Публикуем новые стихотворения Анны Гринки с иллюстрациями Виктории Охотниковой.

Анна Гринка родилась в Мичуринске, жила в Геленджике, затем в Москве. Сейчас живёт в Балашихе и в Риге. Окончила романо-германское отделение филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова (её дипломная работа была посвящена итальянской герметической поэзии). Её тексты были опубликованы в журналах «Воздух», «Контекст», Vesalius, на сайтах TextOnly, «Цирк „Олимп”», «Лиterraтура», «ГРЁЗА», «Полутона», «Артикуляция», «Сигма», Solo Neba, «КиберОрбита» и др. Также поэтические циклы с авторскими иллюстрациями появлялись на портале «Дискурс».

***

у хороших девочек никогда ничего не болит

говорят

но хорошему телу иногда поболеть приятно

говорят

царапина ведёт себя от шеи до бедра
попутно в зеркале огибая всю комнату

это враньё, и оно отольётся
сгустком на ободке, улиточным лоскутком
удар созревает плавным рикошетом
объёмный, в четыре стены

хорошая девочка не болит
следы пролетевшего голода –
здесь
где молния шаровая
шрамовой тканью оделась, голая
и вращается
называя себе
тело без промедления

тело быстрое в боли
молчит
не хочет, не стучит
молчит
синяк на груди, плавный
как сердце
не сойти с места, царапиной виться
у хороших девочек

боль придёт и станет любимой
но это враньё
удар, приговорная встреча
и дальше тянется, и проходит

***

тёщин язык надо поливать раз в неделю
и зимой раз в месяц

когда я себя глажу — случайно или намеренно — когда провожу ладонью
по предплечью когда касаюсь груди
меня удивляет:
почему этого не делает кто-то другой?
почему прикосновение сорвалось с чьих-то рук ко мне не приблизившись
и зачем-то вселилось в пальцы моего тела?

на работе тихо
каждый день приходит уборщица
пока моет пол постоянно делится житейскими тайнами:
как правильно поливать разные виды домашних растений
как прикрепить бумажку с номером кабинета к ключам
как правильно засыпать чтобы высыпаться
как очищать трудные цитрусы

я смотрю на её руки
я всегда смотрю на её руки

или вот инстаграмные сторис
движения полузнакомых девушек парней женщин мужчин
все–такие милые
что сводит пальцы
все–такие
отдалённые
свежие

голод почти пустынный
я одна на всём континенте
я ловлю себя на мысли, но отталкиваю
ловлю на мысли и отталкиваю

ловлю и отталкиваю
снова

если сломать мне палец
переломится улица

***

выполняли челлендж
мокрые волосы открывали читали там полосы
в кровоточащем макдоналдсе осматривали вуаль
тонкого пористого хлеба

челлендж для питающихся объедками
продевали в глаза и наблюдали
издалека начинание мусора

было лето как у всех:
тематический парк
найденный после очень тщательного купания
когда шампунь раздался
сам собой
там на чистом голоде работали все аттракционы
за каждым волосом — своя площадка
свой вызов

***

всё сделав, аня спит
проплывает в прошлых неудачах
мимо цензуры огня и подлеска
мимо зоны выгула тарковских собак
таких чёрных, таких возникающих

то там, то в свободе

подземки переливаются через край
улица-галька каждым камнем — экран
они переворачиваются, это их родимая сторона
их загаженный лёд в переулке
зима никогда не будет новой
аня видит во сне зиму, её современную голову
прохладные наклейки в оборванном дневнике
какие-то окрики и это уже надежда
наверное, именно она

полное имя напоминает меня
но аня не знает
имя полное подводных ударов
запущенная сорняками стрела
цветущий лук прямо из щеки

слизистая колóкола, зима

когда спит, аня умеет открывать глаза

мои глаза тоже открыты в течение всего времени пока она родилась

известь ложилась на кости, превращая их в настоящие кости
кровь ложилась на кровь, как настоящая кровь

там, где аня была во сне, нахожу следы
это те места, где мне нельзя, чтобы наступила зима

замёрзшие собаки мерцают, их появление
то там то сям
то там, то в свободе
лёд полный воды
мы там обе смотрим, но аня не смотрит,
аня спит

Троица

чистота богородицы
чистота выкидыша
чистота проглоченной бомбы
которая при взрыве делает тебя
ещё более живой

я могла бы носить ребёнка
но я не знаю, при чём здесь моё тело
темнота мелководья гудит у моих ступней
невидимой глубиной молчит возле шеи
когда блики играют в ней, они ложатся шрамами на кожу

в другом времени, когда меня изнасиловал парень, с которым я только
начинала встречаться,
я огородила его и себя, назвав это просто грубым сексом
и я же соглашалась раздеться и целовать, ну я же соглашалась

после случившегося я долгими днями сидела дома и надеялась только о том, что не забеременела
и если это всё-таки случилось,
то пусть был бы лучше выкидыш, чем идти на аборт
и тратить деньги на то, что не должно жить

само по себе должно не жить

я пыталась договориться с телом:
«давай в случае чего ты подождёшь пока плод слегка оформится,
чтобы он уже мог хоть немного, но чувствовать
а потом тут же ты убьёшь его, моё дорогое тело
я хочу быть радостной, я хочу внести в подмосковную квартиру,
окружённую зимой,
смерть из себя»

я могла бы носить смерть
но мне повезло, я не была беременна
мелкая вода уже тогда существовала во мне
но ещё не встала стеной наружу

и шрамы не были видны
полосы выживания
полосы чистоты

ещё я пыталась молиться богородице
и у меня хорошо получалось
я думала:
«если будет ребёнок, прошу тебя, сделай его мёртвым»
я повторяла это про себя много раз
и самая чистая чернота девы
отвечала мне ночью, что она бессильна
тронуть смертью то, чего и так не должно быть

и его не было

если и мог быть эмбрион, он весь ушёл
в оскаленную мелкую воду
миновал свою боль
которую дали бы ему мы –
я, моё тело и дева мария

чёрная чистая троица темноты

моё тело не знает и не хочет носить в себе ребёнка
но готово было стать камерой пыток, а потом палачом
потому что я была готова
и этот договор между нами
ещё не расторгнут

я так и бродила жизнь по мелководью
пока однажды оно не раскрылось до самого горла

я поняла, что ещё немного и провалюсь
если не сумею ходить в нём, как в одеяле

так прошло три моря
и вот я умею

***

мне даже страшно не стало

жизнь обернулась всяким таким
что раскрылась на лицах нежная песня
пели её неизвестно какие
отблески прожитых в глубине лоскутов

под эту нежную песню
у пассажиров моей электрички
на губах проявились последние
увиденные ими сны

и кто-то тут же скукожил рот
чтобы внутрь уходило
а кто-то заговорил
так быстро, что голосом съехал по кадрам
и сам замелькал на нарушенном сне
под эту нежную песню

под эту нежную песню
ты провела меня по моему лицу
чтобы только пальцы твои
были последним сном

и эту нежную песню
я больше не боюсь
пока множится под ней
поезд

что было изодрано во мне
ещё не предсказано

***

еду смотреть твою улыбку
еду читать твои пальцы
и зерно в оплавленной сердцевине

на одной стороне бежит тень автобуса
на другой — дребезжащая полоса
и над ней все руки небесные
все коготки незабудок
все окровавленные
вся москва

сахарная плоть святых
несёт меня пока ещё
по кончикам по кочкам
вперёд к тебе
ненаглядные попутчики
ненавистные спящие грустные
через них спотыкается машина
и темнота гладкая как листья капусты
и я еду упасть в волосы
еду прижаться к бёдрам
на третьей стороне