Евгений Китаев пообщался с петербургским композитором и музыкантом Андреем Бундиным об «искусстве звука» и его будущем — в преддверии его выступления на фестивале EPICENTROOM.

Андрей Бундин — кандидат искусствоведения, композитор, медиа-художник. Автор камерных, симфонических, вокальных и электроакустических произведений, интерактивных инсталляций и перформансов. Ведет активную творческую и научно- исследовательскую деятельность в сфере пространственного звука и электроакустической музыки, разрабатывает музыкальное ПО. Доцент Института музыки, театра и хореографии РГПУ им. А.И. Герцена, преподаватель Лаборатории новых медиа на Новой сцене Александринского театра. Обладатель Best Music Award на Кинофестивале Эйндховена 2017, номинант премии им. С. Курехина 2018, участник и член отборочного комитета Web Audio Conference.

Расскажи, пожалуйста, про свой проект. Что ты делаешь для EPICENTROOM?

Я планирую исполнить новое сочинение, оно называется «Партита для скрипки и электроники». Идея родилась достаточно давно, но фестиваль стал толчком для того, чтобы собраться с силами и закончить это произведение. Скрипачка, с которой я сотрудничаю, Елена Кочеватова, сейчас в городе и у неё будет возможность выступить.

Партита для скрипки и электроники — это произведение, построенное на новых техниках автоматического следования за партитурой. В области современной музыки это одна из самых передовых технологий. С помощью алгоритмов становится возможным прописать партию электронного аккомпанемента и привязать любое действие, которое выполняет компьютер, к конкретной ноте, или аккорду, или любому другому музыкальному событию в партии живого исполнителя. Это даёт фантастические средства выразительности.

До появления систем такого рода композиторы записывали всю электронную часть партитуры в виде аудиофайла, а на концерте исполнитель играл «под клик» и, таким образом, четко синхронизировался по временем с аккомпанементом. На мой взгляд, такой подход убивает музыкальную экспрессию, так как все изменения темпов и динамики предзаписаны, и исполнитель не может на них влиять. Когда используется система следования за нотным текстом, становится возможным дать музыканту простор для свободной интерпретации произведения.

В любом живом исполнении есть элементы ошибки, это может быть не только ошибка, но и свинг. Как с этим работает система?

Она четко распознает нотный текст, но все это проверяется во время репетиций. Мы уже репетировали наброски сочинения, получалось достаточно точно. Элемент ошибки сведен к минимуму, но, конечно, это во многом зависит и от исполнителя. Если он сыграет совсем не по нотам, то, разумеется, поставит систему в тупик. Игра профессионала точно по тексту, с исполнительскими нюансами, с индивидуальностью, четко распознается.

Фестиваль EPICENTROOM посвящен 30-летию арт-центра «Пушкинская-10». Мы пытаемся осмыслить путь, который прошел центр за эти годы, значимость пространства. Скажи, какие лично у тебя взаимоотношения с этим местом?

С «Пушкинской» у меня не очень большая история взаимодействий, хотя я не раз выступал в Музее звука. Разумеется, это культовое место — там зарождались многие важнейшие явления и новые направления в культуре нашего города, нашей страны. Это пространство и сейчас остается знаковым, 30-летие «Пушкинской» — большое событие, и я очень рад, что у меня есть возможность принять в нем участие.

Уместен ли сейчас термин «нонконформизм», существует ли до сих пор «официальная культура»?

Сейчас все намного более открыто по сравнению с тем, как это было в 80-х, можно сделать что угодно, назвать это искусством, и это будет искусством. Эту концепцию задал ещё Марсель Дюшан в начале XX века, мы к ней пришли несколько позже. Тогда, в постсоветское время, роль экспериментальных течений была совсем другая. Было острое противостояние с системой, сейчас этого противостояния нет. Если оно и проявляется, то только в отдельных политизированных перфомансах и акциях, тенденцией это назвать сложно. Фактически сегодня любой эксперимент может быть интересен публике и восприниматься как нечто вполне нормальное.

Вернемся к музыке и искусству. Кто-то считает, что сейчас искусство и музыка находится в стагнации. Закат эпохи композиторов, «Закат Европы» и т.п. Согласен ли ты с этим утверждением?

Я считаю, что в музыке традиционный словарь, созданный композиторами-классиками, исчерпал себя.

Создать что-то принципиально новое с использованием исключительно традиционных средств, на мой взгляд, стало невозможно.

В XX веке смена художественных парадигм достигла такой скорости, что сегодня сложно говорить о главенствующих течениях, но новое может быть создано. Считаю, что в музыке будущее за электроникой. Я не первый, кто говорит это, я цитирую великого французского композитора Оливье Мессиана. Забавно, что когда его спросили — почему он не написал ни одного электронного произведения, Мессиан ответил: «А я не умею…» При этом он воспитал многих пионеров электроакустической музыки — Пьера Шеффера, Карлхайнца Штокхаузена и многих других. А сегодня благодаря другому великому ученику Мессиана, Пьеру Булезу и созданному им институту IRCAM, французская культура находится в авангарде современной академической музыки. Ну, а я пользуюсь новейшими разработками, сделанными IRCAM. В частности, в своем перформансе на «Пушкинской» я буду использовать различные системы, разрабатываемые сегодня этим институтом.

Насколько велика вероятность того, что само понятие «музыка»/«саунд-арт» в чистом виде исчезнет, а художественные акты будет сложно как-то категоризировать, искусство станет на сто процентов мультидисциплинарным?

Концерты современной академической музыки повсеместно включают в себя элементы других видов искусства, мультидисциплинарность — одно из ключевых явлений в современном искусстве. Два года назад я выступал на Генеральной ассамблее Международной конфедерации электроакустической музыки в Московской консерватории. Там у меня была возможность услышать и увидеть, что делают современные композиторы со всего света. Компьютерная графика, световое сопровождение, новые музыкальные инструменты — все это неотъемлемые части музыки XXI века.

Но мы все равно используем слова «музыка», «саунд-арт»…

Почему нет? Во-первых, я не стал бы смешивать музыку и саунд-арт. Вообще я предпочитаю использовать выражение «искусство звука», хороший русскоязычный термин. Если сравнивать музыку и искусство звука, то, на мой взгляд, ключевая разница заключается в том, что в музыке присутствует музыкальная форма, главным образом, структура, интонация, а в искусстве звука акцент делается на чем-то другом. Например, на концепте, концепте работы со звуком, или на каких-то других внешних проявлениях. Форма структурирования, логика развития материала во времени не является главенствующей. При этом возможны и переходные формы, но всегда есть уклон либо в ту, либо в другую сторону.

Немножко поговорим о будущем. Во что это все может вылиться, какие отметишь основные тенденции? Что будет с музыкой через 50, через 100 лет?

Мы уже видим, как увеличивается роль технологий в искусстве и в музыке, но при этом нельзя переоценивать результаты работы систем, построенных на искусственном интеллекте. Разумеется, если они не управляются человеком, музыкантом… Обычно это такие убогие подобия того, что могло бы быть создано, во всех смыслах: и по форме, и по качеству звука, и по содержанию. О поражающих воображение художественных результатах, достигнутых искусственным интеллектом, я пока не слышал. Конечно, не исключаю возможности того, что в будущем многое изменится. Системы развиваются, искусственный интеллект развивается. На мой взгляд, все это будет сосуществовать параллельно, как и сосуществует сегодня. Никуда не исчезнут музыканты, никуда не исчезнут оркестры, никуда не денутся композиторы. От того, что мы сейчас можем синтезировать звук оркестра, причём очень натуралистично, так, что обыватель не отличит это от звукозаписи реального ансамбля, ничего не меняется. Оркестров становится даже больше, в Петербурге их вообще довольно много по сравнению с той же Европой. Ничто не заменит живого музыканта, живую фальшь, живое исполнение, пот со лба, который льется у исполнителя, когда он работает на сцене. Все это связано с нашим восприятием, это невозможно синтезировать.

В начале и середине XX века часто одна парадигма доминировала над остальными, например, так было с сериализмом, додекофонией, все выстраивалось вокруг этого. С тех пор все сильно изменилось…

Так и есть, сейчас художественные парадигмы существуют параллельно. В XX веке композиторы пытались друг друга перегнать, это чем-то напоминало гонку вооружений. Мы пришли к тому, что все художественные течения развиваются единовременно. Рядом мирно сосуществуют, например, традиционная музыка востока и многоканальная электроакустика. Сегодня мы можем наблюдать в искусстве плюрализм идей, поэтому сказать, что будет «так, а не иначе» невозможно, потому что «будет совершенно по-разному». Будет все, что мы имеем сегодня, но в еще большем разнообразии.

Можем ли мы ожидать в ближайшее время революционных открытий, сопоставимых с изобретением синтеза звука?

Для меня это системы следования за партитурой, тоже, кстати, построенные на системах искусственного интеллекта. Только ИИ используется для того, чтобы скорректировать и синхронизировать компьютерные алгоритмы. Он имитирует живого исполнителя, держит темп, интонацию, динамику, следит за всем, при этом делает то, что живой человек физически не способен, например, на 8-й ноте 12-го такта запустить одновременно 12 звуковых эффектов с разными настройками. Человек это просто физически не сможет сделать, поэтому это штука, меняющая возможности современной музыки. Еще мобильные телефоны, различные приложения для них — то, чем я тоже занимаюсь: Концерт для смартфонов, Концерт для смартфонов с оркестром, потом проект «Смартфония».

Сейчас я разрабатываю разрабатываю новые музыкальные инструменты в виде мобильных приложений, надеюсь в ближайшем будущем их опубликовать в App Store и Google Play.

Расскажи про эти приложения.

Это принципиально новые интерфейсы, не имитирующие ничего традиционного, построенные на возможностях телефонов. Я поставил перед собой задачу сделать лучший мобильный музыкальный инструмент, превратить телефон в реальный профессиональный инструмент с огромными возможностями. Что-то, мне кажется, у меня получается, но точно сказать, что я добился своего, смогу, когда выпущу в свет свою разработку. Я уже второй год работаю над этим инструментом.

Является ли языком музыка?

Да, но музыка — это не просто язык, а множество языков. Любое течение — это отдельный язык, например, индийская классическая музыка, которую среднестатистические европейцы, не профи, не поймут, потому что там своя система символов, свой интонационный словарь. Японская музыка — отдельная тема, африканская — совершенно другая история, электроакустическая музыка — тоже отдельный язык.

Работа с аудиторией: кто-то пишет для себя в первую очередь, а только потом находятся люди, которым это тоже оказывается интересно, кто-то изначально думает о тех, кто это потом будет слушать. Насколько ты представляешь себе людей, для которых делаешь свои проекты?

Мне важно, чтобы то, что я делаю, было доступно, но не для абсолютно широкой аудитории, а для людей, близких мне по духу. Людей образованных, интересующихся, открытых для нового.

А как насчёт живого взаимодействия с аудиторией? Интерактива?

Пожалуйста, проект «Смартфония» — вся аудитория участвует в концерте.

28-29 сентября международный аудиовизуальный фестиваль EPICENTROOM преобразует территорию арт-центра «Пушкинская-10» в единое аудиовизуальное пространство, в площадку тотального аудио-видео-перформанса с масштабной концертной программой.

Новые медиа, саунд-арт, видео-арт, новые форматы современной музыки станут основными элементами EPICENTROOM.

В фестивале примут участие более 80 художников и музыкантов из Австрии, Бельгии, Германии, Перу, России, Франции, Швейцарии, Швеции, Эстонии.