Оригинал интервью можно найти здесь.

Недавно в женской издательской инициативе «Пфляўмбаўм» вышла книга стихов Вальжыны Морт «Песні для мёртвых і ўваскрэслых» [«Песни для мертвых и воскресших»]. В этом интервью Вальжына рассказала нам о новой книге, о поэзии и о том, есть ли место поэту на войне.

Крысціна Бандурына: Из личного опыта чтения твоих книг могу сказать, что «Песні для мёртвых і ўваскрэслых» [«Песни для мертвых и воскресших»] — особенная: она читается совсем по-другому, нежели «Я тоненькая як твае вейкі» [«Я исхудала как твои ресницы»] и «Эпідэмія ружаў» [«Эпидемия роз»], она ближе, понятнее. Конечно, это вопрос и к читателю в том числе, но как ты сама думаешь, с чем это может быть связано? Нужно ли было «читателю» дорасти? Или случились ли какие-то изменения в твоей поэзии?

Вальжына Морт: Этот вопрос описывает твой личный опыт чтения, поэтому я не могу сказать, почему тебе лично что-то более близко и понятно, чем что-то другое. Я просто рада, что у меня есть такая читательница как ты.

К.Б.: Почему «песни»? Какой смысл ты вкладываешь в это слово?

В.М.: Поэтка следует за музыкальной составляющей языка, совершает открытие. Открытие чего или кого? Наверное, важнее всего — открытие самой себя. Песни в названии книги — это немецкие lied, полифонические песни, в которых стихи накладываются на классическую музыку. Все знают такие песни Шуберта и Рахманинова. Эпиграф одного из ключевых стихотворений «Антыгоне, Дэпеша» [«Антигоне, депеша»] складывается из симфонических частей. Я хочу дать читателю понять, что перед ним перфоманс, театр, гротеск, лицо, искажённое изнурительными дыхательными практиками, высокими и низкими нотами. Я сопротивляюсь этой форме: мои музыкальные стихи — это стихи поэтки без слуха и голоса, моя песня — не попадает в ноты.
Другое важное для меня полифоническое произведение — многоголосая фуга. Первый голос задаёт тему, второй — повторяет ее, но по-другому. Тема то исчезает, то воскресает. Моя книга строится на одержимости конкретными образами, повторами. Повторы могут утешать (повторы в колыбельных), заклинать (заговоры), напоминать и настаивать. Также повторы могут привести к клаустрофобии, удушью, как это происходит в стихотворении Пауля Целана «Todesfuge» [«Фуга смерти»].
Фуга — это, в первую очередь, форма музыкального исследования. Ранний тип фуги называется ричеркар, что значит «искать». Поэзия для меня — это форма музыкального исследования себя изнутри.

К.Б.: В двух предыдущих беларусскоязычных поэтических сборниках было предисловие и послесловия от редактора. В этом смысле «Песні для мёртвых і ўваскрэслых» — полностью твоё высказывание. Что изменилось?

В.М.: Предыдущие книги — это также целиком моё высказывание. Литература — это диалог, разговор, поэтому предисловия, послесловия и отзывы, а также перевод на другие языки — естественная часть литературы. Именно такими разговорами литература и живёт. Счастье, когда кто-то пишет такое эссе для вашей книжки. Оно не затемняет авторское высказывание, а, наоборот, пробуждает его, вступая с ним в разговор.

К.Б.: Я помню, как на семинаре в 2017 году, где мне посчастливилось поучаствовать, ты советовала молодым поэтам и поэткам абстрагироваться от собственного «Я», разграничить автора и лирического героя. Какое место занимает «я» в твоих произведениях? Чем характеризуется это «я»?

В.М.: Я помню контекст этой цитаты. Кто-то жаловался, что не может продолжать работу над стихотворением, потому что придётся изменять «как было на самом деле». В поэзии нет «было на самом деле», есть только реальность стихотворения, созданная из языка, который раскрывается терпеливому и внимательному поэту во время вчитывания и вслушивания в себя. Нужно дослушаться до удивления, до стыда за то, до чего дослушался. Не «как было», а как есть в музыке языка. Когда вы знаете, как было — не пишите стихотворение. Написание стиха — для тех, кто как раз не знает, для тех, кто хочет понять то, что прячется за очевидным. Не нужно управлять языком, нужно дать языку волю, освободить язык из своей тюрьмы.

К.Б.: Один из твоих излюбленных приёмов — обращение: «Ты мелеш ерась, Мікола» [Ты мелешь ересь, Микола], «Ты не апошняя жанчына, якая гарыць у Рыме, Інгеборг» [Ты не последняя женщина, что горит в Риме, Ингеборг], «Як яе адразалі, Каін?» [Как её отрезали, Каин?], «Дзе тваё алібі на архівы, на вуліцы, на кватэры, будучыня?» [Где твоё алиби на архивы, на улицы, на квартиры, будущее?] и т.д. Что даёт тебе такой приём? Почему так важно напрямую назвать того или ту, к кому ты обращаешься?

В.М.: Поэзия для меня — это всегда обращение, как к другому, так и к себе. Жанр обращения — апострофа — древний. Так обращаются к нам древние могильные памятники: «Мінак, спыніся на хвілінку!» [Прохожий, помедли минуту!] В одной из своих книг канадская поэтка Энн Карсон предлагает мысль, что могильный памятник есть источник письменной поэзии. Это очень важная для меня мысль.
А диалог — самая естественная для меня форма мышления. Я разговариваю с поэтами, с городами, чтобы в итоге разговаривать с собой. В конце концов, я живу вдалеке от «дома» и ощущаю тесную связь между опытом дислокации и потребности в обращении. Это обращение на безопасном расстоянии / дистанции. В отличие от других форм обращения, апострофа обращается, но не хочет получить ответ, по крайней мере, не хочет услышать слова в ответ. Сказать что-то настолько полное, что единственный возможный ответ — молчание, это интенсивная потребность стиха-обращения.

К.Б.: Почти всё пространство книги занимает прошлое. Есть ли у тебя какая-то духовная связь с нынешней Беларусью? Какая она для тебя — сегодня?

В.М.: Краткий ответ на этот вопрос: у нас есть язык только для памяти, у нас совсем нет языка для действительности.
Длинный ответ: для стихотворения не существует понятий прошлого и настоящего. Поэзия не есть иллюстрация современных событий. Поэзия — это сон. В этом сне времени нет, есть только интенсивность переживания. Оно настолько интенсивно, в нём содержится такое напряжение, что вытаскивает из нас то, что не выносится на публику, то, что живёт в глубинах человека. Этому нас учил Чеслав Милош, и я его внимательно слушаю.
Я пишу не из Беларуси, и не из США, и не Рима, а изнутри себя. Вопрос моей поэзии: что я такое? Есть ли у меня связь с собой? Откуда всё это внутри меня? Откуда всё это внутри моих близких людей? Откуда этот гнев, эта тревога, это одиночество, эта сила, это ощущение потери? Эти вопросы и есть моя связь с местом и людьми, которые сформировали меня, которые начали формировать меня еще до моего рождения.

К.Б.: У каждого из нас есть своё «место силы». Какое оно у тебя? И есть ли в сегодняшней разгромленной Беларуси «твоё» место?

В.М.: Да, я очень счастливый человек, потому что моя жизнь принесла и приносит наипрекраснейшие встречи с людьми, местами и историями. Моё место силы — во мне, в моей любви к жизни, к людям, которых мне посчастливилось встретить, к окнам, домам, к ботаническим садам, к музыке, к строкам любимых стихотворений, которые дают мне наслаждаться формой, а еще заверение, что слова есть, что их можно найти.

К.Б.: В одном из своих предыдущих интервью ты сказала, что хотела, чтобы «Песни…» вышли в новой Беларуси. «Новой» не случилось, но книга есть. Веришь ли в возможность чего-то нового, другого тут?

В.М.: Такие вещи говорят, чтобы закончить интервью на «позитивной ноте». А вера, обычно, умирает последней.

К.Б.: Почему мёртвые, а не живые? С точки зрения сегодняшних реалий, имеет ли смысл поэту обращаться к живым?

В.М.: Нет.

К.Б.: Как и многие мои коллеги сейчас, я учусь сживаться с данностью, что поэт не воин. Есть ли место поэзии на войне?

В.М.: Поэзии есть место везде, где человек встает среди ночи и спрашивает сам себя: «Неужели это я? Неужели это моя жизнь?» Этот мой вопрос и есть поэзия.

Интервьюерка: Крысціна Бандурына

Переводчицы: Вiкця Удовiна и Софья Суркова

Иллюстраторка: Маргарита Гиль. Родилась в Украине в 1998 году; иллюстраторка, дизайнерка, художница, архитекторка. (инстаграм: @amartgog)

Интервьюируемая: Вальжына Морт. Родилась в 1981 г. В Минске. Беларуская поэтка, переводчица. Пишет по-беларуски и по-английски. Авторка трёх беларускиз книг поэзии — «Я тоненькая як твае вейкі» («Логвінаў», 2005), «Эпідэмія ружаў» («Логвінаў», 2017), «Песні для мёртвых і ўваскрэслых» («Пляўмбаўм», 2022); билингвального сборника «Factory of Tears» («Copper Canyon Press», 2008) и англоязычных сборников «Collected Body» («Copper Canyon Press», 2011), «Music for Dead and Ressurected» («Farrar, Straus and Giroux», 2020).

Преподаёт в Корнелльском университете. Переводит с английского, русского, украинского и польского. Лауреатка премии журнала «Gulf Coast» в области перевода, международной литературной награды «Кристалл Виленицы» (Словения, 2005), литературной награды для восточноевропейских авторов Burda Preis (Германия), литературной награды Bess Hokin Prize от американского журнала «Poetry» и других многочисленных литературных премий. В 2020 году её книга “Music for Dead and Ressurrected” получила престижную международную премию Griffin Poetry Prize.

Стипендиатка Американской акадмеии в Риме, фонда Ланнана и «Graz» в Австрии. В 2021 году Вальжина Морт получила грант американского Национального фонда искусств в области перевода за работу над книгой избранных стихотворений Полины Барсковой «Air Raid» («Ugly Duckling», 2021).

Её переводы представлены во многих литературных антологиях, а эссе и стихотворения появлялись в «The Best American Poetry», «The New Yorker», «The New York Times», «The Financial Times», «Poetry», «Poetry Review», «Granta», «The White Review», «The Baffler» и многих других изданиях. Вместе с Ильёй Каминским и Кэти Фэрис Морт редактировала сборник “Gossip and Metaphysics: Russian Modernist Poems and Prose” (Tupelo Press, 2014). Вальжына также является редакторкой книги “Something Indecent: Poems Recommended by Eastern European Poets” (Red Hen Press, 2013)

Поэтические сборники Вальжыны Морт выходили в переводах в Германии («Suhrkamp Verlag», перевод Ульяны Вольф и Катарины Нарбутович), Швеции («Nirstedt litteratur», перевод Иды Берджель) и Украине ("Люта Справа», перевод Лэсика Панасюка и Дарины Гладун), в то же время её отдельные стихотворения были переведены на дюжину языков. Книга поэзии «Music for Dead and Ressurected» выйдет в британском издательстве «Bloomsbury» в 2022 году.

Выпускающая редакторка: Софья Суркова