Ольга Брагина — поэтесса, переводчица. Родилась в 1982 году в Киеве. Окончила факультет переводчиков Киевского национального лингвистического университета. Авторка четырех сборников стихотворений.

Ребекка Перри

Перевод с английского

Кинцуги 金継ぎ

Ты говорил, что я обращаюсь с тобой, как с собакой,
поглаживая твои волосы
и приглаживая уши,
вот что может превратить доброту в зло.
Я извинилась бы,
но любовь — наши мягкие ткани.

*

Существует японское слово, обозначающее
чувство, возникшее у человека после встречи
с другим человеком, что будущая любовь
между ними неизбежна.
Это не то же самое, что любовь с первого взгляда.
Например,
твой запах всегда был мне знаком.

*

Ты спросил: «Как может человеческое существо
быть так похоже на листок?».
Меня привели в ярость твои вопросы,
но это правда, мои вены поднимали тревогу
в душе, голубые, в отчаянии
ищущие друг друга.
Существует немецкое слово,
обозначающее голубизну вен,
также это — серый металл и зеленый,
и цвет домов, в которых живут призраки.

*

Существует японское слово, которое значит
ремонт разбитой керамики с помощью золота.

*

Два дня наедине — и я разговариваю
с перцем чили, смотрю, как краснота
просачивается сквозь последнюю зелень,
словно конечность начинает двигаться.
Я никогда не замечала, как электролампочки
становятся ярче. Также я поняла, что не знаю
дорогу куда-либо. Улицы
всегда просто появлялись передо мной.

*

Небо темнеет.
Как объяснить печаль,
которую я чувствую зимой, это печаль,
неотделимая от зимы. Печаль, характерная для холода,
утомляющего мою кожу.
Зимняя печаль,
когда кровать — айсберг в море.

*

Конечно, твои предпочтения
являют себя сдержанно в расположении
комнат. Несколько вещей ты оставил -
неясные предметы
по краям ренессансной картины,
ждут возможности поймать свет,
когда я слаба.

*

Существует слово языка шайеннов, обозначающее
подготовку твоего рта к произнесению слов.
Месяцы, проведенные в подготовке,
отзывались вкусом металла,
еду было неприятно жевать.

*

Я смотрю на гроздь винограда в вазе,
и даже их отказ расти поодиночке -
пугающий перезвон колоколов природы,
когда я пытаюсь уснуть
днем.

*

Чувство любви, которую помнишь,
так легко поставить в духовку и разогреть.
Я жажду твои уши,
когда мои руки пусты.

Стеклянная лодка

Мы ели персики на балконе
над грязнейшей
парковкой, которую ты только можешь себе представить.

Море было ломтиком
на дне неба.
На наших подошвах

была серая пыль, и мы
разносили грязь по комнате,
как рассеянные собаки.

Когда мы медленно шли
по деревне с ее
запахом теплой рыбьей крови и

мимо домов с бородой пурпурных
цветов, котята
бездомные заставляли меня грустить,

не говоря уж
о щенках бездомных,
вызывающих такие же чувства у тебя

(моего товарища).
Потом мы смотрели, как прибой
смывал объяснение

в любви на песке.
А потом, следующим ярким
утром наш крошечный гид

провел нас через потоки
в теснине, потом
через стремительную реку, вода по грудь,

он держал наши сумки
над головой. Мы никогда не знали
воды столь жадной,

наши тела превратились в губку,
их предали. Каждый раз
нас затягивало,

черный сланец врезался
в наши голени и лодыжки.
Кровь пузырилась

в белой воде,
следом за нами, потом
в ткань, словно розы. На мне

не было ничего под сарафаном
на обратном пути, воздух
омывал снизу

(мой озорной друг).
Ранним вечером
мы смотрели сквозь

стеклянное дно
маленькой лодки, пили
холодное пиво из бутылок.

Шок утра
был покрывшейся мурашками
памятью, сонная вода

под нами была ложью, а
невероятное серебро рыбы
не принадлежало этому миру,

они плыли
и плыли мимо,
внезапный приток роботов.

Пепо

Ее воображаемый друг умер утром
в ее восьмой день рождения, какой урок нужно выучить,
пока ее живые друзья визжали в саду,
как москиты, стирали траву
блестящими глазами, и аэростаты бросали
на нее свирепые взгляды. Ее торт был
замком, который она разрезала на куски столовым ножом.
Она съела башню, в которой ее воображаемый друг
мог бы жить, а свою башню
оставила на месте, как символ своего одиночества.

Чтобы отметить неделю с того дня,
она несет арбуз в их любимое место
у пруда, где они впервые встретились, под кронами
деревьев. Она сидит на нервной листве, разрезает
арбуз на куски, чувствует боль
чего-то необратимого, что происходит с каждым
рассечением ее кожи, чувствует, что ее сердце становится мешковатым.
Она воображает, что разрезает мир, разрезая
атлас по его краям. Она размещает континенты
в отдельных точках по краям пруда,
потом оставляет их, чтобы поразмыслили
о своем новом состоянии, непобедимая вода.

Алебастровый младенец

Ходить из музея в музей
почти плакать в каждом

перед картиной маслом, на которой ваза с фруктами

перед крошечными доспехами

перед стеклянной коробкой с саранчой,
которая топчет друг друга

перед ископаемым динозавром
розового и серого, словно пирог со свининой в поперечном разрезе
раскололся на две части и покрыт лаком

перед начиненной игрункой,
обнимающей крохотную веточку

перед реконструированной типичной кухней эпохи Тюдоров
с чучелами цыплят и пластиковым хлебом

перед шпильками и котелками
прекрасно выточенного миниатюрного семейства
с сияющим младенцем, сквозь которого виден свет

перед набором пирожных в кафе

перед мумией с волосами на ногах
со знаком, гласящим, что в 1902 году ее при всех
распаковали, бинты подарили
людям из публики, как сувениры

перед различными инструментами для
пыток и кастрации с вмятинами от использования
с аниматронным мужчиной, который жмется в углу

перед серией мозаик
с изображением эротических сцен древнего Рима

перед мраморной статуей в натуральную величину
девушки примерно моих лет
ее руки сжаты в молитве
я хочу наклониться и поцеловать ее холодные губы

Юстина Баргельска

Перевод с польского

Ни одного из этих сладких арбузов

Это он. Это не он. Видишь эту женщину?
Я тоже вижу ее, но изнутри. Ты, Агфа, которая любит багровый,
смотри со мной на ту женщину, которую вижу изнутри,
пока я медленно привыкаю к мысли, что немного есть женщин
таких, и с другой мыслью, довольно похожих, что есть миллионы женщин таких.
Смотри на меня, Агфа, пока я еще могу оглянуться,
и не обязана быть лучше, чем предыдущая я, потому что это всегда
я, потому что он не касался бы никого, кто не был бы мною,
в этой, прошлой и будущей жизни. На самом деле я думаю,
что родила его, Агфа, действительно думаю, что могла.

Приключение

Большой Взрыв — это было только про секс? Всеобщее
заблуждение, дрожь из–за другой дрожи? О,
капитан, ты не хотел бы плыть в обжигающем
водоеме этого стихотворения и войти
в эту бухту, ты не лег бы в постель с любой
девушкой, прячущейся для тебя в скользких
переулках. Пусть хор подтвердит
результаты оперативной проверки: здесь у часов
нет стрелок. У змеи есть рука
вместо головы, но она сворачивается в клубок.
Девушки роковых пропорций
Бросают эти клубки с высоты в ночь.

Она рассчитывает на секс

Церковь настаивает, чтобы тела хоронили,
объясняя это тем, что сам Христос хотел, чтобы его
похоронили. Конечно, я собирался
воскреснуть, а не возродиться
из пепла, как феникс, говорит Христос,
но это не значит, что другие не могут
возродиться из пепла, как феникс,
говорит Христос, и он действительно
очень был зол на эту бестолковую Церковь.
Как феникс. Через четыре часа
я увижу тебя, что бы
ни случилось. Я увижу тебя
через три часа.

О девушке, которая будет гореть в аду

В самой невероятной части нашей программы
способная на величайшую жестокость,
вымазала дегтем собаку, спала с тремя
парнями сразу, в том числе — с одним в уме,
горит в аду.
Когда нажимаешь кнопку, пожалуйста, помни –
никто никогда не любил тебя так, как я,
и никто так не хотел быть свободен в твоем присутствии,
как я. У меня просто были
свои ограничения.

Проект по замене всех рамок для фотографий

В длинный летний день газонокосилки могут работать от зари до зари.
Ты можешь просыпаться и засыпать под их жужжание,
под историю, которую ты не понимаешь, но однажды придется
столкнуться с этим феноменом. А потом прощай, удивительный мир,
где анисовый леденец сладострастен просто из–за того,
что в нем есть буква «с».
С тех пор ты придерживалась своего рациона, никаких изменений, с кем.
Ты видишь бабочек или радуги, появляющиеся нежданно-негаданно,
что это на самом деле — предвестники смерти внезапной,
твоей или родственников множества поколений со всех возможных сторон.

Вкратце

Спрашиваю, отослали ли они это треклятое тело,
или нет. Они пишут, что отослали,
проволочка может быть только из–за погоды,
и чтобы я им черкнула строчку в следующую среду,
собираюсь ли жаловаться или хочу другое тело вместо этого.
На самом деле не знаю, у меня есть время до среды,
чтобы всё это обдумать. Червь предал другого червя,
а теперь извивается, во сне и повсюду. А
между тем, в свете из окон школьной библиотеки
кажется, что мой ребенок превратился в камень
и говорит: «Не плачь, женщина, если я не плачу.
Подойди ближе, не на что тут смотреть, нечего видеть».

Прекрасная мельничиха

Вчера я шла через пустыню,
было уже темно, и что-то
зарычало на меня сдержанно. Чувство
не какое-нибудь, а тепла, М.
Страх, словно из старой книги: она боится, что может стать пантерой,
и не знакомится с ней вовсе, поскольку что делает пантера? Может ли пантера
не закрывать пасть для картины, может ли она лечь в постель в своих новых туфлях?
Когда пантера смотрит на хлеб, он теряет форму — вот ее дар.
У мельничихи тоже есть крутой дар — оживлять мясо.
Но она хотела бы перенять еще один дар у пантеры: когда кто-то приходит и говорит,
что поезд, существующий лишь в расписании, только что уехал, ей хотелось бы иметь силы спросить:
«О, неужели?», и не пытаться съесть солнце в попытке остановить закат.

Кофе с импринтером

Значит, ты был нигде? Я была,
но не нигде. Это могла быть Абхазия,
страна первых букв, где мужчины
кладут рельсы ночью, против ветра, а потом
они удивляются. В офицерских сумках они хранят фото
той девушки в стиле пин-ап в розовом с голубым,
другие заветные снимки, которые вешают на стены.
Они бросают камни в голубей, злые,
что голубь ритмично качается и взлетает, а потом
плюет на это, словно ничего не случилось, не переживает,
что больше не такой, как был прежде.
Они нарисованы на поверхности кожи, потом — глубже
на полотнах, и в конце концов — этот пин-ап
изобличают всё же, стряхивают, и никаких следов.

Ряд легких ран

Девушка исчезает в пешеходном туннеле,
убегая от мужчины, зовущего ее.
Когда моя земная жизнь закончится, думает она,
я поеду в Италию и буду коротать свои дни,
препираясь с соседями через балкон, а пока
мне надо немного подумать, мне надо подумать: Александрия,
свет просачивался сквозь лимонную эссенцию.
Я как-то сказала это вслух в автобусе.
У них там есть вместилища, достаточно большие для того, чтобы вместить
автобус и все остальные греческие сосуды «лакримоса»? А боярышник пах прекрасно. Как тонко тебе пришлось измельчить меня,
чтобы получить эту краску?

Соль и огонь

Юреку

Ты знаешь, как себя чувствуешь? На некоторых дисках
запись громче, чем на других,
вот как всё это происходит, но ты слышишь свой голос?
Я не слышу свой, хотя слышу твой.
Если бы я не была на дне океана. Но ни одного из сегодняшних,
лишь тот, о котором мой сын говорит с грустью, указывая
на школьную площадку — когда-то
всё это было водой, эти дурацкие континенты
разделили ее. Потом он спрашивает: «Мама,
ты помнишь то время, когда нам не нужны были глаза?».
Малыш, как я могу забыть,
из тысячи приключений моей бессмертной души
это было лучшим.

Собака ест твою шляпу

Честно? Думаю, ты не знаешь, что такое тоска.
Твоя дочь когда-нибудь говорила тебе
пятьдесят раз подряд, что собака ест твою шляпу?
Пусть, я сказала. Не знаю, было ли это хоть раз. Твои электронные письма -
не письма, а ласки. Сегодня ночью я лягу спать с тобой -
говорит мне электронное письмо. Нет, письмо, этой ночью ты ляжешь спать с женой,
а я лягу спать с мужем. Несмотря на это, не позднее, чем завтра
я планирую избавить мир от всех сосудов –
для питья, мочеиспускания, хранения пепла любимых,
для собирания крови Спасителя, и я останусь последним
сосудом в мире. И, будем откровенны,
кровь нашего Спасителя и я — только мы двое знаем,
что такое тоска.

Хлопковое поле

Это, должно быть, был праздник тела Христова. Пожилая женщина
тащила стройную девушку с синдромом Дауна за собой: маленькая моя девочка, девочка моя,
когда я умру, что станет с тобой? Но я не могла бы
пожилой женщине обещать, что мы ее не съедим, я точно не знаю
привычки своего вида, недостаточно знаю.
Часто вижу, как наши останавливаются на перекрестках,
достают из бумажников снимки зданий с золотыми куполами,
чтобы показывать друг другу, мужчины и женщины,
молодые и старые, но от вожделения или в качестве угрозы, не знаю.
Это, должно быть, был тот день, по тропе
или по краю парка шел мужчина в коричневой куртке,
нес стол для футбола, крохотные головы перевернулись,
я ничего не могла с этим поделать, но солнце клонилось на запад.

Другая роза

Я родила невероятно красивую дочь, ее зубы,
ее волосы — словно из Песни песней. И я
чувствовала себя красивой тоже, спасибо тебе. Между тем,
у нее совершенно другая красота,
у нее красота, которую я хочу защищать.
Если бы у меня была красота, от которой я краснела бы,
как бы то ни было, у меня, вероятно, есть красота, парни
не бегали бы столько за мной, если нет,
но мне не нравится эта красота, потому что парни
бегают за ней. Поэтому я верю, что красота моей дочери -
единственная надежда
этого мира.

Запоздалая новена святой Рите

Я правда не хотела умирать тогда.
Я только научилась складывать
руки в молитве, так, словно
держу в них что-то, только
научилась вести переговоры.
С шармом. Даже стоя по пояс
в море огня. Я научилась договариваться
обо всем, описывать с прилагательными,
звучащими хорошо в переводе на английский.
Я складывала руки в молитве,
словно прятала там что-то большее, чем камень,
и мне нравился этот трюк.
Это изображение было похоже на триптих,
но незавершенный.
Я думала, что это — букет хризантем,
а это была голова ребенка.
Я думала — это садовый зонтик,
а это был Призрак Грядущего Рождества.
Если бы я молилась так, как ты предполагал,
сложив руки в воздухе, я до сих пор была бы жива.

Жилище

Меня раздражают окна в доме на противоположном краю
пенистой улицы внизу. Часами напролет я заглядываю,
что готовят у моих соседей, как они кипятят крохотные сердца
воробьев — вот что мой отец называл требухой в нашем детстве,
иными словами, когда коты исчезали, потом возвращались
со следующей фазой луны, уши изорваны. Не для меня
это больше теперь — окна на первом этаже
что за бардак, флаеры с женщинами в почтовом ящике, такие взрослые, какой я
никогда не смогла бы стать, даже если бы проползла на коленях
по осколкам стекла с кухни в спальню.
Наверху мужчина с мордой пса, или, может быть,
пес с человечьим лицом, никогда не знаю, опускает
стеклянный глаз на свою рыболовную удочку
и рассматривает женщин внизу.
Меня раздражают их окна. Они перебарщивают
с этой жизнью, словно не знали, что тебе это всё не нужно.

Два зеркала, одно из которых восхваляет

Королева огня пишет письмо: маршрут, люди, машины.
Думаю, я знаю лучше, что считаю унизительным.
Если бы я убила наших детей и ездила бы с ними по городу,
я сочла бы это унизительным. Если бы делала то, что делаю,
чтобы мимо пройти, словно икона стиля, я сочла бы это
унизительным. Правильное уравнение никогда не угрожает любви.
Правильное уравнение, в котором веру
можно заменить без каких-либо потерь вожделением — язык,
в котором меня могли столь безболезненно спасти,
который, как предполагалось, ты должен был изобрести для меня, но не изобрел -
я сочла бы это унизительным.
Я не сжимаю объятья. Не шлю поцелуи, я веду
войну по всем фронтам. Ответь на мое письмо как можно скорее.

Хлорису

Если это правда, Хлорис, что ты любишь меня,
тогда, прости меня, я не представляю, что делать
с такими проблемами, как мировой голод
или то, что Папа Римский не разрешает Черным использовать
презервативы, ширма опускается,
после этого оказывается, что двери нет.
О фотографах, которые убивают себя
над фотографиями, которые сняли.
Хотя свет был прекрасен, они убили себя.
Если правда, Хлорис, что ты меня любишь,
тогда я даже не знаю, что делать с этим морем,
которое, расходясь, глотает непокорных собак,
незапланированных детей, корабли и их капитанов,
города, страны, миры. Я плыву в этом море,
поскольку я плыву к тебе, Хлорис. Если ты меня любишь, скажи мне, что делать,
я поняла, что плыву, но больше тебя не люблю.

Женщина объявляет пчелам о смерти их хозяина и повязывает черную ленту на улей

Невероятно, что может натворить одна взорвавшаяся трубка.
Невероятно, что могут сделать один мужчина и одна женщина.
Двери закрываются за тобой, но они закрываются за тобой
так же, как все двери.
Я скорбела вместе с пчелами о нашем расставании,
теперь буду пытаться радоваться тому, что было прежде
вплоть до того момента, когда я больше не знаю,
что делать со временем, которое осталось
и вот я иду спать, а кто-то стоит надо мной и говорит:
«Змеи спят так, свернувшись в клубок, словно котята или маленькие дети,
смотри, в этом положении тебя заберут в Рай».

Наталия Малек

Трофеи

Некоторые женщины советуют перед уходом собрать всё, что рассыпалось. Пижамы. Сливы, желтые и маленькие, как запрещенные младенцы.
Тапочки с узором, который ласкает взор, но не слишком яркий.
Но не собирай брошенное на месте катастрофы.
Не откладывай их. Дай им год, чтобы пришли в чувство.
Если твой год слишком короткий, можешь его удвоить. Не по их просьбе.
(Результаты — чистые сосуды, в которых и фрукты, и уксус).

Выжили только хрупкие

Желтоватые овцы. Парни со щетиной. Бритые парни,
вопреки новым обычаям. Все — жители северных графств.
Некоторые — из южных.
Ни одного забывчивого.
Возможно, один любопытен (я сомневаюсь).
Никаких птиц, гадящих на липу. Разумеется, никаких женщин, до сих пор щеголяющих в перьях.

Если мы едим спаржу

Это значит, что Польша поредеет.
(Население)
Но там что-то еще (неожиданное нашествие длинноногих девиц).
Если мы едим спаржу, это значит 1-е, май. Вы не можете есть персики.
В крови никакого потока гормонов стресса.
Но, возможно, другие.

Пафос

Птица семейства бакланов с дерзким наростом
На горле. Прожорлива. Плавает быстро.

Калос

Фрагмент тела.
(Тела нет, только фрагменты, доктор зафиксировал в моем больничном листе).
Мы видим?
(Ты видишь, дети согласны)
Глядя на это, их лица трогают пальцы.
Ты предпочитаешь отвернуться? Но это — как уклоняться
от взноса в Родительский комитет, система громкой связи в аудитории, и поле
усеяно шлаком.
(Дети не хотят ничего портить и не должны)

Кагафос

М-р Манчу дерется, как медведь.
Пятьдесят лет назад директор Вроцлавского зоопарка его остановил бы
при побеге. Но не сегодня.
М-р Манчу оттуда, где не действует мой школьный ID.
(Действие красной печати истекает в сентябре)
(У людей жизнь истекает при безработице, часто после рождения ребенка, а иногда без причины)

Бамос

Где-то там должна быть красота, которой мы уступаем. Не в Европе. Не в Африке. В море.
На волне чьей-то беды,
которая выбрасывает такое же старье, как ее дорогие, но старые подруги:
волна семейных чувств и волна острой критики.
(а именно: скидочные купоны, влажные носки,
треснувшие телефонные аппараты и расслоившиеся раковины).
Мы не ходим туда, чтобы проведать кого-то.

Культура пост-развода

Можно представить, к примеру, так: мы едим картошку и соленое масло,
Длинные-длинные праздники в Лотарингии длятся.
Местные церкви интересуют меня больше,
чем местные мужчины.
Возможно, она справлялась с этим и раньше –
соблюдала дедлайны, приспосабливалась к чьим-то ожиданиям.
(Франческа, загорелая девушка из группы парусного спорта,
посоветовала становиться на весы каждое утро)

Зеленые колибри

Писатели часто теряют ход мысли, пытаясь объяснить, сколь яркий камень — колибри: это невозможно.
Ричард Хьюз, «Буря на Ямайке»

Я больше не могу притворяться готовой, видишь ли,
когда ты не ешь мясо, сложно приправить стихи о маленьких цыплятах.
Когда не занят, думаешь в основном
о высоких скулах Бианки Балти,
о простом фрагменте Бернстайна и странной майской грозе,
ты можешь лишь в своем белом блокноте
с вереницей зеленых колибри записывать свои заклинания.
Они не покинули меня. Значит, не достигли тебя.

Семя

Семя минимализма проросло в Матильде.
Она пошла гулять.
Важные вопросы захватили ее,
не менее, чем банальные. Бассейн. Балтика.
Население и его убыль -
словно парики. (Так много действий связаны
с импортом кофе,
но все же это необходимо).
Она смотрела на улицу. Семя в Матильде,
пустяк.

Обращение

Дамы и господа, приглашаю некоторых из вас на концерт Беллини.
Остальных — в общественные сады.
(Или: Юг, соответствует ли это вашим планам насчет отплытия?)
Если нет, попробую что-то другое: мы наклеиваем
бакенбарды на лицо ночи,
надеваем защитные маски на свои лица. И ждем. Музыка — нечто вроде мольбы.

Складки и оборки

Я объясняла мальчику, что страна на «Б» не может быть Брюсселем.
(«Не променяю ни на что на свете», — заявила Иоанна мелодраматично накануне Пасхи),
Кроме того, эти реки работают не столь хорошо, как шнурки,
хотя связывают людей крепче, чем вечеринки на день рожденья.
Вам не нравится кружевной стиль пишущих женщин.
Но я поняла недавно: для важных событий выбираю складки и оборки.

Пуповина

Они изучали нить:
Тулси с ее бритой головой, красивым черепом,
и Арабскую Девушку (это ее кличка), которой
ничто не приносит удовольствия,
и П. — не так давно Джон Кейл хотел, чтобы он бросил жену, как единолично.
И он почти начал аплодировать, и мускулы его бедер сжались,
но радость увяла, когда он утонул
в серебряной чаше
Чикаго, там на каждом шагу — белощекие казарки, гусеницы, ненужные сосуды.

Что делать, когда левый либерал замолчит?

Встаньте, ноги в стороны.
Медленно наклонитесь.
Вытяните руки вперед — превратите их в тюк,
более светлую вершину волнореза.
Повторяйте:
Я свободна, как гремучая змея.
Я навожу ужас, как дочь гремучей змеи.
Никто не желает меня вот так!

Оболочка

Не знакомьтесь с русскими. Не исправляйте их.
Не ешьте с ними (под неусыпным оком телохранителя)
И всё же. Поднимитесь с Р. на тринадцатый этаж. Игла граммофона. Открытие ветра. Сегодня!
— я почистила зубы и налила портвейн. Ты должен знать,
что наш город взорвался,
словно попкорн. Мне нравится.