Как говорит та, кто написала «Марсель», «Лера Тёмненькая — это аватар художницы Елены Ревуновой, перцептивно-мировоззренческий вирусный софт для синхронизации с действительностью в период с августа’18 по декабрь’18, имеющий страсть к романическому письму и попыткам фиксации собственного желания, закодированного, вероятно, под словом „Марсель“.»

«Марсель» продолжает галерею женских «странных» образов, прорисованных в феминистской и квир-литературе 20 века. Прекрасная девочка, бедная девочка, знающая девочка, мёртвая (?) и живая девочка. Дочка своих ??? бродит и петляет. Её тело разваливается и пересобирается снова, она ловит в свои перцептивные ненадежные сети блики нового мира и, как многие героини феминистского письма живет «в кущах безъязыкого монтажа», пытаясь оттуда переизобрести свой язык и найти возможность выразить в письме всегда-другой внутренний опыт. Она фиксирует момент возникновения письменной речи из внутренней, даёт потоку внутренней речи стать, порой отвергая привычные логические и синтаксические связи. Это приём, характерный для многих феминисток-прозаисток второй половины 20 века и особенно для Кети Акер (в тексте есть отсылки к её романам и практикам). Та, кто пишет, изобретает персонаж не как концепт и вместилище для репрезентаций, а как хрупкий процесс — здесь и сейчас.

Играя стереотипами традиционного феминного гендерирования и романтическими клише («прекрасная девочка», «бедная девочка», красота, куклы, каблуки, подружки) и переописывая их в пользу освобождающих феминистских практик и нарративов (как это делают, например, художницы Ульяна Быченкова и Жанна Долгова в своём проекте «Добро Пожаловать В Кукольный Дом»), Марсель путешествует по ландшафту своих фантазмов, травм, памяти, внутри своего «психического тела», составляя из обрывков «настоящего» ментальную карту этого странного путешествия, в котором единственные спутники и спутницы — это не-люди: вещи, мосты, проблемы, безделушки, симптомчики, поезда, русалки, пластилиновые отвертки, фигурки, игры и догадки, населяющие кривые поля желаний.

Галина Рымбу

МАРСЕЛЬ (роман)

I.

1.

Прекрасная девочка Марсель с выпадающими зубами, изгнанные призраки наконец освобождают её шлюзы, выливаются из её психического тела тошнотворной патокой невозвратимых лет, она жгла розы на коричневой стенке перед тем, как уснуть и пойти в школу, и телевизора из корейской командировки там давно не было. в бассейне, теперь затопленном навсегда, помеченном торчащим над водой черным когтем, она видела голубые кресты и кислородный восторг и саму себя, и не могла поверить, и птичье лото, первое и последнее, навсегда или просто ещё не настала та жизнь, где она от него откажется. Не так, сезонное бордо на ветках, и дымка, и многокилометровая модная съемка на первом плане, смазавшаяся во взгляде на полном ходу, поезда не ходят, открывающееся место тревожно — трещина в монаде или её внезапные чердаки; родители-шпионы из прошлой жизни Марсель в этой оставили ей акции заброшенных мостов, окруженных пустырями; иногда у нее из носа начинала литься кровь, и совсем не стоило делать, ветерок несовершенства, Марсель была той, что вырастает из жажды преодолеть то, чего нет, обнаружить книгу заклинаний, отпирающих все двери, в словаре синонимов, суг-гестия ггггг, к счастью, язык давно исчез, и Марсель жила в кущах безъязыкого монтажа, иначе рано или поздно ей как минимум пришлось бы узнать о существовании грамматики. Куда ты идешь, моя возлюбленная Марсель, я зритель кино, где ты есть, я свешиваюсь на канатах перед экраном кинотеатра в городе везде, обещания твоего сна оказались сокрушающим обманом, пошатнувшим пределы, жалкая акварель, жалкая жизнь, бьющая тебя в губы, твое бессмертие. Тающие ледники вблизи подружкиных глаз и воздух, брызнувший из грёзы о павшем режиме. Марсель, власть твоей бездарности и пафос и нелюбовь, конечно, бабочки вспорхнули с его ногтей и рассыпают вокруг золу, пепел, чушь рассеянности, так любимую многими модниками выживания; перламутр ничто и чувства и крик и черный дым и античный театр у круглых многоэтажных домиков спального-не-для-всех за мкадкой — эта уродливая в памяти осталась бы, но истинный горизонт уничтожил память и всё кроме тела; у тебя нет истории, Марсель, ты искалечена собственным сном и едва стоишь, ты портрет уродливой дочки аристократичного художника на стенах Неглавного Штаба, ты — провал и судьба этих дней, и я ненавижу тебя, но это я разбудила тебя

Ты — символ жизни в чьей-то очень страшной метафизике, ты — чей-то гормональный состав etc

2.

Как ходила она по Петербургу, так не ходить ей по Москве — Марсель, бедная мнительная девочка, путающая сама себя, с трудом признающая потребности материи, например: пломба, правая восьмёрка, пародонтоз. Обрезание. Психика, картографирующая страну чудес. Как приливы и отливы — догадки о закономерностях, присущих реальности — о, её ненавистное и самое любимое слово, превратила обыденность в ультима туле, хитрая, глупая, милая девочка Марсель, и сколько денег тратит, чтобы «прорваться», и сколько усилий. Т.Н. Баловство — её нынешняя судьба.

В сырой, набитой вещами квартире, где пахнет плесенью, она просит эту женщину найти ей Красивую Нормальную чашку, и та отыскивает фарфор — подарок на свадьбу, которая не состоялась. Марсель тяжело, она снова сделала круг и вернулась почти что ни с чем, не считая того, что уже было и что произошло почти что случайно, ей кажется, что она многое потеряла в очередном повторении (на самом деле — это был первый полный круг, начался второй — мы застаём её как раз в момент, когда девочка начинает что-то понимать о различиях) — но она ничего не потеряла, кроме каких-то возможностей, которые она даже не умеет замечать, так что по-настоящему говорить о потерях не приходится.

Она не завистлива, потому что хочет не иначе ангелом, что-то такое. Кому ей тогда завидовать как бы снаружи всех измерений и весов? Она хорошо защитилась. Мы застаём её в момент, когда она не чувствует себя живой, но припоминает, каково это. Слёзы на полянке Кукольного Экзамена, где она кукожилась, шмыгала носом и бормотала, что никогда больше не хочет быть одна. Может быть, дорогая смешная мёртвенькая Марсель, тебя ждёт Путь Соблазнения? Жить так, будто ты идёшь вдоль моря в сумерках — о, скудное воображение и уродливая, разоблачающая самотребовательность подставит её снова, если бы кто-нибудь смотрел

Мерзкий, очень мерзкий и прекрасный мальчик. «Пусть будет К.» И тот — везение для той кем она себя не считает. натирал её сквозь подол бархатного платья, никогда не опаздывал, кроме последнего раза и стало всё понятно хотя и так было о дешевка и торопыжка камбала Марсель, а незадолго до этого сказал, держа за руку сутулясь, что хочет её и ещё — серьезненькую, подглядела водопад всевозможных сокровенных авто. это заделоднако через день она отдала К к или так к К, и Пушкин на секунду стал как будто ближе, но ей это лишь показалось потому что Пушкин не приходит к тем кто запаздывает к блядям тоже не ходит если они не очень красивые или не очень весёлые, а Марсель не то и не другое ха-ха тут дура сказала бы получай! нетайноспесь и чайки чайки бывает всякое

необязательность этой истории, она произошла для та кто она была. чтобы сказала Кети, узнав об э? много свободного времени

Однажды Марсель приснилось, что она живёт в квартире, наполненной никому не известными произведениями искусства, и с одной стороны окна выходят в Петербург, а с другой — в Москву.

Марсель хотела (опять) сбежать в Сибирь.

искусство не терпит бесхарактерности. Прости моё алиби, и грязная твоя мордашка хороша какая есть

3.

Большой и светлый Пушкин в погожее утро прогуливается по берегу какой-то речки, а в ней плещутся тритоны и одна русалочка, она кокетничает с ним, он отзывчив как и подобает и предлагает трахнуть её в рот и с готовностью приподнимает свои светлые одежды, радуясь приятному началу дня

Никто не желает работать

Марсель хотела бы стать сказочной Василисой, плетущей своё полотно, но пока слабовата на передок и вообще, аддикция к поп-психологии, сабмиссивный подбородок и очень скучный левел бытия, куда никто по своей воле и не сунется, тонкий пальчик искусства просовывается между горлышком и удавкой имманентности… но если бы. стыдоба. терновый венок суперэго, свет неуверенной звезды, детские россыпки, суслик, цветок-огонь и фигурка

4.

разные темпы дыхания вряд ли толпа. за стеной матерились парикмахеры-самозванцы, Марсель видела в этом историческую правду, не «от», а «к» и ещё терпение смешочком толики сил. мир с четкой разметкой терпения, или хоть угодно куда, уже не работает (наверное). непустой покой, как это сказать-то? слаб измотан.

всё тело этой женщины воплощало собой требование. признание в мучении едва ли давалось. личный бог больше не давал индульгенций на побег, непраздным подарком были беруши на красной веревочке. слушать, как бьётся её сердце, Марсель не нравилось. она отвыкла болтаться, потому что растеряла воображение, собаки-люди набрасывались друг на друга представляла скалу, трактат, отрезанные языки

ущербные душители никогда их не видеть или пластилиновые отвертки одолеют нескончаемый шорох полиэтилена?

сдавливал виски накануне первой просьбы. представление как надо, флорист для букета инстинктов ооооооо ложь бессмертия, садовник предыстории о чем же это всё

В тот вечер иссохшее терпение породило магнит на животе, проточная вода барахталась в недостаточном отдалении и порошок для продолжения понукания, шипение, кишащие червячки речи, отменяющие опоздание как принцип — и какие сны ей будут сниться теперь?

пожалуйста вернись скорее ей срочно нужно не смотреть на тебя отодвинув нагретую предыдущим телом подушку — совсем не о том что я бы подумала

течение мысли обязывало к параллельному счёту иначе королева за-сы-па-ла

не выход нужен, а свобода понятно?

продолжение следует, сожжение-нет-нет-нет!, лаборатория соцдарвинизма расправь-ка плечики-чики-чака-ча, здесь заткнись, а там заговори вечно ты путаешь пространства. МЫ! счастье быть одной, длинная жизнь из уст Уважаемой, не обольщайся (с Марсель! закрытый клуб да-да). расчищаем монтажный стол на субботнике обратного отсчёта.

II.

1.

продолжение не преминуло, жилетка с золотыми пуговицами и краткое объятие нелюбимого имени с тараканами из позвоночника, камни устойчивого бесстыдства, сложившие кое-какую башенку, она транслировала: признаки героя, герой, а Марсель стучалась захоти, размыкай, намёк новой ступеньки только бы не лицом и не потратиться ведь заря море муж; «то».

зайка, детка, крошка, слова спутанницы с, белбалкон белладонна, а за ним неносимый паспорт и это не твоё, кизил на этикетке — дивно, маленькое синее как из такого когда живешь чтобы увидеть чужой сон, не любое распознавание лица имеет подпись — зачем бы это было нужно я знаю Марсель что снова если ты раньше не успеешь шкурку поменять на токе электростанции орфей ведь я же и есть автор, если вдруг ты забыла, я знаю наперед потому что знаю тебя и твое назад, ах, аааах отдаться венички на вытяжке или сердечки может ноги хочешь полизать, кому, а вот я не распробовал

кто ты, кто ты, почему ну такое — ч, ч, губки твои краешками спеша стекают, Марсель любит плохое и просит меня о внимательном чтении — на на нана нананана куртуазный этюд поставленный тем самым ловушки для свободного сознания держи и не держи себя ты пахнешь в его стиле как бы не от хорошей жизни кто-то не докатится

вызывать, не понимать инструменты. учиться заново, кру-у-угом! не хотела там остаться. уже не фантазируешь, не правда ли? сиси, гладить, чего не понимает — так ей сказано было вчера когда якобы зависела судьба, а это дерево переживало вплоть метаморфозу обманную. и была там девочка, однажды покусанная слабосилием серо-голубого Марсель в очень-очень липкой комнатке владыки теней и иллюзий, нынче ему как бы оправдательный приговор и забыла и неотвеченное ицзин не длить не удерживть, карты памяти его находит без крышечек где он хранил украденные тексты и фотографии из запрещенных теперь театров

заря море муж

любовь и взаимность

коды

легче легкого

целое и контекст, выключи приляг и случай случится

так называемые запросы работают преломляясь в невыдавленной отраве. вычищай нейронные конюшни — ах вот оно что, это пожаловал конюх, вы звонили? это вы сейчас играли? да, я не звонил. союз контроля сознания землян по своему расписанию, график вы можете узнать по тел из ил дневников

и вот приходит мама замудоханная Марсель, зовут её Мадлен, преодолень, и в этот раз она очень долго ждёт, нетерпение от не от тюрьма он говорит, надзиратели, её закольцевало бедняжку.

Марсель идёт в душ чтобы потом попробовать красиво. сим-сим, ответственность

2.

всегда ли вырулишь или быть готовой, эгоистичный неприятный и главное блядливый или главное хороший? сгущения и вода, отказать и явиииииться, пойдёт ли, о розы полов-у-вя-дш-ие тавтологическая рифма с простынью на Марсель и что-то тут нечисто нежелание ах мама, а я, а я битая гжель мрака и Намерение тупой арифметики упрямое списывание когда на лбу твоём мерцающий росчерк милый её кровь пары алколоида над пламенем скромности, или-знает согласие и отняты черновики, приспустись опять, трусики рваные не вся беда

3.

женщина бродяжничает, непроду (мы)ваемые плацкарты посылают пожелания долгих лет жизни её родителям, матерям-мастерам и мастерам-отцам за хорошую воспитанную дочкуехал золотоискатель канализаций — такая игра, я расскажу секрет: перебираем что видим и называем и угаданное меняет архитектуру и вообще ландшафт, время иногда тоже, но побеждает не татото кто дальше всех ушёлао и даже не татото кто больше всего наменялао, а кое-ктао друго. остановить калейдоскоп, как останавливают…

Марсель надевает фильтр «красиво»… эстетика — новая этика. метаразговорчики жадных. есть два — кто проживает и кто критикует первых. лев-либидо-волок Марсель и бал прерываемый дракой снова и снова, подсвеченная голова и закрасит подгоревшие концы. привычка, и нравится же Марсель тебе да? и ты ему тоже нравишься да? ничего не было и было. парламент полиглотов спешно борется с традицией трепанаций. а язык становится материалом. прощайте, говноеды. света нет и тьмы тоже нет. предел, письмо счастья ему придёт <3

она его не любит и он ей не нравится. как всегда. а что же хорошеющий с фотографий неоренессанса? что же кавалер и золотые мазки большим пальцем в проглоченном дыму преждепсевдобостонского пластилина в спальне скартов, галерее ссущего, ласкового, стареющего, просящегося сфинкса? сбегающего, если не повернуть замок

милая, стикс тебя согреет. белизна эропортов. нежность будущих посланий. отупление в безнадежный, проявляющий кофеин, оксид серебрая, правда, опущенная, не взывающая, тихо дожидающаяся в неустранимом присутствии в лохани больших надежд

ты акусса и может поэтому всё и ты яани и может поэтому всё

4.

байкал, тормоз-описательное, создавать резервы для войны с её случайным мозгом, это был год новых жизней, в одной из них и была рождена Марсель после погасшего на время круговорота ограниченной возможностями материи производящей и материи восприятия палитры влечения к невозможному, в оборвавшихся рассказах о просьбах помолчать, чтобы чертовка-реальность не разрушила миф о том-самом из дотюремного парника нуклеарной зайки, суммка денегде? переводилка над грудью Персефоны (будет позже рождения Марсель, этого жалкого из чудом возникшей щели, но какое счастье выдернуть её за хвостик, за ручку) и он ещё не закончился. слизь по краям бледно-лилового пера и прыщики, в которых влюбляются только в романах саморазъебавшегося о рацио о поразительны долгие твои игры в вечный город.

миу, Марсель, капельки роскошных тем и удовлетворенность собой, дар удлиняет мысли, всё не так шно, ну давай… энергетическая конструкция, пространство вариантов. сегодня да будетак. пауза, мандариновая кнопка, заземление, морковка иллюзий перед осликом-тельцем, брошенным в кап-Vит-ализм, всё будет ещё лучше, а хуже просто по-другому. в рабстве и чёрных, говорят, очках пелена смеётся возлежа на кучах миллионов. видевшего его калужскому придурку не передать, Марсель его не знает, но я-то знаю, он бы её придушил в следах консервативной оспы института репутации. барт-, балаболка, -ер. это не страстно любимого, птичка прилетала рассказать, что ты придёшь, мой друг… УК раз малолетняя.

проколол, размозжил, скудный сбор номады, год предурожайный, а урожай пойдет когда мы сменим фокуспуллера. не в ударе, полотнища накрахмаленной чУ-вственности десный нетнужный серпантин, выжатый изефира исуфея, о прости, ничего ненадоненадо прапраправда, кроме восхищения бытием и дать хочу, хочет, хотим с ней мы фаршировка времени, распрямлять настры поздней осени различий, сети плести, чтобы ещё непонятно что вместить создать суметь нам как хотели и не представляли и сказать, сказать, и закончить это и начать другое, третье. о труды любви.

увидеть способы те же ло кон спиритус санктис лентой вокруг императрицы, «её полюбят» люди захарактер и заволю

знайте, она туда не вернется. а деньги всё изменят.

5.

знала ли античность дроби? спрашивает Марсель, а я отвечаю ей — тебе нужны друзья и твои представления о жизни в которые ты закована и даже эта закованность есть часть твоей закованности, прости мне не удаётся сказать о тебе точнее, предчувствие твоё уже становится чувством, знала ли ты раньше о неизбежности? идя извилистыми тропами к стране простой честности каменея и подстраховываясь забывая и каменея, ты и не желала многого, любимая, но имела несчастливо многое, не то, эта формула знакома многим и прописана в великих трудах, пусть кое-Кто славный! принц-есса, становящаяся знаменитостью, о, ооооо, Марсель мыла окна в её маленьком дворце сняв свою голографическую юбку пошитую неизвестными швеями по выкройкам подражания бесконечности, очень глупым, и называет их Трудами Надзирателя Тюрьмы, а ты лежишь на полу закинув голые должно быть ноги потому что зной, столичная сиеста, лифчик переодеваешь в парке, и слышишь мечты принцессы заниматься с твоими детьми музыкой или что-то такое происходит сейчас и там вместе, взаимно влияя друг на друга, возникают новые измерения и тоненькая сеточка на бескрайнем это единственное что ты можешь сказать. ты всего лишь хотела котёнка и велосипед и игровую приставку и получила лишь последнее, и то с условием.

видишь ли ты, что вдруг вот-вот получается рассказ? но уже не здесь. преображение Марсель и их смеха не будет.

страх удел мёртвых. живых тоже. тошнота в её горле как давящее сияние, а младшее сердечко, главная ягодка, показывает направление вдруг отступая немного в сторону, немного вверх, складывая власть, поступаясь гарантией в пользу чудесного, избыточного.

даже если я подберу тебя соплями измазанную и растерзанную, Марсель, облаченная в язык материя, где же единственный предел, так будет лучше! ГОЛОС ПРОРЕЗАЕТСЯ. марсель поёт, но ей ещё немного страшно умереть

посредственность пусть и ерунда

чтобы найти сокровища придётся отдать пирату всю колоду крапленых кво-карт. а вдруг сокровищем окажется котёнок или приставка без условия? или велосипед?

сдирает с неё позы, тащит.

6.

у Марсель есть друг, он ловит её за руку и целует, как колибри. кастинг-агентство изменившейся реальности для него одного.

звезда сомнений погасает, замедляется карусель мятущегося ничего. день обещает быть собственным и долгим, Марсель на каблуках идет вовне смотреть по сторонам. цветлеет, дезаиреит. своим главным предателем сама,

и больше Марсель и значит уже кто-та другая