Create post
Кино

Самодовольное ведро и другие радости от Алена Роб-Грийе

Olga Balla

Умники с Годаром на аватарке плодятся и множатся на просторах социальных сетей: новая волна захлестнула и томную диву, пересмотревшую «Мечтателей», и нежного ценителя французской красоты, и эстета, желающего произвести впечатление на весь знакомый цвет интеллектуальной культуры. Конечно, когда на экране происходит что-то глубокомысленное и черно-белое, нельзя остаться равнодушным. Камера фокусируется на угольного цвета стрелках Анны Карина, Жан-Пьер Лео взрослеет, женится и разочаровывается в мироздании с каждой новой картиной Франсуа Трюффо, а Жан-Поль Бельмондо просто изумительно хорош и аморален: все как мы любим. Но один выпускник национального сельскохозяйственного колледжа внезапно взял и раскритиковал подобный милый сердцу кинематограф, назвав его сугубо коммерческим и созданным на угоду широкой публике, несмотря на все амбиции и старание казаться чем-то другим. Голливуд, жеманный Голливуд! Система штампов, условностей — все, дабы картинка выглядела как можно более «естественной», «натуральной» и еще бог пойми какой. Куда такое годится? Ален Роб-Грийе, наш сомневающийся автор, был абсолютно против. И имел на то право: все мы можем негодовать, кутаясь в обожаемое одеялко, а вот снять что-то в противовес «четыремстам ударам» — не всегда. Роб-Грийе же написал изрядное количество сценариев, стал режиссером и оставил любопытную автобиографию, где раскрыл тайны своего творчества, поделился парочкой фрейдистских фантазий и очень честно сообщил общественности, что, в общем-то, все о себе рассказал в своих книгах и фильмах. Но этого по неясным причинам никто не заметил.

Идеология нового романа, над которой всю жизнь работал Роб-Грийе, возникла совершенно не романтично: сильнее всего его подгоняло не желание стать известным теоретиком, а раздражение, связанное с читательской рецепцией и отзывами критиков. «Просто мне, как, вероятно, всем романистам прошлого и настоящего, поневоле приходили в голову какие-то критические мысли о книгах, которые я написал, о книгах, которые я читал, и о книгах, которые я собирался написать. Большей частью эти мои размышления возникали после ознакомления с удивительными или неразумными, на мой взгляд, отзывами прессы на мои собственные сочинения. Изредка встречались, конечно, и хвалебные отзывы, но они озадачивали меня подчас еще больше. Как упреки, так и похвалы изумляли меня в особенности тем, что почти всегда содержали неявную — а то даже и явную — ссылку на великие образцы прошлого, которые молодой писатель должен неизменно иметь перед глазами .» Новый роман на то и новый, чтобы писать, не сверяясь ни с аббатом Прево, ни с Флобером, ни даже с Прустом. А еще он — не теория, а поиск. Неверно толковали не только художественные произведения Роб-Грийе, но и его мысли относительно нового романа: окончательно расстроившись, он написал в 1961 г. заметку, в которой отрицались неизвестно откуда выведенные намерения нового романа изгнать человека из мира, заполнить мир вещами или даже быть доступным исключительно специалистам-литературоведам. Новый роман адресуется всем людям доброй воли.

Что, если настоящему писателю нечего сообщить публике? Он не хочет придумывать персонажей, не заинтересован в сюжете, но при этом все равно создает свое произведение. Бесцельно ли оно? Вполне возможно. Литература вообще способна не иметь практического применения, но такой занимательный факт не умаляет ее необходимости. И это не парадокс: Роб-Грийе попросту намерен выступить критиком традиционной критики, вот и все. Ему не нужна интрига, он против связности повествования и абсолютно не считается с ожиданиями благополучного зрителя. Ясное сознание, открытое к пониманию и принятию выдуманных миров — вот его идеал. Свобода от проблемы содержания и формы, глубины, прочих надоевших литературоведческих штук. А излюбленное школьными учителями «что-хотел-сказать-автор» низвергается в эту же пропасть, но только с парой бранных слов, пущенных вслед. Что автор хотел сказать, он уже сказал. Кто виноват, что вы не слышали?

То же самое и с кинематографом, на котором теперь мы остановимся гораздо подробнее. Сам Роб-Грийе признавался, что в плане эстетики и манеры повествования ему наиболее близки Карне, Рене Клер и Клузо. И если таких мэтров, как Шаброль и Хичкок он просто относит к желающим угодить общественному вкусу режиссерам, то кинокритику Андре Базену досталось внушительнее: Роб-Грийе назвал его совершенно никуда не годным, Теория, предложенная Базеном, была лаконична: «Кино — это жизнь». По мнению критика, зритель должен забыть, что у кадра имеются края. Монтажа следует избегать по очевидной причине: ведь в природе-то его нет! Вот и бегает Антуан в поисках Коллетт по парижской улочке, работает в магазине пластинок и даже делает одну специально для девушки. Реалистично ли? Вполне. Но что-то все равно неестественно в красоте абсолютно всех «случайных» прохожих, да и уместить весь мир в чинно прибранной столовой родителей Коллетт вряд ли удастся. Роб-Грийе счел такой манифест неореализма наивностью и неплодотворностью, указав, что схожие идеи давно сидят в головах режиссеров, правда, не в такой крайней степени. Теория Базена не могла принести ничего нового: и пусть ее идеи были соблазнительны, никаких средств для ее исполнения она толком не предлагала. Весь талант, вся гениальность, по мнению Роба-Грийе, изничтожалась в вычурных приемах этих фильмов, и даже мастерство работающих со светом, например, Анри Алекана, теряло свое исключительное значение.

Второй, франко-турецкий, фильм Роб-Грийе, «Бессмертная», получил множество негативных отзывов — впрочем, еще со времен «Цареубийцы» или «Ластиков» автору было не привыкать к отсутствию одобрения. На фильм нападали, разумеется, за отсутствие естественности: невозможность отличить реальность от воспоминаний персонажей, фальшивую игру актеров и обилие видений, никак с плавным повествованием не связанных. Обвинили даже город: Стамбул стал ненастоящим, как и происходящие в нем события. Лживость? Да, пожалуйста! И побольше! Сопереживание персонажам? А они вообще есть? Феминистически настроенная аудитория, приготовься: женское тело Роб-Грийе воспринимает в основном сугубо как объект. Желания, естественно. Тут и комплексы садомазохиста, и снова отсылки к дедушке Фрейду. Впрочем, не нужно пылать яростью и собирать петиции на сжигание всех романов и кинолент: мужчин автор тоже не щадит. Вы не узнаете их имен, профессий, интересов, за кадром останется детство, юность и сорт любимого мороженого действующих лиц — ничего, что обозначило бы их как личностей. Ровным счетом ничего. Создавать убедительных персонажей было делом девятнадцатого века — Роб-Грийе знает, что ему некогда. Его создания призрачны, они делают что-то, не руководствуясь логикой или психологией. Это смущает зрителя, который сам становится главным персонажем, но не знает, что ему предпринять в его собственной реальности. Быть может, соблазнить служанку или сестру товарища? Или его жену? А может, товарищ — это и есть Вы?

Именно это и происходит в фильме «Человек, который лжет». Мы знаем человека, который смеется, человека, который спит, а этот персонаж будет рассказывать нам истории разной степени запутанности. Если во время просмотра возникнет желание хорошенько его стукнуть, дабы наконец изложил истинную версию событий — не ругайте себя. Скорее всего, что даже удар чем-то тяжелым не изменит происходящего, а потому остается только смириться и наблюдать за сменяющими друг друга сценами бесчисленных погонь, узнаваний и прочих игр разума. Такой уж принцип общения — как пишет сам Роб-Грийе, нужно принять его, и тогда будет легче видеть людей прозрачными, пейзаж грустным, а ведро с углем — подозрительно самодовольным.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Olga Balla

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About