Война не может быть прекращена без изменения условий, лежащих в основе конфликта. Прежде всего, необходимо изменить доминирующую в настоящее время экономическую модель, которая усугубляет неравенство и приводит к экологическим кризисам. В данной главе мы утверждаем, что создание инклюзивной, справедливой и устойчивой экономики является важным феминистским решением для прекращения войны.

Хотя существует множество феминистских исследований, в которых описываются альтернативы доминирующей в настоящее время экономической модели экстрактивистского (извлекающего природные ресурсы — прим. редакторки) неолиберального капитализма (см., например, Balakrishnan et al., 2016; Bauhardt and Harcourt, 2018; Leach, 2015; Raworth, 2017), эта литература редко затрагивает вопросы войны и мира. В этой главе мы построим эти связи, опираясь на идеи феминистских экономист_ок, феминистских политических эколог_инь и феминистских исследователь_ниц развития. Мы считаем, что построение инклюзивной и устойчивой экономики имеет решающее значение для прекращения войны во всех контекстах — как глобальное, общее решение, если хотите. Однако здесь наше внимание будет сосредоточено конкретно на странах, переживших войну, а также на политике и методах, которые они могли бы принять для обеспечения более инклюзивного, справедливого и устойчивого мира.

Мы фокусируемся, в особенности, на послевоенных странах, потому что они в каком-то смысле представляют собой самый сложный случай. Войны нередко переориентируют и искажают экономические системы и зачастую оставляют инфраструктуру довоенной экономики в руинах. Экономические ресурсы, необходимые для исцеления, восстановления и преобразования после окончания войны, огромны и неотложны, даже если казна страны, вероятно, истощена. Более того, послевоенные страны, как известно, подвержены риску вновь скатиться к войне (Mason 2019; Walter 2011); даже в состоянии «мира» сохраняется физическое и структурное насилие.

Тем не менее, послевоенные контексты также предоставляют нам «окна возможностей» (Rees and Chinkin 2015). Период, непосредственно следующий за политическим урегулированием войны, может быть промежутком большого потенциала: происходит приток большого количества внешней поддержки; составляются конституции; (пере)страивается инфраструктура; составляются хозяйственные планы; устанавливаются социальные, политические и экономические механизмы, которые структурируют послевоенное общество. Организация Объединенных Наций (ООН) в некоторой степени признала это, выступив за принцип «восстановить лучше, чем было». (ПРООН, 2008 г.) Здесь мы выступаем за нечто гораздо более трансформирующее, чем подразумевает ООН, и мы опираемся на литературу по феминистской экономике и феминистской политической экологии, чтобы предложить не столько улучшения капитализма, сколько радикальные альтернативы. Мы думаем, что для прекращения войны и достижения гендерно-справедливого и прочного мира нельзя требовать меньшего. Альтернативы, разработанные в этих [послевоенных] контекстах, могут быть моделями с гораздо большей применимостью в “стабильных” странах, страдающих от той же неолиберальной, экстрактивистской экономической системы.

Ключевым элементом построения инклюзивной, справедливой и устойчивой экономики является изменение того, как забота и природа ценятся в послевоенной экономике. Чтобы обосновать этот аргумент, мы сначала представим ключевые критические позиции, которые феминистские экономист_ки и экологи_ни выдвигали в отношении доминирующих послевоенных моделей восстановления экономики. Во втором разделе мы приводим феминистские теории о важности организации экономики вокруг ценностей заботы и снабжения, а также об их влиянии на послевоенное восстановление. В третьем разделе мы обращаем внимание на то, как феминистские экологи_ни отдают приоритет заботе о природе и экологической устойчивости, нежели чем добыче и истощению ресурсов и утверждаем, что это должно иметь центральное значение для устойчивого мира. В четвертом разделе мы предлагаем некоторые практические способы достижения инклюзивной, справедливой и устойчивой экономики, включая прогрессивные способы произведения дохода и создание активного государства, которое является открытым, подотчетным и отдающим приоритет социальному обеспечению и экологически устойчивым формам развития.

феминистские взгляды на доминирующие послевоенные модели восстановления экономики

В настоящее время политика восстановления экономики, навязанная государствам, пережившим вооруженный конфликт, является рецептом многократного возврата к вооруженному насилию, а не решением проблемы войны. Рецепты экономического восстановления, которые “выписывают” сообщества доноров — международных финансовых институтов (МФИ), банков, правительств на глобальном Севере — чаще всего основаны на крупномасштабной добыче и экспорте природных ресурсов, наряду с приватизацией и сокращением государственного сектора в качестве мер послевоенного экономического восстановления. Хотя они и утверждают, что данные меры приведут к экономическому росту, а экономический рост, в свою очередь, приведет к созданию рабочих мест и повышению доходов, что будет способствовать установлению мира и предотвращению возобновления войны, слишком часто обещанные рабочие места и повышение уровня жизни не осуществляются в значимом масштабе (см. Кон и Дункансон, 2020; Млинаревич и др., 2017). Хотя такая политика может привести к совокупному экономическому росту ВНП, она имеет тенденцию концентрировать богатство и углублять неравенство, в то же время истощая и ухудшая экосистемы, от которых зависят жизни и их поддержание. Любая полученная прибыль является результатом перекладывания затрат на женщин и другие маргинализированные группы, а также на планету; мир, если он и возникает, таким образом, поверхностен и ненадежен.

Анализы феминистских экономист_ок и эколог_инь могут помочь нам понять, как и почему данная политика экономического восстановления может оказаться столь неудачной и иметь такие пагубные последствия, потому что их анализ выявляет искажения и исключения, встроенные в фундаментальную экономическую теорию, на которой основано восстановление. Экономист_ки-феминистки и экологи_ни критикуют не только неолиберальную версию капитализма, управляемую мощными экономическими системами и международными финансовыми организациями с 1970-х годов; они заходят дальше, критикуя фундаментальные положения капитализма, содержащиеся в классической и неоклассической экономической мысли.

Одно из их фундаментальных открытий заключается в том, что капитализм отдает предпочтение монетизированным аспектам экономики, игнорируя при этом сферу общественного воспроизводства или неоплачиваемого труда, которая включает в себя как натуральное производство (особенно важное в большинстве развивающихся стран), так и неоплачиваемый труд по уходу (за семьей, друзьями и соседями), которые скрепляют ткань общества (Bauhardt and Harcourt, 2018; Benería et al., 2015). Второй элемент их критики раскрывает то, как капитализм направлен не на универсальное удовлетворение человеческих потребностей, а на получение прибыли, что частично достигается за счет производства, а затем удовлетворения бесконечно растущего набора человеческих потребностей — среди части населения с достаточными ресурсами. В-третьих, капитализм игнорирует опасные последствия разрушения окружающей среды и не признает ту пользу для благосостояния людей, которую общество извлекает из экосистем, в которых мы живем. Его показатель успеха —постоянно растущий ВВП—является показателем, губительным для окружающей среды (Philipsen 2015).

В целом, капитализм — это модель, в которой приоритет отдается получению прибыли за счет эксплуатации «прибавочной» стоимости труда и планеты; экстрактивистский подход как к людям, так и к миру природы, нежели чем подход, сосредоточенный на человеческом пропитании и восстановлении социальной ткани или обеспечении адекватных и устойчивых средств к существованию для всех. Таким образом, подход к послевоенным странам, ориентированный на восстановление капиталистической экономики, будет сильно отличаться от подхода, непосредственно ориентированного на восстановление людей и экосистем, разрушенных войной (Кон и Дункансон, 2020). В следующих разделах мы опираемся на некоторые из ключевых идей феминистского экономического мышления, чтобы составить план (roadmap) для того, чтобы действовать по-другому.

преобразование экономики за счет переоценки заботы, и последствия для поддержания мира

Ключевым подходом феминистской экономической теории было указание на то, что широкий спектр вещей так же важен, как и оплачиваемый труд, для благосостояния не только отдельных лиц и семей, но и самой экономики (Folbre 2001). В ее центре стоит работа по уходу. Первое, что может прийти на ум, когда мы слышим «работа по уходу», — это уход за детьми, больными и пожилыми людьми. Эта работа не только выполняется в основном женщинами, но и считается «женской работой» (Budlender 2010). В капиталистических и патриархальных обществах это позволяет легко воспринимать эту работу как должное, когда она выполняется бесплатно в семье (Benería et al., 2015; Waring, 1988), и обесценивать и платить за нее низкую заработную плату, когда она выполняется за деньги.

Но феминистские подходы также рассматривают работу по уходу более широко как заботу не только о людях и разнообразных потребностях, которые у каждого из нас есть (не только иметь хорошее здоровье, но, например, учиться, расти, чувствовать себя в безопасности и в безопасности), но и для наших домов, наших сообществ и нашей планеты. Мы также имеем в виду, что это включает в себя всю экономическую, социальную и физическую инфраструктуру, которая делает возможными все эти виды работы. Пандемия коронавируса 2020 года сделала особенно заметными множество видов работы по уходу, необходимой для поддержания общества. Например, уход за семьей по дому невозможен без людей, работающих в супермаркетах и ​​фармацевтов. Многие из этих работников, а также работники здравоохранения не могут оказывать такую ​​помощь без детских садов и школ для своих детей. Здоровье общества невозможно защитить, если работники не имеют оплачиваемого отпуска по болезни и, следовательно, должны продолжать работать, даже если они больны и, возможно, заразны. А без достаточного пособия по безработице или гарантированного минимального дохода самые элементарные базовые потребности — жилье, водопровод и еда на столе — недоступны для многих.

Феминистки указывают на часто игнорируемое понимание того, что все мы с самого начала взаимозависимы — как люди, которые нуждаются в заботе, дают и получают ее (Tronto 1993). Забота должна быть признана центральным аспектом человеческой жизни и оценена как таковая: забота — это не исключительно обязанность женщин, своего рода второстепенный моральный вопрос или работа для наименее обеспеченных слоев общества. Забота — главная задача человеческой жизни. Настало время изменить наши политические и социальные институты, чтобы они отражали эту истину. (Tronto 1993, 180) Таким образом, феминистки выступают за фундаментальную переориентацию нашей экономики, чтобы содействовать это широкому понимание заботы и становлению ее приоритом. Это включает в себя переосмысление того, как организованы оплачиваемая занятость, неоплачиваемый уход и работа по дому, более равномерное распределение обязанностей по неоплачиваемому уходу и работе по дому между женщинами и мужчинами, а также между домохозяйствами и обществом. Эта переориентация также включает в себя все от изменений в городском планировании, включая водо- и энергоснабжение, до того, как мы понимаем и структурируем образование, а также как мы структурируем и предоставляем социальные услуги (см. «ООН-женщины», 2015 г.).

Как может эта ключевая идея феминистской экономики — важность того, чтобы ценить заботу и переориентировать экономику на облегчение заботы — изменить приоритеты послевоенной политики восстановления экономики? И как эта трансформация поможет избежать возврата к войне и приведет к более устойчивому миру?

Объем этой статьи не позволяет дать исчерпывающий отчет, но даже если мы ограничим наш анализ только одной сферой работы по уходу —здравоохранением — преимущества подхода к послевоенной экономике, который отдает предпочтение заботе— и инфраструктуре для ее поддержки — очевидны и включают в себя три аспекта.

Во-первых, предоставление всеобщего, легкодоступного здравоохранения за счет государства имеет решающее значение для построения равноправного, справедливого и устойчивого мира, потому что потребности в медицинской помощи в конце войны, вероятно, будут острыми, многочисленными, широкомасштабными и, конечно же, гендерно обусловленными (см. ДеЛарги, 2013 г.; Рай и др., 2019 г.). Помимо неудовлетворенной потребности в медицинских услугах, которых не было изначально или которые не были доступны во время войны, к специфическим последствиям войны для здоровья относятся не только прямые, а иногда и гендерно обусловленные ранения (такие как ампутации, травматические свищи, воздействие химического оружия, психологическая травма), но и непривитое население, распространение инфекционных заболеваний и плохое состояние здоровья, связанное с бедностью и недоеданием. Но в то время как потребности велики, доступ к медицинской помощи, вероятно, будет минимальным. Война разрушает жизненно важную инфраструктуру здравоохранения, как физическую (клиники), так и социальную (смерть и увольнение врачей и медсестер). Доступ к оставшимся медицинским учреждениям, вероятно, будет затруднен из–за проблем безопасности, отсутствия мобильности и разрушенных дорог. Как мы уже отмечали, женщины часто берут на себя бремя ухода за ранеными и инвалидизированными членами семьи в отсутствие медицинских услуг. Таким образом, они сталкиваются не только со своими собственными потребностями в области здравоохранения, но и с увеличением работы по уходу, что, в свою очередь, ограничивает их средства к существованию и возможности трудоустройства. Предоставление финансируемой государством легкодоступной медицинской помощи, таким образом, улучшит жизнь тех, кто осуществляет уход, тех, кто непосредственно нуждается в помощи, а также их семей.

Во-вторых, инвестиции в здравоохранение в послевоенных условиях открывают множество высоко ценимых в обществе (rewarding)” возможностей трудоустройства и, при однозначном намерении нанимать как мужчин, так и женщин на всех уровнях, дают возможность разрушить гендерное неравенство и стереотипы, распространенные во всех обществах, которые приводят к тому, что от женщин ожидается, что они возьмут на себя основную часть работы по уходу. Создание возможностей для трудоустройства является важнейшим элементом миростроительства. Это дает бывшим комбатантам и гражданским лицам возможность участвовать в обеспечении мира (см., например, del Castillo 2016). Как бы то ни было, послевоенная занятость часто по-разному отсутствует, деградирует, истощается, недоступна или ненадежна из–за ряда факторов: активы, ресурсы и рынки были уничтожены или украдены во время боевых действий, рабочая сила была перемещена, стала недееспособной или требуется для ухода за ранеными; возможен приток недавно демобилизованных солдат, внутренне перемещенных лиц (ВПЛ) и беженцев, ищущих работу. Отсутствие возможностей трудоустройства для мужчин может привести к психологическим трудностям, более высокому уровню домашнего насилия или (повторной) вербовки в вооруженные группы или преступные группировки; а отсутствие возможностей трудоустройства для женщин может усугубить ранее существовавшее гендерное неравенство и нестабильность. Таким образом, создание возможностей трудоустройства как для мужчин, так и для женщин имеет решающее значение для обеспечения того, чтобы мир (peace) был гендерно-уравновешенным, справедливым и устойчивым.

В-третьих, построение экономики на основе заботы может способствовать заключению нового общественного договора, который может повысить легитимность послевоенного государства, способствуя устойчивости мира. Хотя в этом отношении нет автоматической или линейной зависимости, улучшенные медицинские услуги могут повысить доверие к правительству и, таким образом, внести скромный вклад в укрепление авторитета и легитимности послевоенного государства. Это особенно актуально, когда сфера здравоохранения также предлагает возможности для трудоустройства и обучения, гражданский надзор за программами здравоохранения и механизмы совместного мониторинга (Haar and Rubenstein 2012).

Жестокая ирония, которую мы видим, когда смотрим на здоровье — война препятствует удовлетворению человеческих потребностей и порождает новые ужасные проблемы, одновременно уничтожая средства для удовлетворения этих потребностей, — повторяется таким же сложным гендерно-определяемым образом по отношению к каждой из других необходимых услуг, которые составляют социальную инфраструктуру государства: образование, уход за детьми, социальное обеспечение, системы правосудия. То же самое и с физической инфраструктурой, включая дороги, воду, энергетику, жилье и так далее. Во всех случаях война разрушила службы, на которые полагаются люди, в то же время люди нуждаются в особенно повышенном уровне обеспечения с учетом гендерных факторов. Построение экономики вокруг заботы — в самом широком смысле, то есть не только заботы о физическом и психическом здоровье, но и социальной заботы, образования, ухода за детьми — предлагает путь к изменению этой ситуации, к прекращению войн и построению равноправных, справедливых отношений. и устойчивый мир. Мы перейдем к вопросу о том, как можно финансировать такой переход, но сначала представим второй критически важный аспект феминистского мышления: ценность природы.

преобразование экономики путем переоценки природы и последствия для поддержания мира

Наряду с признанием важности ориентации экономики на поддержку заботы, экономисты-феминистки в широком смысле, и особенно феминистки-политологи-экологи, утверждают, что в основе наших экономических моделей должны лежать устойчивость и уважение к планете (Leach 2015; Raworth 2017).). Они утверждают, что приверженность устойчивому развитию требует признания связи между растущим неравенством доходов, демонстративным потреблением и ускорением темпов добычи ископаемого топлива и природных ресурсов (Benería et al. 2015), признания экологических ограничений роста и осознания необходимости «безопасное рабочее пространство для человечества» (Rockström 2009).

Рецепты феминистских политических экологов и экономистов в отношении альтернатив капитализму во многом схожи с некоторыми идеями «Зеленого Нового курса», которые теперь проявляются во многих политических партиях, аналитических центрах и международных организациях (Tienhaara 2019). Но для феминисток «зеленые» экономики — это не только снижение выбросов углерода; они должны быть инклюзивными, устойчивыми и восстанавливающими; они заменяют логику «извлечения и использования» идеями цикличности и регенерации (Bauhardt 2014; Harcourt and Nelson 2015; Leach 2015). Феминистские зеленые экономики бросают вызов маскулинистским ценностям: росту, эффективности и добыче; господству над природой и ее неуправляемостью; и дорогостоящими, амбициозными техническими решениями проблем, которые мы создали. Они включают в себя переосмысление и понимание отношения людей к природе и экосистемам, а также целей жизни, отмечая, что хорошая жизнь заключается не в приобретении большего количества вещей, а в качестве ваших отношений и времени на природе. Жизнь с малым количеством ресурсов включает в себя «богатство времени»; она ценит достаточность (sufficiency) больше, чем эффективность.

Каким образом это второе ключевое открытие феминистских экологов — о том, что природа, как и неоплачиваемый труд, также нуждается в переоценке, признании ее одновременно охватывающей и поддерживающей всю жизнь, включая человечество, — может изменить приоритеты послевоенной политики восстановления экономики? И как эта трансформация поможет избежать возврата к войне и приведет к более устойчивому миру?

Переосмысление нашего понимания целей экономики — от роста ВВП и «эффективной» добычи ресурсов к целям устойчивости и достаточности — изменило бы приоритеты послевоенного восстановления экономики, позволив послевоенным странам действительно восстанавливаться лучше. Действительно, по мере того, как климатический кризис и массовое вымирание становятся все более острыми и очевидными, и по мере того, как мы все больше осознаем, каким образом изменение климата усугубляет насильственные конфликты и подрывает безопасность человека (human security), необходимость интеграции в миростроительство политик и практик, направленных на решение проблемы изменения климата и кризиса биоразнообразия и их сдерживание, никогда не было более ясным (см. Кон и Дункансон — в печати).

Эти политики и практики должны охватывать все сферы экономики, включая такие ключевые секторы как сельское хозяйство и землепользование, природные ресурсы, энергетика, транспорт и городское планирование. Вдохновляясь, учась и предоставляя больше власти и ресурсов коренным и другим местным сообществам, послевоенные страны могли бы, например, принять совершенно новый подход к земле. У послевоенных стран есть возможность запретить крупномасштабное промышленное сельское хозяйство и вместо этого развивать регенеративное сельское хозяйство, массовое лесовосстановление, восстановление торфяников и водно-болотных угодий, а также восстановление дикой природы, что будет способствовать восстановлению климата и биоразнообразия после войны (см. IPCC 2019) . Крупномасштабное промышленное рыболовство может быть заменено более устойчивым местным рыболовством. Возобновляемые источники энергии могут заменить ископаемые виды топлива, а способы ограничения использования энергии, необходимые для решения проблемы изменения климата, могут быть разработаны справедливым и равноправным образом. Производство и распределение продуктов питания, урбанизация и транспортные системы могут быть спроектированы таким образом, чтобы они были максимально энергоэффективными.

Политика в отношении инфраструктуры также потребует значительного переосмысления и преобразования. В настоящее время послевоенным государствам рекомендуется уделить первоочередное внимание масштабным проектам физической инфраструктуры, которые могут способствовать эффективному экспорту добытых товаров, даже если они перекладывают расходы на людей и природу и усугубляют неравенство. Вместо этого физическая инфраструктура может быть спроектирована для поддержки циркулярной восстановительной экономики — как сети снабжения, а не коридоры извлечения. Это, наряду со значительными инвестициями в социальную инфраструктуру, предназначенную для поддержки заботы, благополучия и гармонии с природой, могло бы значительно уменьшить причины структурного насилия и самой войны.

Взятые вместе, эти феминистские политики переоценки природы будут иметь три очевидных преимущества с точки зрения их вклада в поддержание мира и предотвращение скатывания обратно в войну. Во-первых, создание восстановительной экономики замкнутого цикла предполагает отказ от использования ископаемого топлива и других ценных полезных ископаемых — ресурсов, которые, как известно, подпитывают насилие и коррупцию во многих странах (см., например, Lujala and Rustad 2012; UNEP 2009). Потенциальная прибыль от добычи при капитализме делает эксплуатацию природных ресурсов стоящей изгнания людей с их земель, грабежей и убийств. Почти со всех уголков земного шара поступают сообщения о том, что людей выселяли для получения доступа к земле, под которой можно найти полезные ископаемые, нефть и газ, а также терроризировали, пытали и убивали (Global Witness 2020). Женщины и другие маргинализированные группы становятся объектами изнасилований и сексуального насилия со стороны вооруженных групп, в том числе иногда военизированных формирований, действующих по указке транснациональных корпораций (см. Cohn and Duncanson 2020; Méndez Gutiérrez and Carrera Guerra 2015). Переход от экстрактивизма к феминистской зеленой экономике может положить конец этому насилию.

Во-вторых, подобно инвестированию в заботу, создание циркулярной восстановительной экономики могло бы способствовать устранению неравенства, несправедливости и отчуждения, которые играли столь важную роль в разжигании войны, путем предоставления возможностей трудоустройства для различных слоев населения — для бывших комбатантов, а также для тех, чьи жизни и средства к существованию пострадали от войны, и тех, кто не имел средств к существованию и до войны. Устойчивое сельское хозяйство и землепользование, устойчивое использование природных ресурсов, возобновляемые источники энергии, устойчивые транспортные системы, проекты по лесовосстановлению и восстановлению торфяников, восстановление дикой природы и экотуризм могут обеспечить множество возможностей для трудоустройства и получения средств к существованию. Крайне важно, если вы декарбонизируете (очищаете от использования углеводородов) сельское хозяйство, например, или отопление и электроэнергию в домах и на рабочих местах, а также проводите специальную политику, гарантирующую, что новые возможности для трудоустройства распределяются справедливо, а работа достойно вознаграждается (см. Braunstein and Houston 2015), такая политика, благоприятная для климата и биоразнообразия, может стать важным элементом построения инклюзивного, гендерно-справедливого мира после войны.

В-третьих, круговую, восстановительную экономику следует понимать как неотъемлемую часть мира. Такая экономика имеет основополагающее значение для благосостояния людей: от поддержания экосистем, в которых люди занимаются сельским хозяйством и добычей пропитания и средств к существованию; до поддержания здоровой среды обитания для опылителей, от которых зависит наша продовольственная безопасность; предотвращения разрушения экосистем, ведущего к зоонозным (переносимым животными) эпидемиям и пандемиям; поддержания чистого воздуха и круговорота воды; предоставления источников для разработки новых лекарств для облегчения страданий человека; до удовлетворения потребностей человека в отдыхе, получении удовольствия и здоровье. В этом смысле без функционирующих экосистем нет мира — только обнищание, голод и конфликты.

добраться отсюда туда

Такой переход возможен. Многие послевоенные страны в беднейших регионах мира имеют сравнительные преимущества, например, в области возобновляемых источников энергии и имеют возможность совершить скачок к экологически безопасным стратегиям развития транспорта и урбанизации (Klasen 2013). Тем не менее, финансовые и правительственные проблемы для послевоенных государств могут показаться непреодолимыми.

Так как же нам добраться из того, где мы сейчас, туда, где мы хотим быть? Как нам создать справедливую, инклюзивную, устойчивую экономику, в которой приоритет отдается инфраструктуре ухода, поддерживающей как людей, так и экосистемы нашей планеты? Это феминистское решение прекращения войны требует не только изменения нашего понимания целей экономической деятельности; для этого также требуются финансовые ресурсы и сильное, эффективное, подотчетное государство, которое понимает свою основную функцию как обеспечение общественного благосостояния, а не обеспечение условий, обеспечивающих неограниченную свободу капитала.

финансовые ресурсы

Для возмещения ущерба, нанесенного войной, и перехода к экономике, которая устраняет неравенство, лежащее в основе вооруженных конфликтов, потребуются значительные финансовые ресурсы. Но, учитывая уничтожение войной производственных мощностей экономики, укрепление военной экономики и искажающие последствия наплыва иностранцев в послевоенный период, любое послевоенное государство сталкивается с серьезными проблемами в получении доходов. До самой войны вполне вероятно, что государственные доходы уже были ограничены, как наследие колониализма и экономической политики, ориентированной на доноров, направленной на предотвращение дефолта по долгам. Затем проблема усугубляется войной: ресурсы не просто уничтожаются, они часто захватываются военными или криминальными элитами.

Наиболее часто пропагандируемые варианты получения доходов, такие как привлечение внутренних инвестиций, приватизация государственных активов и экспорт природных ресурсов или товаров, усугубляют неравенство, в том числе гендерное неравенство. Они также часто не генерируют ожидаемых доходов из–за захвата элитой, в результате чего те, кто накопил власть и богатство в годы войны, лучше всего могут — честными и нечестными средствами — извлекать выгоду из доступных сделок и возможностей. Любому послевоенному правительству может быть трудно управлять помощью, которая может достигать 50% ВВП в послевоенные периоды (в странах, получающих помощь в целом, она составляет от 1 до 10%) (дель Кастильо, 2017 г.), а также подвергаться захвату криминальными и политическими элитами. Таким образом, послевоенные государства создают сложные условия для создания инклюзивной и устойчивой зеленой экономики с их амбициозными планами по предоставлению общественных благ и созданию рабочих мест, изложенным выше.

И все же у экономисток-феминисток и экологов есть решения. Они обращают внимание на ряд механизмов, с помощью которых можно было бы финансировать создание справедливой, инклюзивной и восстановительной экономики. Во-первых, послевоенные правительства могли бы тратить больше на создание инфраструктуры ухода, если бы изменился способ классификации расходов на помощь. Перечисления помощи в послевоенные страны значительны, но в настоящее время — из–за правил Международного валютного фонда (МВФ) — действуют ограничения, которые не позволяют послевоенным правительствам тратить их на поддержку состоятельной инфраструктуры заботы. Но если бы было внесено изменение, классифицирующее расходы на социальную инфраструктуру как «инвестиции», а не как «потребление», чтобы признать ее «качество общественного блага», послевоенные государства могли бы инвестировать более свободно, не нарушая ограничения МВФ на государственный долг (см. Сегуино 2016). Во-вторых, было бы доступно больше ресурсов для инфраструктуры ухода и восстановления природы, если бы доноры решили простить одиозные долги, что является уместным действием, особенно потому, что эти долги часто накапливались коррумпированным режимом, за свержение которого велась война (Ндикумана и Бойс 2011). В-третьих, трансформация практики налогообложения открывает множество возможностей: контроль может применяться к трансграничным краткосрочным потокам капитала (например, налог на финансовые операции); налоговые лазейки могут быть закрыты и введены более прогрессивные налоговые режимы — уклонение от корпоративного налогообложения обходится бедным странам не менее чем в 100 миллиардов долларов в год (см. Oxfam 2019). В-четвертых, перенаправление лишь небольшой части ресурсов, расходуемых во всем мире на вооруженные силы и военную технику, около 1,7 трлн долларов в 2018 году (SIPRI 2018), на поддержку восстановления послевоенных стран может позволить значительные инвестиции в переход от экстрактивизма к экономике восстановления и заботы (WILPF 2018).

сильное государство

Из нашего изложения выше будет ясно, что феминистская справедливая, инклюзивная и восстановительная экономика играет важную роль для государства. Однако в послевоенных условиях, как мы отмечали выше, государства часто бывают слабыми, раздробленными и охваченными коррупцией. Хотя МФО частично настаивают на надлежащем управлении, это для них, как правило, означает не многим больше, чем обеспечение стабильной среды для рынков, в то время как для нас надлежащее управление должно означать активное, интервенционистское (вмешивающееся) государство, которое берет заботу и восстановление природы за свою основу.

Защита сильного государства может быть неудобной территорией для многих феминисток. Государства, особенно колониальные переселенческие государства, часто были источником гендерной незащищенности и угнетения. Но если подумать о потребностях людей в послевоенных условиях, требованию хорошего обеспеченной ресурсами и хорошо управляемой социальной инфраструктуры для поддержки ухода и необходимости найти новый способ уважать природу и жить с ней, нам кажется очевидным, что государство должно быть частью решения. Именно государство — если оно прозрачно, подотчетно и способно реагировать — обладает легитимностью и возможностями для создания инклюзивной и устойчивой экономики, за которую мы здесь выступали (см. Браунштейн и Хьюстон, 2015; Тикнер, 2018).

Как строить сильные государства, которые отдают приоритет социальному обеспечению и экологически устойчивым формам развития? Возможно, это особенно сложно в послевоенных странах, где государство было ослаблено десятилетиями политики структурной адаптации, мер жесткой экономии и военных действий, и где отношения патриархального покровительства имели преимущество перед государственными службами, но большинство этих характеристик не ограничивается послевоенными государствами. Итак, в более общем плане, какие элементы могли способствовать этой трансформации государства? Группам гражданского общества и общественным движениям потребуются ресурсы и поддержка для обеспечения подотчетности государства (Rai et al. 2019; UNDP 2008). Такие инструменты как анализ гендерного воздействия (gender impact analysis), совместное составление бюджета и независимый аудит правительства, могут внести свой вклад. Группы гражданского общества и международные организации могут использовать международный пакт ООН об экономических и социальных правах для привлечения к ответственности послевоенных правительств и сообщества доноров: политика восстановления экономики должна способствовать постепенной реализации экономических и социальных прав, и это правовое положение может использоваться для того, чтобы подтолкнуть государства и доноров к финансированию социальной инфраструктуры, необходимой для экономики, основанной на заботе, достаточности и устойчивости (Rees and Chinkin 2015). Механизмы обеспечения представительства женщин и других маргинализированных групп на всех уровнях управления также будут играть центральную роль в противодействии корыстным интересам и разработке прогрессивной политики социального обеспечения и экологической устойчивости.

вывод

В этой главе мы утверждали, что построение инклюзивной, справедливой и устойчивой экономики является важным феминистским решением для прекращения войны. Прекращение войн невозможно без устранения коренных причин войн, в том числе — в первую очередь — господствующей в настоящее время глобальной капиталистической экономической модели, которая усугубляет неравенство и вызывает экологические кризисы.

Мы сосредоточились именно на послевоенных странах, потому что они очень часто возвращаются к вооруженному насилию. Кроме того, последствия войны представляют собой особенно пугающие проблемы, даже если они также предоставляют окна возможностей. Но мы считаем, что предложенное нами решение — феминистский подход к построению инклюзивной, справедливой и устойчивой экономики — в равной степени применимо к странам, в недавнем прошлом не имевшим вооруженных войн; что это необходимо, если мы хотим покончить с многочисленными формами физического и структурного насилия, которые характерны для стран, находящихся «в мире», а также для предотвращения войн в будущем.

Нас поражает, что, когда международные архитекторы послевоенной экономической политики думают о политике восстановления экономики, они начинают сверху, с модели цели экономики, значения «здоровой» экономики и шагов, которые необходимо предпринять для достижения этой цели (которая обычно направлена на инфляцию, рост, ориентированный на экспорт, сокращение государственного дефицита и т. д.). Напротив, феминистки начинают с нуля. Если мы хотим, чтобы политика восстановления экономики способствовала прекращению войны и установлению мира, устранению неравенства и изоляции, лежащих в основе вооруженных конфликтов, и сделала жизнь жителей страны более безопасной, нам нужно начать с изучения условий, в которых люди живут своей жизнью в конце войны, потому что это условия, которые необходимо будет преобразовать.

Начиная, как это делают экономистки-феминистки и экологи, с жизни людей, а не с абстрактных экономических моделей, мы обращаем внимание на потребности людей в уходе — в широком смысле — и в здоровой среде, в которой можно выздороветь и жить. Феминистская переоценка заботы и природы может стать основой для радикально иного подхода к послевоенному восстановлению, прекращению войны и построению устойчивого мира. Этот подход, основанный на построении справедливой, инклюзивной и устойчивой экономики, изменит условия, лежащие в основе войн. Помещение заботы в основу экономики удовлетворит потребности людей после войны, сможет обеспечить справедливую и инклюзивную занятость и способствовать заключению нового общественного договора. Это также позволит признать и расставить приоритеты в отношениях, которые делают нашу жизнь возможной и придают ей глубину и смысл. Переход от экстрактивного подхода к уважению и распознанию ценности природы положил бы конец насилию, подпитываемому экстрактивизмом, мог бы обеспечить качественные и всеобъемлющие возможности трудоустройства, а также необходим для обеспечения здорового функционирования экосистем, от которых зависят наши жизни и устойчивый мир.

Автор_ки: Кэрол Кон и Клэр Дункансон
Переводчи_ца: Марина Т.
Редатор_ка: крошка кэти
Иллюстрация: Лиза Кукушкина

Список литературы