ИЕЗАВЕЛЬ
ЧАСТЬ I
И грива льва, и шкура леопарда
Наброшены на пыльные предплечья.
Суровое лицо нечеловечье,
Глаза блестят у этого бастарда
Как змеи. Страсть и грех сильнее хмеля.
Так я сижу на вышине Кармеля.
Пророк, обросший шерстью, волосами,
Что словно пламя по нему струятся,
Запутаны, заклеены слезами,
Что убивают. Все меня боятся.
Лицо же пересохло, в красных пятнах.
Я чувствую себя, как Он, распятым.
Дух Господа на мне и он помазал,
Благословил меня своим дыханьем
Слова остры как меч, я жгу алмазом.
Мой голос словно смерть несёт страданья.
Гром крыльев духа выше алтарей –
Вселяет жуткий страх в сердца царей.
Но вскоре я был вытеснен в пустыню,
Не в силах совладать с порочной страстью.
Солёный и сухой мой рот отныне
Я знаю, что такое ад, во власти
Проклятья Божьего, я жажду, я страдаю.
По аду жаркому, стенающий, блуждаю.
Пустынный ветер сжег меня дотла,
А голос плоти поглощает душу.
Пусть тело тащит в город от тепла,
Душа же хочет вдаль, бежит наружу.
Небесные колодцы утоляют
Ту жажду, руки Бога исцеляют!
Я победил себя, я вырос над собою,
Пророк, которого избрал Господь!
Железный взрыв трубы над битвой огневою.
Меч Амврия разрушит Зимри плоть.
Мой голос сталь легко воспламеняет
И город Изреэль с землёй ровняет.
И вот спешу отсюда, из пустыни,
Пылающий, несущий приговор
Царю Ахаву, полному гордыни,
Кого пугает этот разговор.
Несу могилам предков божье мщенье,
Судьбу, и Божий суд и разрушенье.
Вдали мерцанье городских огней
Самарии, молочно-белых стен
Сиянье. Горы возвращают мне
То эхо. Я не думаю о ней.
Я лишь иду по мщения тропе
Конец тирана возвещать толпе.
Но ночь спустилась, затворив ворота,
Тяжёлое дыханье испуская,
Звезда Большого пса вверху сверкает,
Я вижу как блестят глаза кого-то
Из духов злых. О, дьявольское семя!
Глумятся надо мной, насмешки сея.
Тогда я просто Имя называю
Хоть сонный сторож спит и не разбужен,
Я Именем ворота открываю.
И слезы словно огненные лужи.
Лицо моё от этих слез пылает
Безумье, зло и грех испепеляет.
О, Боже! Я стараюсь не попасться,
Но занялась заря и я проник проворно
Туда, где золотые колосятся
Пшеничные поля, где пламя благотворно
Сожжёт все. Ко двору, к прекрасному порогу,
Где восседал Ахав, весьма противный Богу.
Где восседал Ахав. Но трон его пустует,
Здесь нет царя и нет тирана, чтоб проклясть
О! Весь я трепещу, внутри пожар бушует,
О, как мне не пропасть, когда пылает страсть!
Обнажена, раскрашена, в короне
Сидит царица южная на троне.
Иезавель, восточная блудница,
Ты выронила склянку из ладоней.
И рот твой (полыхает как зарница
Из недр темноты) всего бездонней.
Слоновой костью высится ограда.
И крик твой как из самой глуби ада.
Порфира, венценосная глава,
Изящной змейкой вьётся поясница,
Забрызгана убийствами, едва
Смеётся и над странником глумится
Здесь кровью вся испачкана посуда.
Здесь запах старой похоти и блуда.
И запах женщины, что в воздухе струится
Отравленными ручейками яда.
В клубах волос луч солнца угнездится,
И пропадёт навеки. Водопадом,
Ветрами злыми волосы при этом
Спадают и блестят зловещим светом.
Но вот она увидела меня.
Дрожащими губами я пытался
Проклясть её. С презрением, дразня,
С тем чувством, что мир божий разрушался
От музыки её пренебреженья
Она плевок послала в низверженье.
Плевок! О, как горит моя щека!
Как обречённый, я пошёл обратно,
Как преданный щенок, и свысока
Она смотрела. Стыдно и приятно,
О, таинство позора, в наказанье
Я жду плевка — горячего лобзанья!
О, ненависть, презрение и кнут!
Всю жизнь мою наполнили, дыханье
Перехватило. Пусть клыки куснут.
Я так хочу её, и ада и страданья!
Блудница, покажи своё клеймо,
Оно горит во мне и жжёт меня само.
Сон прочь бежит. Мечты на части делят ночь.
Я горлом пересохшим жажду вены
Перекусить. Она и я не прочь
Из чрева смерти выпить как гиены
Восторг и боль, огонь, что пожирает
И в этот тёмный час всё страстно поглощает.
Мы вместе с ней наполнены любовью,
Мы вместе с ней наполнены развратом.
Под кожей, вместе с алой яркой кровью
Шумы и звуки движутся приятно.
Мурлычут, от любви изнемогая
О, как нежна со мной ты, дорогая.
Как всё болит, как сладки эти ночи,
Где боль и страсть соединились вместе,
Дрожу и наблюдаю сам воочью
Ее ресниц ленивый свет, предвестье
Цветов, в аду раскрывшихся случайно.
Иезавели маленькие тайны.
О, губы, что к моей груди приникли,
Чтоб кровь забрать в ужасных содроганьях
Знак той, кем я владел, с кем мы постигли
Экстаз, заметен на щеке. Желанье
Так медленно растёт, ужель ли я посмею
Заполучив её, убить, сломать ей шею.
ЧАСТЬ II
Я знал. Когда на поле битвы
Трава в
Кровавой стала, не молитвы,
Проклятья я кричал и в адском
Бою, где я рубил мечом
Она стояла за плечом.
Моя Иезавель. Проклятья
И поцелуи. О, блудница!
Я ждал. Когда мелькнуло платье.
На колеснице жуткой мчится.
Боятся все, но Иегова
Пронзит её, пронзит любого,
Пронзит мою любовь мечом.
Вот дух меня переполняет.
Она умрёт. Как горячо!
Она от мерзостей сгорает.
И я к губам инцестуозным
Приник желаньем монструозным.
Я следовал за колесницей.
Она смотрела вдаль, одета
Как и положено блуднице,
Измождена, пьяна, отпета.
Она смеялась над возницей,
А он терпел, не мог взъяриться.
Он побледнел, глаза горят.
«Кто за меня? Кто здесь со мною?»
И трое евнухов подряд
Смеются тихо меж собою.
«Вниз эту женщину отсель!»
Так умерла Иезавель.
Я думал, это умер я.
Её убийца кровожадный.
Смеялся, хохотал, кляня
Мою любовь. Убийца смрадный.
Он растоптал в пыли царицу –
И мученицу и блудницу.
Одетая грехом тигрица,
В позор обута, что размелет
Меня как жернов, как пшеница
Я падаю. Мой дух шевелят
Её любовники. Храните
Ей верность в сердце как в граните.
Ещё живой, в расшитом платье,
На поле бросили Набуфа,
Навлекшего свои проклятья.
Ещё живой — в постель из туфа.
Толпа исчезла, ночь настала.
Она лежит скромна, устала,
Любима. Я как сон подкрался.
Как грех возник пред ней, досель
Так близко я не прикасался
К царице грёз Иезавель.
Я ждал лишь поцелуя, рядом
Присел, но взгляд был полон ядом.
***
«Пророк, скажи, зачем пришёл сюда?
Чтоб посмеяться над моею болью?»
«Нет, чтобы жизнь отдать тебе, звезда,
Чтоб получить плевок, по слабоволью»
Она слегка, бессильно, улыбнулась,
И, губы прикусив мне, задохнулась.
Её грехи, убийства, богохульства,
Её распутство, мерзость, святотатство,
Господь сейчас простил. А плоти буйство
Я трогаю, держу в руках богатство.
Пусть кровь и боль тому порукой будут,
Что наш союз вовеки не забудут.
Вино невесты вылил я из кубка,
Святой водой оно текло по венам,
И руки взмыли вверх как две голубки,
О, будь не проклята, благословенна!
Её дыханьем Бог узоры чертит
Для ложа брачного, для ложа смерти.
Рычат собаки и шакалы воют,
Свирепые, худые в лунном свете
Висит стервятник в небе надо мною,
Нечистый призрак, он за всё ответит.
Следит за мной гиены взгляд бессонный.
Вот наш союз, так странно закреплённый.
Я поднял тело, чтобы наблюдать,
Как бедная душа спешит из дома.
Жестокий холод, время голодать,
Поститься и смотреть, как хлеб разломан.
О, как бледна сейчас моя блудница,
Её ладони, ступни и ресницы.
Но, так, а не иначе, слово Божье
Исполнено вот так, а не иначе.
И дух ее, уж умершей, встревожен,
Она грустит, переживает, плачет:
«Мой грех нашёл в крови твоей дорогу
И мы, мой милый, победили Бога!»
О, дай мне умереть, любимым и желанным!
Возлюбленным возвышенной царицы.
О, дай мне умереть, в запачканной и рваной
Одежде, пусть на мне алеет кровь блудницы.
К ладоням и ногам, к ключицам и глазницам
Позволь припасть опять, перед тобой склониться!
Позволь мне, умерев, не убежать из плена,
Смешать с твоей душой, багряною, свою.
Позволь мне плоть спаять в одну, что совершенна,
Желанной связью я царицу обовью.
Позволь мне умереть, возьми в свою постель,
Нас вечность ждёт и ад, моя Иезавель!
АЛИСТЕР КРОУЛИ, из книги «Душа Осириса» (1901)
Перевод с английского Екатерины Дайс