К последним книгам Виктора Пелевина сложно подходить как к романам. В них присутствует некая жанровая подвижка, заставляющая критиков скучать, коллег негодовать, а обычных читателей с интересом погружаться в тот же самый выдуманный мир, что и прошлой осенью. Но мы же не требуем от молитвы разнообразия, от священника — того, что он будет менять доктрину, от поэта — глубокого публицистического смысла, почему же каждый год мы сетуем на то, что «Пелевин уже не тот?»

Если с чем-то и сравнивать новое произведение метра, то пусть это будет текст буддийского автора Йонге Мингьюра Ринпоче «Будда, мозг и нейрофизиология счастья». Это также сочинение буддийского учителя и он о том, как достичь счастья в мире, полном иллюзий, учитывая тот факт, что и субъект, который хочет достичь блаженства, иллюзорен. В конце романа героя ставят перед осознанием его природы:

«— Знаешь, в чем тайный смысл твоего титула? Смотритель — это сон, который сам себя смотрит. Хотя никакого «сам» и «себя» у него нет — откуда они у сна, меняющегося каждый миг?»

Единственная точка опоры, которая существует у главного героя, понимающего свою жизнь как сложную систему отражений в несуществующих зеркалах — это любовь. Но проблема состоит в том, что как поэзия после Освенцима, любовь после постмодерна становится невозможной. «…любовь маскируется под нечто другое, пока ее корни не достигнут дна души и недуг не станет неизлечимым. До этого момента мы сохраняем легкомыслие — нам кажется, мы всего-то навсего встретили забавное существо, и оно развлекает нас, погружая на время в веселую беззаботность. Только потом, когда выясняется, что никто другой в целом мире не способен вызвать в нас эту простейшую химическую реакцию, мы понимаем, в какую западню попали». Настоящая любовь показана в тексте как отношение между гипнотизером и пациентом, в ней позиции двух влюбленных изначально неравны. Неслучайно один из верховных богов в мире Идиллиума — Франц Антон Месмер, автор теории животного магнетизма. В этом есть некая правда жизни — ведь самое сложное — это смотреть в глаза другому человеку, это доступно лишь влюбленным и гипнотизерам, поэтому первых так просто перепутать со вторыми. Месмером, кстати, был введен термин «раппорт», означающий близкие отношения, которые основаны на интеллектуальной и эмоциональной общности. И Пелевин использует этот термин в качестве обозначения грандиозного события: коронации смотрителя и сотворения им Неба и Ангела Воды. Изначально раппортом называли физический контакт между гипнотизером и пациентом при месмеризации и передаче магнетического флюида. В сущности, раппорт и есть любовь, которая в романе «Смотритель» создает новые миры, оживляет мертвых и устанавливает контакт между разными слоями реальности.

В конце двухтомника приводится авторское credo: «Чтобы создать новую Вселенную, не надо трех Возвышенных. Кто угодно, водя пером по бумаге, способен порождать другие миры. Они будут так же реальны, как и мы сами, ибо все мы — просто разноцветные клочки Aurora Borealis, догорающие в ночном небе». Писатель уже не впервые выступает в своем романе в качестве Демиурга, создателя мира, правого в своей неправоте, сильного в слабости, умного в глупости. Оценивать эту позицию с точки зрения литературной критики бессмысленно. Автора, стоящего на вершине познания, где одиноко и холодно, следует оценивать как пророка, религиозного деятеля, мессию. Но создается впечатление, что пророк и сам заблудился и вот уже десять лет безнадежно плутает в пустыне.

Возможно отсюда и выбор темы — из давнего (а отсюда непроверяемого в ощущениях) прошлого. Из эпохи дворцового переворота, Павла I, убитого табакеркой и его супруги Екатерины II, остающейся за скобками повествования. Павел I — культовая фигура русского масонства — император-мистик, гроссмейстер Мальтийского ордена, невинно убитый, подобно легендарному мастеру Хираму, обретает новую жизнь и новое значение в романе «Смотритель». В тексте, правда, не обходится без шуточек насчет масонских символов вроде буквы G в треугольнике, превращающейся в символ поп-певицы Леди Gaga.

Если бы мы были фрейдистами, то могли бы сделать глубокомысленные выводы из трагических любовных отношений, описываемых писателем. Героини превращаются в фантомных вампиров, страшных, но притягательных Лилит, падших гностических Ахамот, демонов ночи, чей соблазн не более реален, чем чары компьютерных фей. Как и в предыдущих романах, герой вступает в сексуальную связь с миражом, видением, суккубом. В этом есть и нечто романтическое — отголосок культа Прекрасной Дамы — любимицы гностиков, царицы Соловьиного сада, пребывание в котором прекрасно, но обманчиво. Но Юка — главная героиня, была фрейлиной «Зеленые Рукава» — то есть девушкой, созданной в согласии с английской народной песней «Greensleeves», созданной по преданию, Генрихом VIII в период его влюбленности в Анну Болейн. Говорят, что зеленые рукава — символ неверности возлюбленной, след от травы, оставшийся на локтях девушки после лесных любовных утех. И, действительно, царственный Смотритель, Демиург Идиллиума застает свою Юку с другим воплощением флюида — несуществующим поручиком Киже. Но какая ревность может быть к женщине, которая может изменить тебе только в твоем изображении?

В появлении новой книги Виктора Пелевина в сентябре есть некая инициатическая регулярность — как в проведении календарных ритуалов в ключевых точках годового цикла. Как маг Алистер Кроули издавал свои книги в дни солнцестояния, так и Виктор Пелевин приурочивает свои романы к Элевсину, к осеннему равноденствию, делая тем самым свои тексты еще более мистериальными.