Руины — наследники истории. Их воспевают. Ими любуются. Их называют местами силы. Величественные руины Колизея, живописные развалины Олимпии, уютные «руинные пабы» Будапешта. Ценность разрушенного человечество стало осознавать, начиная с эпохи Возрождения: тогда руины стали восприниматься не как смерть или вырождение, а как естественное продолжение того, что потеряло практическую пользу, но обрело символическую значимость. Руины, с одной стороны, шепчут неминуемое sic transit, sic transit, напоминая, что ничто не вечно, с другой — являют собой ту самую вечность: иные руины стали синонимом бессмертия. Со второй половины XVIII века возникла мода на искусственные руины, имитацию упадка и заброшенности. В 1930-х годах прошлого века личный архитектор Гитлера Альберт Шпеер выдвинул «теорию ценности руин»: в соответствии с ней здания нужно проектировать так, чтобы в случае обрушения, их останки были эстетически привлекательны. Мода на руины актуальна и сегодня. И так будет до тех пор, пока из мировой моды не исчезнут войны.

…Этот город называют кавказской Хиросимой, городом постапокалипсиса, городом-мучеником, городом-жертвой урбицида, городом-призраком… Можно сказать короче — Агдам. Для Азербайджана это название не просто топонимика, в нем боль и гордость, трагедия и национальное достоинство. Задумывался он как белый город, дающий гостеприимный белый кров тем, кто оказывался в его пределах. «Ağ» — в переводе с азербайджанского «белый», «dam» — крыша или кров. Так и родился путем сложения слов, устремлений и дел — Агдам. Под его белым из-за ослепительного солнца сиянием, начиная с XVIII века, строились крепость, площади, дома… Город расширялся, развивался, обретал свой особый облик. Белокрепостной в советские годы Агдам стал синонимом белого крепленого одноименного портвейна, которым не брезговали довлатовские персонажи. Но не только этим был знаменит цветущий и процветающий город — земля фабрик и заводов, театров и музеев, карабахских скакунов и мугама, город усыпальниц карабахских ханов и не дремлющего прогресса. Город особого гостеприимства с уникальным Домом чая и известным на весь мир Музеем хлеба. Кажется, в этом городе было все, что нужно для жизни, счастливой жизни. Но соседи решили, что городу не хватает войны… В ходе Карабахской войны 1993 года Агдам был захвачен армянскими вооружёнными формированиями, планомерно уничтожавшими все его постройки и сооружения. «Все» — это не литературное преувеличение, это факт. Частично уцелела лишь одна-единственная Джума-мечеть с двумя ее минаретами, доносящими мольбы и плач до небес. В ее стенах оплакивали жертв, по сей день не получившей справедливого мирового осуждения, Ходжалинской резни (самое жестокое и кровопролитное преступление Карабахской войны). В течение многих лет пространство мечети использовалось оккупантами как стойло для рогатого скота и свиней…

Агдам буквально сравняли с землей. Землей, принадлежавшей предкам тех, кто жил здесь на протяжении веков. Те, кому дорога их родина не разрушают, а созидают. Азербайджан сегодня убедительно доказывает это. В рамках Шестого Мирового форума по межкультурному диалогу «Бакинский процесс» состоялась конференция на тему воздействия мин, самодельных взрывных устройств и неразорвавшихся боеприпасов на культурные ценности. Провели ее не в величественном Бакинском Конгресс центре, а там, где минами усеяны поля и площади — в Агдаме. В подобных «предлагаемых обстоятельствах» межкультурный диалог не уходит в слова, а требует, вопит, взывает перейти от слов к делу. К делу мира, до которого, кажется, миру не всегда есть дело… Азербайджан входит в число стран, наиболее загрязненных минами и невзорвавшимися боеприпасами. И это тоже «Бакинский процесс», который длится долгие годы. То и дело, в новостях мелькают страшные известия о подорвавшихся на минах людях. Людях, для которых любовь к родной земле сильнее страха смерти.

В автобусе, который вез нас от аэропорта Физули до Агдама ехали журналисты из разных стран — Франция, Вьетнам, Украина, Россия, Казахстан, Пакистан, Италия и т. д. Одна из журналисток, любуясь видами из окна (а они и впрямь завораживают) спросила: «А где же тут знаки «осторожно, мины!» И ей указали на красно-белые ленточки, установленные вдоль дороги. Вся эта территория кишит спящей смертью, ждущими своего часа боеприпасами. В автобусе моментально притихли разговоры. Люди стали всматриваться в смертельную красоту, по обе стороны ровной, гладкой дороги. Кругом покой, но не мирный. Карабахский пейзаж напоминает затишье после сильнейшего шторма. Война окончена, но не забыта, на всем лежит ее незримый отпечаток.

Конференция. Выставка мин и снарядов. Фотографии разрушений. Собственно фотографии и не нужны, достаточно выйти из здания нового современного конференц-центра. То, что когда-то называлось городом выглядит как безжизненная зона отчуждения с редкими скелетами домов. Близ достопримечательностей города — информационные стенды, извещающие на нескольких языках, что например, за этими пустыми глазницами зданий был театр, а эти развалины когда-то назывались музеем. Рукотворные здания уничтожены так же рукотворно. Разметены в прах. А самый настоящий прах, точнее кости, великой Натаван, поэтессы и дочери последнего карабахского хана украдены из ее могилы, разрушенной и оскверненной. Усыпальница карабахских ханов здесь в Агдаме активно восстанавливается. Для рабочих и реставраторов, которые заняты этим — это больше, чем труд, это миссия. Это читается в их глазах. Некоторые из них — те, кто оказался в годы войны вынужденным переселенцем на своей родине. Они вернулись, и это уже навсегда.

На центральной линии (улицей это пока не назовешь) Агдама остро ощущаешь, что настоящее — это вставной кадр между прошлым и будущем. Слева — выбоины, проломы, вывихи зданий, пепел, разруха, беда. Справа — новые красивые высотные здания, будущее, надежда, чувство дома. Разрушенное, конечно, восстановят, и, может быть, все будет лучше прежнего, но что-то так и останется утраченным навсегда. Здешние разрушения и надругательства свидетельствует о попытке стереть национальную идентичность, выжечь историю, культуру, прошлое, намоленное и выстраданное. Осознание этого  — страшнее руин.

Агдамские развалины вызывают не те чувства, что античные. Здесь нет места умиротворенности и философствованиям. Боль и гнев примешаны в здешний чистый воздух. Говорят, здесь сохранят некоторые руины как напоминание о том, что этот город хотели стереть с лица земли. Сегодня на него взирает лик Натаван полный скорби, отваги и надежды. Таков взгляд азербайджанцев, когда говоришь с ними о Карабахе.

То, что стало тенью города ждет новый день. День, в котором мины останутся в минувшем. Но как разминировать сердца и головы? Как лишить их стереотипов, ложных фактов, провокаций, спекуляций и предрассудков? Люди, от чьих домов и камня на камне не осталось, удивительным образом не держат камень за пазухой, не озлобляются, а стойко выносят эти испытания. Потеряв дом, они жили с верой, что обретут его вновь. И эта вера оправдалась. Переселение, а точнее возвращение граждан Азербайджана в Агдам начнется до конца этого года. В село Кенгерли вернутся 292 семьи, в село Хыдырлы — 719 семей, в село Сарыджалы — 203 семьи. Об этом сообщил заместитель спецпредставителя Президента Азербайджана в Агдаме, Физули и Ходжавенде Башир Гаджиев. В Агдам возвращается жизнь.

«Жаль, что негде купить сувениры!», — сказала все та же журналистка. «А давайте возьмем на память камни, белые камни города белых крыш и белых облаков, начинающего жизнь набело», — предложила я. И каждый из нас увез с собой по камешку. Впрочем, увезли мы в наших сердцах и мыслях, уверена, гораздо больше. Например, чувство утешения и уверенности, что даже, когда все кажется разрушенным и потерянным, утраченным и сокрушенным — это не конец. Все обратимо. Все поправимо. Все исцелимо. Поездка в Агдам состоялась спустя пару дней после окончания еврейского праздника Песах, завершаемого традиционным пожеланием, исполненным многовековой веры и неистребимой надежды «В следующем году в Иерусалиме». «В следующем году — в Карабахе!» желаю я себе и всем, читающим эти строки.