнитель Рая и хранитель,
Ужели тайну этого столпа
Ты понял? Но никто тебе не верит.
Кричи, иначе Бог в тебе умрёт!
Ведь нас так много, Имя же — едино!»
Во мне есть Бог! Как вспышкой озарило
Секрет ревнивый, имени загадку.
Я понял, что искал, но всё же мысли
Так спутанны, а воля молчалива.
Но я сказал, и слово это — пламень:
«О, вечная краса, ты совершенна!»
Я сладостью настолько был наполнен
Как божеством, что голос мне сказал:
«Не только красоту мою увидишь,
Всегда есть выбор — можешь ли снести
Мой полный вид, мой новый тип, эфирный?»
Я плакал. Слезы капали впервые.
Я горьких мыслей преисполнен был.
Кольцо, что отдала мне королева,
Её замужней пахло красотою.
Недвижим я стоял. Пусть этот яд,
Что тайно выпит был из чаши страсти –
В моём согласии. Пускай весна цветёт.
Но я решил — любовь цветёт однажды,
Всего лишь раз её рассвет приходит.
Любовь как лотос — сладкий и печальный,
Что опьяняет, падаешь на землю
От красоты, священный чистый лотос,
Омой меня и дай сказать лишь слово!
О, красота, что мне принадлежит
Всецело, как ты можешь быть сокрыта?
И вот перед моим усталым взглядом
Алхимии прекрасный вырастает
Цветок, так много разного сплелось
В росе предутренней, в моём усталом сердце.
Сражённый красотой, я ниц упал.
Так падает шахтёр в лучах рассвета –
Слепой, разбитый, сломленный. Сиянье
Моей души пещеры затопило.
Я плакал и стенал. Познав лишь часть,
Я целого не мог постичь, изведать.
Я был раздавлен истиной. И спицы
На колесе бежали как надежды,
Высокие желанья, грёзы, мысли.
Грех спрятал внутрь всю радугу дракона.
Зуб времени, восторг от жизни, страсти,
Всё-всё прошло, змея меняет кожу!
Вот в чём вопрос! Вот поиска решенье.
Здесь смерти окончанье — в созерцаньи
Извечной красоты. Она сама
Желает, чтобы ее любовались.
Вот Абсолют протягивает руки,
Оказываясь шлюхой королевской.
Ещё одно мгновенье — и пройду,
Соединенный с духом крепкой связью.
Не мёртвый для земли, живой, священный –
Король и жрец, алтарь и прорицатель,
Спаситель! Но мой дух обманут был
Признаньем тайным «Гарет, я твоя!»
Должно быть, я услышал голос ада!
Земной кошмар своей змеиной сетью
Опутал красоту, вокруг шумели
Печальные пустыни перезвоны:
«Мы не готовы!» Эхо согласилось
Пустыни с этим мрачным приговором.
Все голоса таинственно утихли.
Я шёл безмолвный, мёртвый словно глина,
Пути не зная, страшные созданья
Вокруг меня роились непрерывно,
Преследовали демоны. Шли дни.
Отчаянье и смерть, усталость, горе.
Вот, изможденный, я вернулся в зал.
И с праздными придворными смешался.
Труп средь людей. Сей труп король увидел,
Узнал меня, узнал своё кольцо.
Он не спросил, как я назад вернулся,
С презрением одну лишь вещь сказал:
«Мост перейдя, раздавлены вы были?»
Перекрестился, прочитал молитву.
«Молюсь, чтоб оставались вы учтивы,
Милорд». Я с горечью ему ответил.
«Вам нравится мой меч?» Я не нашёлся,
Молчал и сам себя я ненавидел.
Он рисовать заставил. Подчинился.
Как лезвия ножей скрестились взгляды.
Я думал, он меня убить прикажет.
«Ты спишь с моей женой?» спросил король.
Я закричал: «Ты можешь издеваться,
Я не боюсь». Устал от этой ссоры.
Казалось, он не слышал откровенья,
Всё больше ненавидя. Презирая,
Спокойный, рассудительный, лишь двигал
Губою верхней. Я же подскользнулся.
«Ты знаешь, что тебя я не ударю,
Сиятельный милорд, борись, сражайся!
Иль я достану кнут!» Вот это больно.
Обижен я — и ненависть и стыд
Вложил в удар. Спасла лишь храбрость труса,
А сила ада придала мне прыти.
Мы боремся, и крутимся, и скачем!
Быстрее, жестче — это божий суд!
Он весь сиял. Я вовсе не хотел
Скользить на грани смерти и позора.
Я, лучший меч его, упасть обязан.
Отчаянье пришло не зря. Он прав.
Пусть будет долг оплачен. Но пятно
Пурпурное он прятал под шнуровкой.
«Король, ты ранен» «Бейся, Лечерер!»
Его я проклял. Вот внезапный выпад,
Отравленное острие в ответ,
И он лежит — без стона и без боли,
Мертв совершенно. Тут же королева,
Взрастившая в себе зерно греха.
Я тоже ранен. Стыдно и противно.
Она меня весь этот месяц нянчит.
У смерти жизнь мою забрав обратно.
О боже, как же женщины коварны –
Ведь сделала всё это по любви!
Я б утоляла жар твой. Соломон
Сказал, что даже реки не потушат
Любви. Теперь ты знаешь, я — король!
А поиски я выиграл, волшебно!
Я смел, и чист, толпа меня возносит.
Что жизнь моя? Я мёртв,
Душа? В аду!
Первод с английского Екатерины Дайс