Диссидентский феминизм. Елизавета Хереш
Российские противники феминизма говорят, что женское движение не может прижиться здесь. По их мнению, Россия — традиционная страна, а феминизм — западная ценность, исторически ей чуждая. В этом аргументе скрывается претензия на всеобъемлющее объяснение, которому невозможно возразить: якобы само устройство России несовместимо с идеей гендерного равноправия.
Для ответа стоит обратиться к истории — и России, и собственно женского движения.
Однако с сохранением наследия позднесоветского и российского феминистского активизма есть трудности. Некоторые из них связаны с проблемами истории повседневности женщин вообще: многие их действия сложно квалифицировать как активизм, академическую или художественную деятельность. К тому же, в 2000-ые годы часть феминистского активизма переместилась в интернет, откуда, при всех его плюсах, невозможно вычленить преемственность поколений феминисток. Получается, что женское движение в России концептуально бежит по кругу [1].
Ещё одна сложность связана с отношением самих женщин к феминизму как к термину и идентичности. Далеко не все видные деятельницы готовы были назвать себя феминистками, а некоторые вообще относились к такому самоназванию отрицательно по причинам, близким к аргументам противников женского движения: этот западный термин не подходит к советскому и постсоветскому пространству и не учитывает его специфику. Однако долгие годы эти женщины посвятили борьбе за права человека, его свободу, безопасность, право заниматься любимым делом и жить достойно. Они были акционистками и художницами. Устанавливая преемственность с ними, феминистки могут увидеть себя частью большого проекта по освобождению женщин, а чувство солидарности препятствует отчаянию и одиночеству.
С помощью разговора о советском диссидентском феминизме я бы хотела попробовать установить преемственность между ленинградскими феминистками, работающими в правозащите и литературе подполья, и сегодняшними активистками, которые могут черпать у их старших коллежанок опыт и методы борьбы.
Говоря о ленинградском феминизме, я имею в виду небольшую группу женщин, которые в конце 1970-ых годов начали работать над созданием материалов, отвечающих их потребностям. Это должна была быть литература от женщин, о женщинах и для них.
В СССР СЕКСИЗМА НЕТ (НА САМОМ ДЕЛЕ НЕ СОВСЕМ)
Почему потребность в крупном общественном движении появилась именно в это время? С 1920-ых годов одной из важнейших постулатов советского проекта была декларация равенства полов. Позже радикальные формулировки о семье как буржуазном пережитке сменились гендерным контрактом советской женщины, вынужденной и работать, и содержать семью. В связи с этим в обществе, как бы основанном на равноправии, на самом деле бытовало множество стереотипов. Нагрузка на женщину была взвалена огромная: как жительница социалистической страны она должна была работать и активно участвовать в политической жизни; как «настоящая женщина» — заниматься детьми и бытом. Несоответствие ценностей реальному положению дел заставляло задумываться о справедливости такого общественного устройства.
Но в публичном поле всё ещё сохранялась видимость равенства. Существовали и специальные женские журналы — например, «Работница», чей ежемесячный тираж в 1974 году составил 12 миллионов экземпляров, а к 1990 году удвоился. Кажется, что советская власть предоставляла женщинам и возможности высказаться, и популярную площадку для обсуждения собственных проблем. Интересно, что в
Андеграундные феминистки стали действовать в особый период гендерной политики СССР, когда либерализация законодательства (например, снятие запрета на аборты) столкнулась с кризисом этатического, то есть связанного с вмешательством государства, порядка [2]. Это значит, что они хотели вернуть себе право на определение семьи, партнёрства, на выработку новых представлений о том, какие качества присущи женщинам и мужчинам.
САМИЗДАТ
Критика и обсуждение идей изменения общественного порядка были бы невозможны без развития самиздата — неподцензурного способа производства и распространения книг. У людей стали появляться пишущие машинки, на которых можно было напечатать все что угодно. Сперва в самиздате появились произведения, которые невозможно было найти в книжных магазинах — стихи Мандельштама и Гумилёва, труды российских и западных религиозных философов, — а затем новая сфера неподцензурной советской жизни стала площадкой для политического свободного высказывания. В подполье появился аналог публичной сферы — в первую очередь принявший форму журналов разной направленности.
Неофициальные литературные журналы («Часы», «37», «Обводный канал») противостояли соцреалистическому канону, издавая произведения, у которых не было шансов появиться в официальных изданиях, религиозные мыслители на их страницах рассуждали о возможном выходе из духовного кризиса.
Одной из скрытых сторон самиздатской деятельности было гендерное неравенство на всех уровнях. Женщины перепечатывали огромные письменные труды, сшивали листы в сборники, но оставались анонимными, тогда как поэты и философы публиковались на их страницах, обретая известность в этих кругах. Двойная нагрузка отягощалась ещё одним аспектом: всех участвующих в распространении самиздата могли привлечь к уголовной ответственности. И если на виду среди деятелей самиздата были в основном мужчины, то машинистками, которые получали минимум признания, но рисковали ничуть не меньше, чаще всего были женщины.
Иной стороной подпольного быта, делающей существование там женщин не очень комфортным, был сексизм многих участников и самиздатского, и правозащитного движения. В официальном советском дискурсе гендерное равноправие декларировалось уже наступившим и не требующим обсуждения, а деятели культурного андеграунда воспринимали его как дискредитированную Советским Союзом идею.
Если кризис этатического порядка в официальной советской прессе выразился в новом витке разговоров о «настоящей женщине» и «настоящем мужчине», подполье восприняло советскую женщину насмешливо, представляя её глупой бабой. Если в официальном кругу люди искали «рыцарей нашего времени» (а также призывали беречь мужчин несмотря на то, что женщины трудились по 11-13 часов, помимо работы ухаживая за детьми и домом) [3], самиздатчики предпочитали вместе с прочими советскими ценностями отказаться от идеи о привлекательности гендерного равенства или женских прав. Часто сопротивление этому проекту переносилось ими в бытовую жизнь: женщины могли быть музами или помощницами, но не полноценными авторками или художницами. Женщины могли переплетать альманахи, но не участвовать в создании картин, которые будут там представлены. Да и вообще оценка женской роли в советском неофициальном искусстве до последнего момента была низкой при том, что в действительности женщины трудились очень много и часто исполняли самую грязную и монотонную работу.
Мужчины нередко презрительно относились к женщинам, их творчеству или организациями, состоящими из женщин. Например, Константин Кузьминский, собравший в 1980-е альманах самиздата «Голубая лагуна», вообще не хотел фотографироваться с женщинами на квартирниках, а статьи про женское движение, написанные им, имеют подзаголовки вроде «Феминисток — на фонарь!» [4].
Позиция Кузьминского была скорее крайностью, чем нормой, но высокомерное отношение к женскому искусству было таким привычным, что его усвоили и сами женщины. Наталия Малаховская вспоминала, как расстроилась, когда её позвали альманах «Женщина и Россия»: «Меня, опытную писательницу с 16-тилетним стажем, она [Татьяна Горичева] приглашает создавать, вместе с нею, самиздатское издание — для женщин. Меня — для женщин??? Я тут же почувствовала себя так, словно бы меня понизили в должности!» [5]. Сама Малаховская была знакома с самиздатом не понаслышке: она работала в одном из самых важных философских журналов «37», где в редакции регулярно слышала о собственном «по-женски эмоциональном» стиле письма. А издательницей этого журнала, вместе с мужем Виктором Кривулиным и Львом Рудкевичем, была философиня Татьяна Горичева.
КРИТИКА ИЗНУТРИ
Показательно, что женский альманах «Женщина и Россия» создавали женщины, в прошлом гораздо более успешные в самиздатской среде, чем в рядовые машинистки. Многие из них охарактеризовали «вторую культуру» — первой был официальный советский канон — как элитарную и закрытую в том числе для женских голосов. Юлия Вознесенская, к которой мужчины относились более благосклонно (возможно,
«Я должна (со снисхождением к простительной слабости!) заметить, что тщеславие и стремление к авторитарности свойственно почти всем. Да что там говорить. сама в лидерах ходила — по печальной необходимости. Оказалось, что демократичность в самом глубоком смысле женское качество. Ничего, мы потом поделимся опытом с мужчинами. А пока будем охранять наше сестринское содружество от малейшей заразы большевизма».
Получается, что Вознесенская критиковала не только поведение мужчин, но и приписывала им «заразу большевизма», которую они, по её мнению, не смогли отрефлексировать. Так рассуждала и Татьяна Горичева, обратившаяся, после долгой работы с журналом «37», к диалогу с гораздо большей аудиторией; самиздатская культура стала казаться ей слишком «подвальной» и «элитарной» [6].
Ещё одним незаменимым для альманаха человеком стала Татьяна Мамонова. В отличие от прочих участниц, она не только называла себя феминистской, но и посвящала других женщин в открытия западного феминизма. У нее были не только связи с несоветскими исследователями — Татьяна Горичева, например, переписывалась с Хайдеггером, — но и знакомства в посольствах, помогавшие ей осуществлять культурный трансфер. Позже они пригодятся при передаче одной из десяти копий альманаха «Женщина и Россия» за границу.
АЛЬМАНАХ «ЖЕНЩИНА И РОССИЯ»
Итак, летом и осенью 1979 года участницы альманаха — Малаховская, Мамонова, Горичева, Вознесенская, а также ранее не названные Галина Григорьева, Софья Соколова, Наталья Мальцева и поэтесса Елена Шварц (последняя лишь предоставила текст переводов индийской поэтессы) — занимались сбором материалов и изданием альманаха. В него вошли тематически разнородные материалы. Это была и критика таких государственных учреждений, как тюрьма и роддом, и художественные рассказы, и перевод стихов индийской поэтессы, и даже молитва, обращённая к Богородице (её авторицей, как называли себя издательницы альманаха, была Татьяна Горичева).
Не все участницы совпадали друг с другом во взглядах. Горичева, например, делила обязанности на женские и мужские, сохраняя гендерное разделение в качествах характера или семейных ролях, что не встречало поддержки у других, более секулярных создательниц альманаха. Однако совместный выпуск «Женщины и России» в десяти экземплярах удался, тут же вызвав резкую реакцию — и в среде самиздата, и на уровне государства. Уже осенью 1979 года КГБ начал преследовать участниц, а летом 1980, успев создать в Ленинграде религиозный клуб «Мария» и издав первый выпуск одноименного журнала, Вознесенская, Мамонова, Горичева и Малаховская были вынуждены эмигрировать.
РЕЛИГИОЗНЫЙ КЛУБ «МАРИЯ»
Журнал «Мария», развивая идеи альманаха «Женщина и Россия», включал в себя записи женских собраний, проводившихся в клубе — а значит, ещё больше голосов, живых обсуждений, мнений и споров. Если статьи в «Часах» были понятны узкому кругу эрудированных читателей, то «Мария» и «Женщина и Россия» отличались от интеллектуальных журналов куда более простым языком (даже если речь идёт об экзальтированных религиозных текстах Горичевой): они понятны и обращены сразу ко всем женщинам России — жёнам и дочерям, матерям в роддомах, заключенным в тюрьмах.
Важно заметить, что некоторые мнения, изложенные в журнале «Мария», могут противоречить современным феминистским идеям — например, мужчин там обвиняют в «феминизированности», что будто бы приводит к нравственному падению общества. Или наоборот, как считает Малаховская, мужчины не могут проявить себя в советском образе жизни, и это делает их слабыми. Из сегодняшнего дня можно упрекнуть издательниц альманаха и в эссенциализме, приписывании мужчинам и женщинам «природных» качеств. Например, Малаховская говорит о «женском характере» или присущей женщинам энергии, которую искажает советский строй.
Важным наследием клуба и журнала остаются этические принципы, на основе на которых они существовали (солидарность, доверительные связи, открытость к диалогу и обсуждению несогласия), и их достижений (встречи, дискуссии и опросы, отображённые в журнале, доклады). После отъезда Мамоновой журнал «Мария» стал ещё более религиозным, хотя раздел «Женщина и церковь» присутствовал там с первого номера. В этом смысле «Мария», вслед за другими философскими журналами, тоже обратилась к способам выхода из глубокого духовного кризиса советского общества. Однако он не закрылся, и работал ещё несколько месяцев до второго ареста Натальи Лазаревой в 1982 году. Феминистки успели собрать шесть выпусков журнала.
НАСЛЕДИЕ
Ленинградские феминистки не были конвенциональными феминистками в нынешнем смысле слова. Многие из них никогда не называли себя феминистками и не использовали в отношении себя феминитивы. Многие придерживались традиционных взглядов на женские и мужские обязанности. Несмотря на это, их труд — альманах, журнал и общественный клуб — показывает нам стратегии выживания женского голоса в тоталитарном обществе. Женская повседневность не была отображена ни художественно, ни политически. Ей грозил риск быть забытой.
Только благодаря этим женщинам сейчас мы знаем об иной стороне советского быта, о страхе женщины в родильном доме, о домашней боли и несправедливости. Эти голоса были задавлены сексистской установкой, в которой женский опыт вторичен, но в
Современные постсоветские феминистки поставлены в схожее положение. Они — прямые наследницы диссидентского женского движения. И сегодня женские голоса также имеют право на звучание и критику насилия, пронизывающего общество на всех уровнях.
Для диссидентских феминисток, часто православных женщин, занимающихся философией, литературой и изобразительным искусством, феминизм был не западной ценностью, которую они старались привить традиционному российскому обществу. Он вырос из требования справедливости для тех, кто нуждался в нём здесь. Это же чувство острой необходимости должно сопровождать феминисток и сегодня.
Потребность в доступном разговоре с большим количеством женщин сегодня реализуется на самых разных уровнях, в том числе в самиздате. Разветвлённые сети интернета позволяют быстро найти союзниц, обладательниц схожего опыта, столкнувшихся с той же проблемой. Система хештегов позволяет анонимно поделиться перенесённым насилием и увидеть, насколько неодинока каждая, испытавшая насилие, стигматизацию и чувство стыда. Преемницей «Женщины и России» в
Будущее освободительных самиздатских проектов устремлено к преодолению различия, к обнаружению за ним бьющегося сердца — воли к справедливости, миру и возвращению достоинства.
Статья Константина Кузьминского с картинками и карикатурами на феминисток
О возможной связи с «Женской правдой»:
Опыт и методы феминистского самиздата диссиденток перенимают феминистки в современной России: ярким примером выступает газета «Женская правда», распространяемая частным образом через домашнюю печать, раздачу в общественных местах или подъездах. В отличие от литературного альманаха «Женщина и России», «Мария» отличалась большей актуальностью и злободневностью — такой же выступает «Женская правда».
Для обоих журналов становится важным личное высказывание читательниц — поэтому и «Мария», и «Женская правда» помещают на страницах много писем, заметок, личных историй, воспоминаний из юности и детства. Так, например, 2 номер «Марии» начинается с переписки феминисток из «Марии» с «польской подругой», а «Женская правда» помещает на страницах газеты истории женщин, подвергавшихся дискриминации по этническому признаку.
«Женская правда» перенимает опыт предшественниц в знакомстве читательниц с правозащитными организациями: в случае «Марии» это было «Международное Общество Защиты Прав Человека», сейчас — организации, которые помогают выбрать альтернативную службу в армии. Несмотря на меньший размер выпусков, «Женская правда» сохраняет структуру и интонацию выпусков: доверительную, простую и честную, сокращающую дистанцию с читателем. Во времена «Марии» этим не могло похвастаться большинство самиздатских журналов.
Ещё одним возможным претекстом и источником вдохновения для современной газеты мог стать ежемесячник «Жаноцкая справа» («Женское дело»), который издавался в 1931 году в Вильно. Но, в отличие от важности беларуской идентичности для «Женского дела» (его издательницы считали первостепенным вопросом отстоять собственный язык, культуру и идентичность) и национального «нейтралитета» «Марии», для которой русская идентичность часто нерефлексивно была связана с православной, «Женская правда», напротив, занимается расширением этнической представленности. Для этого был написан манифест «Нацмен_ки», осмысляющий это слово, ранее уничижительное, а теперь вернувшееся к человеку обратно в качестве самоопределения. С этой же целью на страницах газеты появляются рассказы о народных блюдах удмуртов («Пельменная антропология») и интервью с активистками: например, с Александрой Гармажаповой, основательницей фонда «Свободная Бурятия».
Все три издания объединяет доступный язык, ориентированный не на городских интеллигенток (хотя в случае «Женского дела» и «Марии» он создавался именно ими). Имитация газетного жанра с присущими ему составляющими (кроссворд, гороскоп, анекдоты) позволяет примирить сложности политического движения с теорией и противоречиями с повседневными формами бытования и прочтения текстов.
[1] Этот образ используют Катерина Денисова, Анастасия Красильникова и Лана Узарашвили в статье «Прекратить бег по кругу: феминистские авторки и переводчицы против андроцентризма», опубликованной в журнале «Логос».
[2] Об этом подробно пишут специалистки по гендерной социологии Елена Здравомыслова и Анна Темкина.
[3] Этому посвящена книга Авраменко О. «Гендер в неофициальном советском искусстве».
[4] https://kkk-bluelagoon.ru/tom5b/femin1.htm
[5] Малаховская Н. Ты — женщина — молчи!
[6] Интервью с Татьяной Горичевой
[7] https://feminisms.co/zine/islamic-feminism
Авторка — Елизавета Хереш, поэтка, исследовательница литературы, редакторка журнала «Флаги». Родилась в 2002 году в Москве. Учится на филологическом факультете НИУ ВШЭ. Дебютная публикация стихотворений — в разделе «Мастерская» на «Флагах». Публиковалась в журнале «Формаслов», «Кварта», «всеализм». Живёт в Москве.
Выпускающая редакторка — Софья Суркова
