На кону мира
Считается, что нужно быть современным, то есть быть со временем. Вот только не учитывается, что время вертит, крутит с усиленной скоростью особенно тогда, когда мир переживает «последние времена», то есть когда время буквально присутствует на конце истории. В конце ведь неслучайно остро ставится вопрос об истине, и потому конец близок слову «кон». На кону игры мира, на его тонком острие остается одно единственно значимое — обретение истины. Обретение значит, что до этого мир не имел ее, оставил напоследок, как обычно оставляют самое важное на конец, и наконец, такое время наступило. Потому на кону мира в его конце ставится вездесущий вопрос, неотступно возникающий в сознании и постоянно спрашивающий, а ты готов, наконец, узнать, что стоит на кону мира.
Что же стоит? Стоять способна лишь истина, сам ее корень в себе заключает стояние, истоту, суть, сущность. Лишь суть может стоять, только с истиной можно состоять в отношении, а не лежать в положении. И потому именно истина ставится на кон мира и новая ставка повышает серьезность игры мира до предельного уровня, поэтому истина воспринимается как гром среди ясного неба, как суд мира, выбравшего быть под чарами сладкоголосия, слащавой певучести, льстивого угодничества (неслучайно сатана в христианстве называется именно льстивым) или фальшивой театральности. Как суд, суть которого и есть определение истины между двумя сторонами, как вынесение божьего приговора «каждому по делам их» и одновременно освобождение от суеты и бессмысленного вращения по кругу времени, играющего человеком в жизнь без конца и тем самым, создающий лишь иллюзию жизни. Истина нерушима, тверда, постоянна, в ней присутствует то, что не поддается разрушению, она есть то, что непоколебимо стоит, отчего невозможно отвернуться и отмахнуться, и потому она так заостряет внимание на себе, поскольку сама ее суть является обоюдоострым мечом.
Обоюдоострый меч, как меч, заостренный с двух сторон, создает ситуацию предельного напряжения для существования мира, поскольку требует небывалого — выбрать не одну из двух видимых сторон, как наивно полагал, а вернее, чаще требовал мир, чтобы облегчить себе выбор. Нет! Истина требует невозможного, попасть в пространство между двумя сторонами, в саму суть противоречия, чтобы встретиться с невероятным — третьим: Святым Духом, который и способен доподлинно отделить истину ото лжи, свет от тьмы и испытав на себе всю тяжесть распятия обоюдоострия, с горечью и со слезами увидеть прошлое, приведшее к этому дню, будущее, которое способно быть, если только согласишься совершить самый главный обмен. Обмен с Тем, кто неотступно, терпеливо, но твердо спрашивает: «Кто ты?» И в каждом новом твоем ответе снимается один за другим все наслоения, все наносное, все пустые идентичности, коими ты гордился или ценил, на этом суде все они оказываются лишь шелухой, закрывающей тебя от самого главного — подлинного ответа. И вот в последнем ответе, когда уже слаб, надломлен, наконец, ты даешь правильный ответ — Я есть ТЫ. Подлинный, настоящий Я есть только благодаря тому, что есть Твой свет, Твой луч первоисточника, порождающий меня настоящего и подлинного, прямого и истинного духа, благодаря которому и появляюсь я как человек, созданный по образу и подобию Твоему! Опыт, который случается после, распахивает душу, сердце и ум до небывалого доселе расширения. Конечно, по милости Христа, который берет на себя непомерную тяжесть предыдущих грехов человека, чтобы освободить от рабства греховной, земной природы, и благодати Божьей, дарующей по милости всю остроту и одновременно свежесть первой и последней правды, которые и оказываются истиной жизни, игом благим и легким, но при этом твердым и непоколебимым. Истиной, как бы ни пафосно звучало, подлинного света, поскольку именно истина способна светить, но не лживым очарованием, не притворным мессианством, а странной, но благой прямотой, которая потому и оказывается странной для этого мира, поскольку неожиданно утверждает саму возможность позабытой уже миром внутренней, не очарованной прелестью прямоты.
Открытая из центра сердца мира истина ставится как вертикаль за горизонтом, создавая прорезь в ткани мира и открывая дверь в иное пространство. Пространство, из которого в этот темный и пресыщенный ложными удовольствиями мир, наконец, как подлинная долгожданная свобода, начинает проникать преображающий нетварный свет, освящающий праведников и опаляющий тех, кто так и не захотел признаться, так и не решился открыть себя этому немеркнущему сиянию, обличающему все скрытое и делающее все тайное явным. Так и не решился вернуть себе свое лицо, ставшее
Что же такого особенного в истине? Истина есть настоящесть, обладающая стойкой, но мягкостью, парадоксальностью, в которой сочетается утешение и острота, вызов и окликнутость, предельность как то, что составляет пре-дел Единого Бога, и то, от кого зависит деление на множество. Истина есть прямое продолжение жизни по благодати, являясь его позвоночником, она есть универсальность и единичность, соединенная в неразрывное единство, она есть воплощение космической гармонии и стройности Вселенной, заключенная в благозвучии тишины в сердце.
Так стол выполняет свою функцию плоскостного пространства, чтобы на нем можно было готовить или писать, но только благодаря ножкам, которые находятся под столом, под видимой поверхностью. Без твердой опоры, без крепкого стояния колоссов под столом, сам стол превращается в обычную доску жизни, на которой можно что-то писать, рисовать, гравировать, но согнувшись, обратившись вниз, приблизившись к полу, к земной поверхности. Так и мир без истины до этого казался склонившимся, согнутым, извилистым. Кривым. Как стол, лишенный опоры ножек, теряет высоту и объемность, превращаясь в лежачую плоскость, так и мир без внутренней вертикали истины уничтожает различение верха и низа, оставляя только ровную, выглаженную и отутюженную постмодернистскую горизонталь, плюральную одинаковость мнений, стирающую различия благодаря тому, что осуществляют движение по вечному кругу повторений.
Стоит ли тогда быть современным, ведь во времени, в котором истина отсутствует, невозможно стоять прямо и двигаться, оставаясь прямым, можно только примыкать к группам, идеологиям, партиям, нациям, или любым коллективным силам, которые предлагают человеку лишь два варианта — бегать в услужении или лежать в подчинении. Первый вариант предполагает бег по кругу повторений, что означает вторить друг за другом становящиеся с каждым новым голосом все более бессодержательными лозунги и штампы, что в таких средах принято называть комментированием событий и фактов, а когда этот процесс доходит до внутренней тошноты, то ради разнообразия спорить. Второй — пользоваться чужими успехами и трудами, которые в группах также принято присваивать, осваивать и делать своим, поскольку это и считается быть идентичным, то есть равным группе, быть таким же, как остальные, без зазрений совести осваивая то, что другой с трудом сердца и ума творил. Быть одновременно послушной травой, которую старательно косят другие, а в свободное время самому быть газонокосилкой, которая срезает траву у других людей, чтобы ни один листочек не решился превратиться ненароком в самостоятельный цветок, тянущийся вверх, скорее, туда, чтобы подняться от тьмы гула земли. В этом смысле, такое время отлично устроилось — главные в нем навыки — вторить, спорить и пользоваться, что неудивительно, ведь время крутит, вертит, его суть лишь в повторах, вращениях, переливаниях. По своей природе оно занимает априори второе место. Будучи тем самым «веком сим», блеклым отражением вечного, которое возомнило, что способно существовать отдельно без воли Божьей, как известно, благой, угодной и совершенной. И потому являющейся лишь текучей субстанцией, льющей в уши обывателей то, что они хотят услышать. А все вместе успешная жизнь во времени называется рыночными словами «освоение ресурсов», а по сути, является просто лицемерным ханжеством и лицедейством под маской притворного льстивого благочестия или наоборот циничного скептицизма.
Стоит ли жить в таком времени? …Или стоит повременить с этим решением, вернув хотя бы в своей жизни столу его законные ножки и ответив, тем самым, прежде всего, себе самому на главный вопрос, что значит стоять в истине и жить в благодати. Вопрос не праздный, ведь на его кону стоит главный вопрос — сохранить ли в своей жизни понимание того, что стол существует только благодаря ножкам, окно — раме, дом — фундаменту и стенам, обычная пишушая ручка — стержню внутри нее. Планета Земля, с точки зрения космологии, — благодаря невидимой оси, держащей ее, чтобы она могла двигаться по спирали вокруг Солнца. Ну, а Вселенная — благодаря Богу, который, как известно, есть начало и конец, альфа и омега. Так, значит, в самом ходе устройства мироздания заложены и начало, и воскресение, наступающее после конца, а не после его отрицания. Воскресения, возникающего после признания некоей скрытой истины, но становящейся такой явной после ее обоюдоострого укола, что только и остается, что признаться ей, покаяться за то, что вместо высокого выбиралось низкое, вместо небесного и вечного в приоритет клалось земное и тленное, вместо прямого — плоское, льстивое и вторичное. Лишь после такого оздоровления души, ума и сердца, после контрастного дУша истины в своей душЕ, после возвращения своего лица открывается нечто, а вернее, некто, созидающий подлинное объемное поле жизни, через дух Господень осуществляющий восстановление падшей человеческой природы, сотворенной по образу и подобию Божьему.
Все в мире наличествует, поскольку существует невидимый стержень, не бросающийся в глаза. Его задача умалчивать о себе, оставаясь вне поля зрения, быть свободной верой, но ждущей и зовущей тихим гласом тех, кому тесно в этом плоском мире, кому хочется открыть небо над головой и твердую почву нерушимой, постоянной, потому что вечной истины под ногами, чтобы встать в полный рост. Встать и обрести полноту Славы Божьей. Мир в истине только и обретает смысл, благодаря которой жизнь только и способна, наконец, двигаться осмысленно к истинному расширению, а по сути, ко Второму пришествию Бога на Земле — Христу, который воистину Воскрес.
Воскрес, потому что ранее распялся вместе с земными противоречиями, показав миру, что можно стоять не просто до конца, но и открыть пространство после конца, в котором и обретается прямота, помогающая духом взмыть ввысь, туда, где уже не остается сомнений в смысле жизни. Туда, где живет только гармония, мир, стройная пропорциональность, благо и конечно, истина. Сохранит ли мир желание и устремление к целостному восприятию мира или так и останется миром без ножек, миром фрагментов, сплошных примеров, досок, на которых некто, не сдавшийся, продолжает рисовать целый стол с ножками, доказывая необходимость сотворить из доски настоящий реальный стол. Станет ли он личностью, способной претворить рисованный замысел стола в реальность, а первоначальный рисунок на доске сохранит ли как слепок «последних времен» для современников будущего века, чтобы кто-то нашел его стершийся рисунок и увидел в нем пророческое видение о том, что ведь настоящий стол тот, у которого есть ножки. Ведь и в правду мир-то станет целостным, если только в нем будет дано место для истины божьего замысла, без которого все видимое растекается в аморфную, бессмысленную и бесформенную массу, толпу досок, мнений, часто с одинаковыми рисунками стола без ножек.
Мир без истины как мир, в котором существует бесконечное количество досок, на которых возникают разного качества рисунки с изображением других досок. Такой мир превращается в страну зазеркалья, где доски клонируют сами себя и раз за разом повторяется рисунок одной и той же доски, стола без ножек, создавая своего рода список клонированных досок, вложенных одна в другую до бесконечности. Такой мир напоминает мир-справочник, где большинство является отраженными копиями друг друга, слепками чужих образцов. Меньшинство не отстает, предпочитая внутренней совести общественные симулякры, тем самым, лишаясь собственной небесной аутентичности, неповторимости и уникальности в силу угождения групповым и национальным идентичностям.
Мир был таков в конце, на кону истины. Люди сделали свой выбор. Одни предпочли сохранить в себе прежнее положение рабов плоского мира копий, другие — избрать истинное состояние свободных людей, стать своими для Небесного Царства. А для этого подняться над собственными корнями, над шумной площадью, где толпа по обыкновению ждет зрелищ, и национальностью, чтобы получить в дар то, что и принадлежало им искони — целый мир, созданный по образу и подобию истины, блага и красоты божьего промысла. И наконец, долгожданное событие свершилось! Отбор произошел. И мир после конца начал преображаться.
