18+

В стихах Елены Ревуновой дан голос субъекту, чей пол зависит от отношений с отцом: женщина. Это пишет «женщина-женщина» — материалистически-феминистская, близкая, телесная, живая, — и та, которой, конечно, «больно». Ей «больно» в мире мужчин, которым, наоборот, «не больно» — так сложилось исторически. Казалось бы, что нового может дать такая диспозиция? Вроде бы, мы все это слышим в каждой популярной песне.

Но Ревунова, чей писательский опыт насчитывает, между прочим, написанный в юности и пока не опубликованный роман, прозу и стихи, делает эту «женскую» позицию точкой привилегированного доступа к письму и миру. Ее поэзия — это такой гендерно-модифицированный корреляционизм: она не скрывает точки, из которой пишет, а, наоборот, выводит на поверхность своего письма самые что ни на есть конкретные, вульгарные вещи (выводит искусно, не сразу и скажешь, как вдруг оказываешься в ее мире — ею самой).

Ревунова видит, пишет и действует из того тела, из тех обстоятельств, в которых ей довелось оказаться. Вроде бы тоже штука нехитрая: ну и что? Многие вроде бы пишут «из опыта», «как есть», описывают «то, что с ними происходит». Но вопрос тут в глубине погружения в опыт, в честности проживания банальнейших драм и перенесении всего этого на электронное полотно без искажений. Так делает, на самом деле, мало кто: чаще изобретается, особенно для поэзии, «лирический субъект», или идеологизированный подходящий модный симулякр. Елена Ревунова отказывается притворяться кем-то другим — а так делают только настоящие писатели.

К своей авторской позиции она добавляет еще кое-что: а именно, беспощадную, наотмашь, самоиронию («в тиндере небытия фату обронить»). Ее самоуничтожающийся женский субъект, ее внутренний репродуктор, возвещающий последние истины, ее та, кто в действительности говорит, ее гегелевское «мы» расположено далеко за гранью постмодерна, — то есть там, где мы еще не были.

Остается лишь добавить, что все вышеперечисленное делает Елену Ревунову, на мой взгляд, одной из самых перспективных авторок (одним из самых перспективных авторов) ее поколения.

Елена Костылева

***

катаешься на троллейбусе
дендропарк
под надземным переходом
в разводах от мыла

не вспоминать, как они снимали
твои портреты сквозь это стекло
все,
первооткрыватели –
один совсем исчез и скрыл следы
второй счастлив
третий сделал вид, что ничего…
отдыхает

обеденный перерыв
чужие слова
вычеркиваю дни, осталось 18, но
лучше 38,
1-е сентября,
58,
1-е октября,
надо возвращать долги

сигареты берешь на предпоследние
сто рублей
центральный проспект весь раскопан
петляешь
по временным тропкам
огороженным сеткой,
пластиковыми фигурками-тумбочками
интересно — думаешь поверх всего –
а кто-нибудь уже попал под машину?
сейчас это так легко и как будто все
это понимают и принимают

курточка чужая, а платье свое
и прошлое бросается в тебя «мы»
любимое мы
а я

это июль спор лета и осени месят
грязь
дождь на солнце в подвижной рамке
раздвижных окон
ветер и крики чаек
пестрота ненависти и
орфографических ошибок
вот таким чтением ты отвечаешь своему сегодня
в твоем унаследованном городе
неслучившегося будущего

***

огромное тело мертвого кита во сне
на перекрестке
ты туда не хочешь хотя знаешь что
там единственная дорога по
которой можно
уехать
по-настоящему
в жизни

***

беспокойная девочка раннего
достоевского
королева улиток повелительница
насекомых
превращала кольцо в жука, а жука в
кольцо

ушедшее возвращается если не
сделаешь правильный шаг
училка посеченная указкой проткнуть
пытается сердце свое в доспехах
нефть бы пустить по жилам,
вскрыть в ванной возлюбленного
кинотеатра тайной души и ей тогда
подарить
на зеленом кресле никем не
любимой обычной тезке
в слезах пред отцом в гараже
требуя много денег и
начать жизнь заново

алая нитка фантазии вдетая в ушко воли
перед выстиранными флагами всех стран
прокалывая мундиаль сшивая что-то
протискиваясь в скопищах знаков
словно в каких-то гроздьях планктона
этот калькулятор сломался и печатная
машинка в больном свете
рассвета
анклава
здесь быть
не должна

я не хочу про гондоны сияние
колонн и гордость слоу-прозрений
время идет,
вспомнила, в тиндере небытия фа-
ту обронить у развижных дверей в
супермаркет
скучная шутка, мусорщица-кокетка
скамейка еще теперь, свои имена и
все никогда не бывало
прежде в калейдоскопе серьезного
лежу и боюсь
и радуюсь тоже
и ничего не чувствую снова

видение : поколачивая и вертясь
она юнга
стыдливо целует под шифром прозрачным

и вовсе не вдруг
опять
королева улиток
готовится к панихиде

последней из когда-то трех

каждое слово содержит в себе рассказ
для места ее тоски

повелительница насекомых
все–таки застает свадьбу
клопов в розоватом
великолепного неона недалеко от
первого очага дисциплины за малые деньги
одержимый ангел тащится вслед за ней
на пунктирной веревке
головокружений столицы густоты крови
стены империи зла
с глаз снимаешь
кожуру их ненужных плодов

Многое стало неважным

я никогда не могла такого представить
я никогда не видела ничего другого

***

модернизм мефидрон триптофан
аниме-пионерки двачении
я это то что я вижу
чтобы забыть ему предъявить

это поверхность

дип вотер девил
руку мою возьми

сын тибета
все поменялось
твои менструальные ночи
отложены рельефными
календариками фармы
заграничные деньги на твоих
простынях в мерцающей комнате
оставили запах
плакать не будешь и плотное дерево
с письменами
в изголовье

анальгин многоцветная дымка
конец дыханья

***

0.

мальчик на велосипеде
везет в руках звезду и вдруг мир
взрывается

1.

тупое лето в духоте бесплатного автобуса
бьют часы над входом в здание
человечества
и сну твоему ты уже знаешь
не будет конца
провинциальный кислород и
микропластик
переливают по трубам
летят платежки, просроченные под
тяготами жребия,
как волшебные письма, как дождь
с небес путаницы и невежества,

однажды портрет подмигнет,
а зеркало пошатнется,
революция отражений и символ
возложит на лоб господин
паутинкой и сдастся
откладываемому хохоту
гильотина отсечет отрицания, а свет
захлебнется упраздненный

безумие предчувствуется
праздником появления

2.

фотки спального района шлет
чудовище по старинке
ресайкл глупого взгляда по
сохранившейся ссылке гео-
логических слоев
клады закопанные в коде сайта
на другой чаше этих весов
к тебе летят сонмы летающих крошек
вылупившихся из цветных яичек
что снесла катастрофа в Китайской
народной республике

3.

пред открытым ртом не разобрать
сознания
призрак денег призрак любви
и сестра стоит на возвышении пред
каплей мирового океана за
руку держа отца
она меня уже забыла

ножницы речи и слез столицы
вывернутой наизнанку
куски асфальта под чужими
кроссовками
трипанули и проиграли
кровь и пепел
ничего такого

***

отец покрылся корой
а мать драгоценность
на острове буяне, у жерла вулкана, в
самом центре мира

аборигены в лесах у его подножья
готовятся съесть
плоть голливудской актрисы –
самая грустная музыка в мире

слова и время лечат в больнице
историю
за окном снег и маленькая девочка
выпадает из санок
на конопляное поле у границы с Казахстаном
в шпионский роман недобавления в
друзья
в стыд слепоты и ее качающуюся
сладковатую ночь с побегом
от испугавшего лица, от цифр на
электронных часах
с запотевшим экраном из–за
воздухоувлажнителя

садится в них вновь и сжимает
инструмент уже увереннее
и вот уже осень и счастье
выцветшего лица Евы живописи
возрождения
на новом для нее платье
купленном в секонд-хэнде
случайно унаследованного города
какого-то будущего

***

— доктор, я буду жить?
— нет, никогда
— а кто же тогда говорит?
— тот, кто надеется, тот
кто ничего не знает

а ты

снова повтори:
парк культуры, музей москвы,
проигравший идет
под небом над домом матери
полным влажных звезд

и боль ищет себе язык
а душа сопоставляет календарные записки
неполюбивший прошел бы мимо

***

по пути
мысли о сердце и слове
она обронила звезду
со лба

рядом с ивой отец снимает трусы
самое интересное внутри
нет, я совсем не устала

кусочки жизни
в застывших слезах ночи
говорившей — здесь ничего нет
я хочу быть как ты
чужая ракетка застряла в кустах общественного малинника
в этой бледнеющей местности
памяти для других
связей
в небе
неприязни ленивая
облачность

космос бедных
смеется
они готовы с вами говорить
не оказалось ни гробика, ни
сокровищ
только камера и реальность

***

прикосновения
порхающих на ветру
клочьев
карты собственных предположений
к обнаженной голограмме тела

мечи падают на землю
на стене чтобы потом повиснуть
свидетелями совсем другой боли
не будет это моим
предназначением
реальное тело неловко, но упорно в
существовании

писклявый вопль тупой суки на
остановке
у важной копии строгого храма
человеческого времени
мои злые и верные дочери
растекаются изнутри
это нектар поражения
нектар цикличной катастрофы

сегодня я как будто бы хотела
чтобы ты приехал сюда
сказал — поедем назад туда
ты ничего не поняла
а я многое понял

достаточная даль и недостаточная
даль
жалкая милая, конверты
заплаканные с
ключами конспирологии вымышленного
подпольного польского клуба
достаешь из тяжеловесного вечера на
лоджию паузы
отправляя в будущем
без промедления

смотри, тебя даже нет
в том массиве

серый каркас новостройки в тумане
мокрая земля в пластиковых
стаканах
растения пьют и растут
а ты говоришь и как бы постигаешь
законы мира
чтобы как бы от этой любви дурацкой
навсегда избавиться

***

желтые сентябрьские цветы
у рельсов на станции моссельмаш
пока еще не тридэ принтеры
а краны
возводят дрожащие новостройки

ты въедешь однажды в такую
проживешь в такой свою жизнь
и тихой она не будет
но
ты будешь понимать все позже, чем
это было возможно

право на существование
будет иногда
выпадать из тебя на больших или малых улицах вдруг
как предмет
пожалуйста, простите, что я иду
меня не должно было здесь быть
пожалуйста, простите, что я чего-то хочу
я не буду хотеть, я буду место свое знать

***

статуя времени
река времени
мир времени

мыльные пузыри и ненужная
архитектура
por favor, сияющий росчерк мороза
вдыхаешь по памяти глядя на
профиль

вспоминая жизнь
тяжелость кожаной теплой фляжки
внутри живота
душа затаилась

***

чёрные мусорные мешки вдоль обочины под нестрашным дождем
просто остановка «чужой университет»
примирение запахов этих существ
акробатика воровства и влаги

птица-медовые-уста
пролетает над опустевшей могилой матери
садится на золотую скульптуру мирного атома
невидимая
никому никому
натянутые струны структуры
по ним
серебристые слизни ползут нежно встречая
зрачки твоей любимой болезни
это все однажды закончится
выйдя из кабинета она сказала
над раковиной общественного толчка
первые устья коротких рек
на западе и востоке двух городов
их превращения в живые рубины

Елена Ревунова родилась в 1992 году в селе Городня Тверской области, училась в Литературном институте, Школе вовлеченного искусства «Что делать?» и Санкт-Петербургской школе нового кино. Живёт в Зеленограде. Публикуется также под псевдонимом Лера Темненькая.

Ссылки на предыдущие публикации:

https://dystopia.me/byline/elena-revunova

http://www.litkarta.ru/projects/vozdukh/issues/2017-2-3/revunova/

http://schoolengagedart.org/students/lena-revunova/

https://syg.ma/@galina-1/liera-tiomnienkaia-marsiel