В Украине и мире все чаще стали говорить о “новой искренности” — течении в литературе, кино, музыке и философии. Чем же особенен новый тренд для миллениалов?

Сейчас проследить возникновение данного культурного феномена достаточно сложно, — он развивался практически одновременно во всех видах искусства. Однако главным манифестатором и популяризатором стал писатель Дэвид Фостер Уоллес.

Что такое новая искренность?

Это направление в культуре, которое объединяет писателей, музыкантов, режиссеров, философов и других арт- и культурных деятелей со схожими взглядами. Основная “заповедь” новой искренности — преодоление всепоглощающей иронии и нахождение новых (или возрождение старых) человеческих ценностей, таких как любовь, дружба, верность и прочих.

Проблему разрушительной иронии обнаружили в конце XX века. Исследователи новой искренности предполагают, что ирония заставила забыть о фундаментальных ценностях. Так, после Второй мировой войны ироничный подход в искусстве был единственным возможным выходом воспринимать реальность для тех, кто пережил ужасы того времени. Как можно быть в чём-то уверенным и иметь надежду на будущее, когда мир умирал в кровавой мясорубке войны? Раны того времени залечивались людьми искусства при помощи ироничного отстранения от всего.

Спустя 50 лет то, что казалось спасительным, начало становиться фарсом. Ирония стала слишком увлечена сама собой и постмодернистскими играми с реальностью, забыв своё настоящее предназначение — облегчать боль. Обнаружилось, что на циничном подходе к реальности сложно строить будущее. Новая искренность была призвана положить начало эпохе новых ценностей.

Как это относится ко мне?

Новая искренность помогает определить, какие следует задавать вопросы самому себе. Уже сейчас мы воспринимаем себя иначе, чем двадцать лет назад. Николин Тиммер в своей книге “Вы тоже чувствуете это?” говорит, что если раньше перед людьми стоял вопрос “Что такое человек?”, то сейчас он звучит так: “Что значит быть мной?”. Можете ли вы ответить на этот вопрос, не прибегая к описанию вашего ежедневного похода в магазин, рода занятий и состояния вашего банковского счета?

Одно из основных понятий, которым оперирует новая искренность — наивность. Быть человеком, значит быть наивным, открытым, ранимым, несовершенным, чувственным. Можете ли вы представить, что один человек может довериться другому, не став при этом уязвимым? Абсолютно точно, что такого не может быть. Однако наша уязвимость — цена, которую нужно заплатить, чтобы снова найти в себе человеческое и возродить веру в мир. Исследователь литературной журналистики Джонатан Д. Фицджеральд в своей статье для The Atlantic отмечает, что среди поп-культуры стало без иронии крутым заботиться о духовности, семье, соседях, окружающей среде и стране. А Дэвид Фостер Уоллес, автор знаменитого романа “Бесконечная шутка”, говорил, что проза — это о том, что значит быть чёртовым человеком.

Где я могу увидеть примеры новой искренности?

Например, в своих любимых сериалах. Посмотрите на “Коня БоДжека”, — идеальный пример данного направления в культуре. Сериал о говорящем коне, бывшей телезвезде, который скучает временам своей славы, полным веселья и беззаботности, ставит диагнозы всему нашему поколению. Ностальгия, наивность, доброта (которая делается, несмотря на угрозу показаться слабостью), — это то, к чему мы приходим сейчас, когда пытаемся преодолеть собственный цинизм и недоверие к миру, пытаемся выбраться из собственной ореховой скорлупы, где мы сами себе короли. А теперь вспомните “Южный парк” с постоянной иронией, цинизмом, культурными и политическими отсылками. Нет, это хороший сериал, но он высмеивает негативные и абсурдные явления, ничего не предлагая взамен. Возможно, спустя десятилетия, нашему миру уже не нужно ставить диагноз, потому что он определен, а стоит предложить лекарство. И им может стать искренность.

Из культурных деятелей и общественных активистов стоит обратить внимание на актера Шайю Лабафа, многие из акций которого можно отнести к новой искренности.

Если говорить о литературе, то направления новой искренности придерживаются следующие авторы: Дэвид Фостер Уоллес, Джонатан Франзен, Дэйв Эггерс, Зэди Смит, Майкл Шейбон, Тао Линь, Мари Каллоуэй и другие. Вот несколько стоящих внимания произведений:

“Бесконечная шутка”, Дэвид Фостер Уоллес

Роман-манифест новой искренности и идей, которые позже начнут относить к метамодернизму. Написанный в 1996-м году, он предложил новый взгляд на окружающий мир, полный груза повседневности, иронии, рекламы, скуки и другого.

Сюжет разворачивается в нескольких локациях, основные из которых: Энфилдская Теннисная Академия, Реабилитационная клиника Эннет и скалистый обрыв над Тусонской пустыней. Действия романа охватывают альтернативные двухтысячные, где США, Мексика и Канада объединились в единую сверхдержаву O.N.A.N. (Организация Североамериканских Наций), названия лет субсидируются крупными корпорациями, в провинции Квебек развернуто сепаратистское движение, а вся Америка ищет загадочную пленку “Бесконечная шутка”, от которой любой человек в прямом смысле умирает от смеха.

“Бесконечная шутка” имеет многие черты литературы постмодернизма и конспирационных романов: фрагментарность произведения, большое количество второстепенных персонажей, сюжет с паранойей о тайном заговоре. Но, в отличие от постмодернистов, Уоллес использует свой творческий метод не для иронического высмеивания, а ради того, чтобы возродить те ценности, которые оставляют нас уязвимыми для внешнего мира, но делают более человечными. Эта книга является очень интерактивной благодаря писательскому таланту автора. Очень большие предложения, насыщенные академизмами, терминами и неологизмами, длинные описания привычных и скучных вещей, — это не графоманство и недостатки произведения, а спланированное интерактивное взаимодействие автора с читателем. Уоллес, благодаря максимальной детализации буквально всего, создает метафору зависимости от развлечений в масштабе всего романа. Второй пример — мастерское использование сносок. В тексте их целых 388 штук, некоторые — размером с целую главу “классической” книги. Автор хотел, чтобы читатель чувствовал и взаимодействовал с книгой не только на духовном, но и на физическом уровне, постоянно переворачивая страницы с середины в конец произведения. Хочешь развлечений — приложи усилия. В современном мире это, конечно, до сих пор звучит очень странно, ведь мы привыкли к схеме “Один клик — мгновенное удовольствие”.

Дэвид Фостер Уоллес ничего не скрывает от читателя, все инструменты словообразования, стилистические гибриды и триггеры интерактивности открыты для изучения и созерцания. Подход автора, в каком-то смысле, можно назвать мета-подходом: эта книга откровенна в своих советах, целях и стиле. В конце концов, Уоллес знал, что общается с читателями, которые ждут самую откровенную и искреннюю беседу в своей жизни о том, что значит быть человеком. И мы ее получили.

“Поправки”, Джонатан Франзен

Magnum opus современного американского автора, которого уже назвали “возродителем жанра семейной саги” и “американским Львом Толстым». Роман рассказывает о семье Ламберт из Среднего Запада США с их проблемами, победами и неудачами. Миссис Ламберт хочет собрать в родительском доме всю семью на Рождество, что со временем превращается из обычного желания в одержимость. Роман препарирует американскую мечту вместе со стереотипным представлением об идеальной американской семье, обращаясь к простым проблемам людей. Что касается формальной части, произведение написано в литературном стиле реализма, но его духовная составляющая тяготеет к новой искренности.

“Твои Отцы, где Они? И пророки, живут ли они вечно?”, Дэйв Эггерс

Небольшое произведение, которое описывает растерянность и потерю ориентиров современного человека. По сюжету, мужчина по имени Томас делает серию похищений людей ради того, чтобы отвести душу и получить ответы на вопросы о несправедливости этого мира. В романе есть отрывок, где главный герой высказывает мнение, что в обществе нет места ни для кого. Это произведение задает вопросы, но не дает ответов, однако их можно получить самому, если попытаться ответить на них идеалами новой искренности. Вероятно, тогда в обществе найдется место для каждого.

Название произведения является цитатой из Библии, а также, возможно, является референцией на выдающуюся цитату Дэвида Фостера Уоллеса из интервью с Ларри Макэффри 1993 года, которая мастерски раскрывает растерянность культурных потомков иронии постмодернизма:

“У меня пара последних лет эры постмодерна вызывали такое ощущение, как когда ты в средней школе, твои родители уехали на дачу, а ты закатываешь дико отвратительную невероятную вечеринку. И какое-то время это круто, свобода и освобождение, власть родителей сброшена, дионисийский пир типа кот-из-дома-мыши-в-пляс. Но потом проходит время, и вечеринка становится все громче и громче, и заканчивается дурь, и ни у кого нет денег, чтобы купить дурь, и все ломается и рушится, и на диване ожог от сигареты, и ты хозяин, это твой дом, и ты постепенно начинаешь мечтать, чтобы родители вернулись и восстановили этот чертов порядок. Не совсем идеальная аналогия, но мое поколение писателей, интеллектуалов и пр. вызывают у меня ощущение, что сейчас три утра, и диван уже прожжен в трех местах, и кого-то стошнило на стойку для зонтов, и мы уже хотим, чтобы пир кончился. Отцейубийственный труд основателей постмодерна был огромен, но отцеубийство оставляет сирот и никакие пиршества не исправят тот факт, что писатели моего возраста в течение всего формирующего взросления были литературными сиротами. Мы вроде как хотим, чтобы вернулись родители. И конечно, нам неловко, что мы хотим их возвращения — в смысле, что с нами не так? Мы что, такие слабые? Нам действительно нужны власть и границы? И самое неудобное, что мы постепенно начинаем понимать, что родители не вернутся — а это значит, что «нам» придется стать своими родителями”.

Какой я могу сделать из этого вывод?

Прежде всего, стоит понять, что новая искренность не является гражданским движением или руководством для правильной жизни. Это направление в культуре, которое включается в понятие метамодернизма. Оно даёт понять, что ирония, применяемая буквально ко всему, исчерпала себя. Основной призыв новой искренности: не бойтесь быть более человечными, а значит наивными и уязвимыми, доверчивыми и сочувствующими. Мы знаем диагноз человечества, пришло время делать мир лучше.