Екатерина Косенко

В фильме «Музыкальная шкатулка» повествуется о событиях Второй мировой войны, а именно о геноциде евреев в Венгрии. Главный герой, Мишка, обвиняется в преступлении против человечества.

Американская семья Лазло представлена в положительном свете. Отец проработал на заводе 30 лет и запятнал себя только срывом коммунистического танцевального концерта. Сын был участникам войны во Вьетнаме, дочь — американский адвокат. «Это отличная маскировка — вырастить американских детей, и с тебя исчезает даже тень сомнения». На танцевальной вечеринке они вместе веселятся и выглядят довольно приятно, поэтому, когда Мишке предъявляют обвинение, даже не верится, что это может быть правдой.

Главная тема, которую я увидела в этом фильме, это проблема личной и общественной морали. Как уже было сказано, Мишка очевидно любил свою семью. Никто ни разу не говорил о его даже минимальной жестокости. Но как тогда объяснить события 1944?

Когда человек не может сформировать свои собственные принципы, свои четкие позиции «за» и «против», он руководствуется только общественной моралью на протяжении всей жизни. Эта мораль может быть тождественна существующему законодательству, идеологии государства либо устоявшемуся общественному мнению. В тот момент, когда идеология меняется, законы больше не наказывают за убийства евреев, на сцену должно выйти личное отношение каждого человека к данным событиям. Если это отношение не сформировано, то мы принимаем за норму то, во что верим: мнение нашей семьи, друзей, страны, господствующей идеологии и законодательства.

В Венгрии Мишка жестоко убивал, свидетели говорили, что он получал от этого удовольствие. И это при том, что нацисты этого не приветствовали, что является доказательством просто фанатичного следования определенным идеологическим установкам, в отсутствии понимая и даже желания понимать их причины и особенности. И в этом кроется проблема для власти, т.к. пропагандируемые идеи должны быть максимально понятны без затрат умственного труда, поэтому решение обвинить во всех проблемах евреев понравилась большей части населения. Проблема была не столько в евреях, сколько в желании кого-то обвинить, и каждый винил их в собственных неудачах, а не в том, в чем на самом деле обвиняли их руководящие фигуры. Так что все, что смог вбить в голову национализм людям, которые не смогли взрастить в себе личное мнение — это выбрать виноватого и сказать, что, убивая его, делаешь благое дело. И донести до них какую-то более сложную философию не представлялось возможным, поэтому они просто стали исполнителями философии Гитлера&Co., не имея к ней никакого отношения и не понимая ее.

Переехав в США, как уже говорилось, Мишка не был замечен в проявлении жестокости, он вел спокойную жизнь, был семьянином. Но это произошло не по причине осознания собственной неправоты. Его поступки, как и поступки нацистов, осуждались общественностью, мировой идеологией и законодательством США. Он не был монстром, как и не были ими и другие исполнители или просто сторонники национал-социализма. Но его проблема в том, что до сих пор не раскаялся в содеянном. Ему нестыдно, когда он слушает показания свидетелей. По его лицу видно, что он понимает жестокость самой ситуации, но, как будто не идентифицирует себя с тем человеком. И действительно, он 40 лет назад, и он сейчас — совершенно разные люди. Но в нем осталась та самая агрессия молодого офицера «Перекрестных стрелок». Только теперь она направлена не на защиту общества от евреев, а на защиту собственного мира — себя в составе собственной семьи. Именно поэтому он убивает своего «друга» со шрамом, который угрожает ему рассказать правду. Именно поэтому он так жестко разговаривает со своей дочерью, когда понимает, что надежды переубедить ее нет — он борется за сына и внука, которого очень любит. Вся его теперешняя жизнь заключена в семье, и он не сочувствует своим жертвам, он боится сам стать жертвой.

Действительно ли «родная кровь дороже пролитой»? Для его дочери это оказалось не так. Вначале она была уверена, что обвинение — это ошибка. На протяжении всего фильма в процессе поиска доказательств и проведения судебных заседаний она периодически сомневается в отце. Затем эти сомнения постепенно рассеиваются, когда предоставляются минимальные зацепки, косвенно доказывающие его невиновность. Но в итоге у нее получается подавить в себе подозрения, и она снова сморит на него с позиции любящей и любимой дочери.

В конце, не увидев в нем и капли раскаяния, она выбирает общественное благо и общественную мораль, которая говорит, что ее отец должен быть наказан. За смерти всех этих людей, за убийство своего напарника, за то, что до сих пор не может признать это своей ошибкой. После большого количества признаний свидетелей она оказывается в эмоциональной ловушке, которую постепенно выстраивают вокруг нее убийства на глазах детей/родителей, изнасилования, трупы и еще живые люди в уже красном Дунае, и все больше отделяют дочь от отца. После этого она уже не может вернуться к роли дочери, и ее роль просто человека, ценящего жизнь других людей и не приемлющая жестокости, заставляет прислать государственному обвинителю фотографии, доказывающие виновность ее отца.