Лолита Агамалова:

Первое (но не единственное), что меня интересует в поэзии, я бы выразила так: это мыслящий аффект, или аффективная мысль. И, в некотором смысле, — о политике. Мысль и аффект традиционно были разведены в рамках гендерированной метафизики, отвечающей за все бинарные системы. Разрушение этих систем на уровне логик мне и кажется наиболее интересным: как утверждение (выхватывание) других форм (категориальных, половых, каких угодно) различий из итогового тексту неразличения. То есть я мыслю феминистскую поэзию, в первую очередь, как поэзию, в которой политическое имманентно самому телу текста, есть само тело текста и существует как предельное основание этого текста. На другом уровне это могло бы быть выражено так: текст, балансирующий на мосту аффектов между неким утверждением (политика) и осмыслением базовой сложности мира (философия). На третьем же уровне, как бы резюмируя вышесказанное: я бы хотела знать больше политически нагруженных текстов, в которых может быть ни слова о политике в том смысле, в котором мы привыкли ее (политику) понимать. Кроме того, я буду рада выступить публикатором феминистских теоретических текстов, оригинальных и переводных: философия, литературоведение и другие (какие угодно) исследования.

Мария Бикбулатова:

Если говорить о теоретических работах, меня в особенности интересуют переводы и оригинальные тексты, в которых фем.теория встречается с психоанализом, экологической проблематикой, этикой, социально-политической философией, философией права и даже педагогикой. Буду рада критической интонации, но также и позитивной программе на базе критики. Я верю, что у самых разных феминисток есть ресурс для того, чтобы находить решения как собственных проблем, используя для этого всевозможные интеллектуальные направления и источники, так и приходить к ответам на глобальные вопросы, касающиеся всех.

Проблемы перевода также волнуют меня, поэтому если у кого-то появится желание написать статью о тонкостях перевода той или иной автор_ки, будет чудесно. Иногда мы можем дотянуться до важных нам автор_ок только через перевод. Многие из нас знают, что нужно иметь другую пару глаз (а то и две-три пары), чтобы посмотреть на переводимый текст с другого ракурса. Давайте же подискутируем о нашей переводческой работе и может быть в этой дискуссии мы найдём способы развязать узлы, кажущиеся непереводимыми.

Также я с нетерпением жду критических разборов не только текстов, опубликованных на Ф-письме, но и подробных отзывов на недавно вышедшие книги русскоязычных автор_ок, а также автор_ок, пишущих на других языках, чьи тексты были недавно переведены на русский. Феминистская литературная критика — очень важный механизм саморазвития, и на мой взгляд, нужно делать всё, чтобы его всячески развивать и поддерживать в рабочем состоянии.

Что касается поэзии, прозы и разных пограничных и смешанных форм письма, меня волнует работа с чувственным: артикуляция женских и лгбтк+ чувственных опытов и работа по преодолению ригидности языка в этой сфере, так как именно такое прописывание представляется мне важной политикой присутствия в символическом порядке.

И, наконец, больше всего на свете я люблю нарративы, прямые и стремительные, неспешные и плутающие, плавные и прерывистые, целостные и фрагментарные. Мне кажется, что их кризис — это в первую очередь кризис фаллологоцентрического нарратива, где мужчина говорил очень долго и на разные лады. Я жажду множества разных новых нарративов женщин, квир- и транс*персон. Я жду больших и малых историй, тихих и бурных, хочу, чтобы они «перекрёстно опыляли» друг друга, порождая гибриды. Чем больше наших историй, тем более наш опыт и видение мира вписаны в целое и влияют на всё. Ф-письмо представляется мне пространством эксперимента, где можно пробовать разное и смотреть, что получится. Поэтому я приглашаю вас пробовать и смотреть.

Елена Костылева:

Что такое феминистское письмо? Ответов на этот вопрос может быть очень много. Мне как редакторке очень важны те его грани, которые не кажутся на первый взгляд очевидными, и [поэтические] тексты, которые «выламываются» и из уже заданного общего литературного поля, и из еще только формирующегося поля русскоязычной феминистской письменности. Можно сказать, что мой вкус основан в целом на радикальных, авангардных текстах: литература и инновативное в ней интересует больше, чем политика, просто потому, что искусство, и литература в частности, — это традиционно более свободная область, позволяющая размышлять над большим количеством вопросов (в принципе, над любыми).

Я не уверена, что мое собственное письмо однозначно является феминистским, и что мои взгляды совпадают с общепринятыми «взглядами феминистки», и, соответственно, не хотела бы устанавливать какие-либо ограничения для других. Как редакторку меня интересуют новые, невиданные вещи, то, что мы не встречали у других фем. поэт_есс, — то есть интенсивное расширение практик.

Отдельно отмечу, что настоящим редакторским счастьем стала бы для меня публикация эссе по феминистской теории, философии, написанных сегодня, на Ф-письме. Излишне, но: вышесказанное относится к людям любого пола, гендера и ориентации (поскольку скоро мы все это отменим вместе с денежными системами, любым угнетением и другими абсолютно искусственными и всего лишь исторически обусловленными ограничениями для мысли, любви и исследований). А, может быть, и не скоро. Но ясно, что совсем уж остро меня как редакторку интересуют работы, учитывающие психоаналитическую проблематику, и утопии.

Марина Мараева:

Кураторскую или редакторскую работу я представляю себе как одну из разновидностей помогающей деятельности, со всеми этическими следствиями подобного подхода. Так что я предлагаю вам свою помощь в качестве творческого советника или литературного адвоката. Отбор произведений при таком подходе может совершаться только совместно с автором, с учётом приоритета мнения автора. Я могу не принять поручение от конкретного автора в случае конфликта интересов или в связи с иными личными обстоятельствами.

Анастасия Карпета:

Пишите. Пойте. Празднуйте.

Ф-письмо является полем борьбы, расширяющимся до бесконечности взаимосвязей, полем, вплетающим в себя всевозможные переменные, полем, где наши голоса слышны, и, значит, весомы.

Невыносимость «навязанного безмолвия», бесконечное письмо в стол, игра в прятки с креативностью и игнорирование творческого начала в себе, все это то, что должно быть преодолено. Письмо, которое звучит внутри каждой и каждого из нас, это историческое настоящее, которое ищет свой путь быть высказанным.

Элис Уокер в своем тексте «В поисках садов, матерями насаженных: Проза женщины» пишет: «Наши матери и матери наших матерей двигались под ритм музыки, которая еще не была написана. И ждали. Они ждали дня, когда то неизвестное, что в них скрыто, станет известным». […]

«Наши матери и матери наших матерей были не Святыми, они были Создательницами, доведенными до немоты и кровоточащими безумием из родников творчества, бьющихся внутри них, но не находивших выхода».

Нужность Немолчания. Необходимость Высказывания.

Я ищу фрагментарное письмо, письмо с корнями, письмо, балансирующее на границах разных языков и жанров. Это могут быть разные текстуальные/тактильные/тревожные/требовательные /трансцендентные практики, переводы, поэзия, проза, песни, все то, что течет внутри и снаружи, из–за чего хочется нарушить безмолвную изоляцию. Это не переизобретение письма, это манифестация нового и древнего, того, что всегда существовало в «садах наших матерей».

Я ищу корни женской словесности, которую мы будем взращивать вместе.

Галина Рымбу:

I

Уже несколько лет я исследую феминистское письмо, главным образом фокусируясь на современных русскоязычных поэтических практиках. В своей исследовательской и редакторской работе внутри «Ф-письма» я исхожу из концепции «ситуативного знания», стараюсь удерживать фокус на множественности опытов\контекстов и важности различий.

Сегодня сложно говорить об одном, универсальном феминизме: скорее мы имеем дело с множеством феминизмов и политических\эстетических позиций, которые исходят из разных локусов. Множество феминизмов в литературе создаёт множество текстуальных событий, поэтому поле феминистского письма не гомогенно. Категория «качества» в такой ситуации не может обладать универсальными параметрами и не подразумевает тотальности экспертной «оценки», поскольку эстетическая ценность феминистского текста также, на мой взгляд, определяется локусом и связанным с ним методом, пространством, а также той\тем\теми, кто пишет в синхронизации с той\тем\теми, кто читает это в конкретной ситуации. Это не возвращает нас к разговору о «возрождении» маскулинного Автора, равно как и не подталкивает к размыванию эстетических категорий до неразличения, но позволяет продолжить разговор о процессуальной и номадической субъектности в литературе, начатый Рози Брайдотти, и, соответственно, о процессуальной эстетике. О такой феминистской и квир- эстетике, которая всегда находится в становлении и озабочена переопределением своих границ. Границы проницаемы.

II

«Ф-письмо» — это первый русскоязычный онлайн-журнал, полностью посвященный феминистской литературе и связанной с ней теории. Он находится в становлении. Поэтому можно сказать, что сегодня русскоязычные ф-письма турбулентны и сингулярны. Я понимаю проект и журнал «Ф-письмо» как событие-собрание\собирание в логике создания сред-убежищ для ревитализации и выращивания способов со-мышления, со-переживания, со-общения.

Создание жизненных сред — сложный процесс. И, конечно, я полагаю, что такие среды в литературе должны быть безопасными и свободные от любых типов дискриминации, ориентироваться на высокую гендерную чувствительность и уровень принятия. А также включать в себя логику дружелюбия и гостеприимства к неизвестным (а возможно и к незваным) гостям и гость_ям — в нас и рядом.

«Ф-письмо» не гомогенно. Внутри — множественность текстуальных, эстетических, эпистемологических, этических и политических подходов к литературным и жизненным практикам. Эти подходы и связанные с ними опыты могут быть как в диалоге друг с другом, так и существовать в режиме автономии по отношению друг к другу. Несмотря на различия эстетических и политических позиций, различия наших феминизмов и взглядов на литературу\теорию (а возможно как раз благодаря учитыванию их) мы можем образовывать «глубинные коалиции» (Тлстанова). Проект и журнал «Ф-письмо» я стараюсь мыслить как такую коалицию, которая может способствовать выработке гендерно чувствительного взгляда на литературу и её исследования.

III

«Феминистское письмо должно…» Ничего не должно. Возможно так: письмо подобного рода делает видимым те зоны потенциальностей, опыта, которые раньше находились в тени или были засвечены; это требует радикального поэтического воображения. Роясь в локусах (как в реальных, так и в воображаемых) и ситуациях высказывания, испытывая на себе определенное «беспокойство языка», избегая тотальности эстетического суждения, стремясь к открытости значения, как и большинство иных практик современного письма, ф-письмо рождает множество эпистемологий и (микро)онтологий.

*

«Я медлительна, мне требуется долго размышлять обо всем, требуется придерживаться следов на странице. Мышление как приключение. Должно ли приключение быть быстрым? Возможно, переработки — это способ сопротивляться завершению? Нежелание останавливаться?» (Розмари Уолдроп, «Следует размышление о»)

*

Интересно ф-письмо, которое не оперирует готовыми формами — поэтическими\ теоретическими, но постоянно (пере)задается вопросом: «Что такое поэзия?», «Что такое теория?» в настоящем времени и хрупкой утопической перспективе.

Учитывая что: «произведение искусства пересоздается всякий раз во время его эстетического восприятия» (Джон Дьюи).

Интересно письмо, которое работает с личной\коллективной историей, травмой; деконструирует властные и гегемонно-маскулинные нарративы и дискурсы, но также и такое ф-письмо, которое исследует современные проблемы восприятия, ощущения, знания, аффекта, отношения, медиальности. Поэтическое, которое расширяет возможности социального и политического воображения, со-мышления, со-общения.

*

Ф-письма как выделы (экол. «нелинейный тип местообитания живых организмов (или относительно однородная нелинейная территория), который отличается от своего окружения; ссылкой на это понятие я обязана Анне Цзин и её книге «Гриб на краю света»).

*

Все пишущие находятся в разных позициях.

*

Феминистское текстуальное воображение стремится к хроноразнообразию, ведь мы не находимся в едином, глобальном, модерном, линейном времени. Ф-письмо работает и как исследование: мышление-переживание, готовое к открытиям и неожиданным результатам. Но никогда не завершенное, не желающее завершения. Символизация ранее несимволизируемого, которая не расстается с воображаемым.

*

«Ничего не дано. Все предстоит создать» (Розмари Уолдроп, «Следует размышление о»)

*

Ф-письмо полилогично и в каком-то смысле «чужеродно» литературам настоящего. Номада-полиглот (Брайдотти) создает множество «чужих», иностранных языков в «родном». Сможем ли мы в письме помыслить номадическое гостеприимство?

Наконец, ф-письмо может работать как дизайн времени и пространства внутри выделов, практиковать бережное отношение к средам, которые не окружают, но со-присутствуют, со-живут с нами.

IV

Жду ваших — самых разных — текстов.

Екатерина Захаркив:

Один из центральных вопросов ф-письма, который стоит передо мной на данный момент, я бы сформулировала следующим образом: возможно ли использовать язык (в частности, поэтический) в качестве эмансипаторной феминистской практики (и каким образом). При этом учитывается, что язык — это не просто инструмент осуществления голоса и выведения его из «дикой зоны», но и сам по себе часть проблемы, с которой сталкиваются субъект_ки письма. «Язык, над которым мы не господствуем, потому что он населен чужими намерениями, в конце концов, гораздо больше, чем может вместить в себя игра… Стратегии письма и чтения являются формами культурного сопротивления…» (Тереза ​​де Лауретис). И все–таки язык не только в самой своей форме очерчивает и ограничивает сопротивление, но и в то же время представляется единственной реальной возможностью разрыва, критики и трансформации. Мы говорим о нелинейных, маргинальных, полифоничных стратегиях, затрагивающих такие ускользающие от артикуляции темы, как телесность, сексуальность, политическое и социальное неравенство и воображение, чувственность, отношения с другим…

И, кажется, в самой попытке определить те самые логики и стратегии, с которыми мы работаем и планируем работать дальше, мы всякий раз упираемся в то, что любая терминологическая фиксация требует постоянного уточнения. Например, употребляя слово «стратегия» мы имплицитно заявляем не только то, какая стратегия действительно работает, но и также то, что мы знаем (!), что такое стратегия, или, может быть, чем стратегия не является. Какие особенности письма могут не учитываться как план действий, продуманный маневр или целенаправленный жест? И, с другой стороны, — до какой степени этот план должен быть отрефлексирован, чтобы не выглядеть слишком прямолинейно?

На мой взгляд, даже предположив литературу как место социальной ф-борьбы еще не говорит о ней как о способе борьбы и тем более не предлагает работающие стратегии. Ф-письмо разнообразно и варьируется от художественных и теоретических методов разоблачения социальных и политических условий, требующих молчаливой лакуны, до создания аудитории, способной услышать, что молчание не может (пока) сказать, до расшифровки того, что молчание уже говорит, и также развития многоязычных дискурсов, чтобы сформулировать многие точки зрения на самые разнообразные проблемы.

Как редакторка «Ф-письма» я выступаю за внимательную коммуникацию со всеми участницами и участниками современного литературного/научного процесса для того, чтобы исследовать связи между художественным и политическим, в то же время воображая сообщество, существующее вне диктатуры авторитета, ценностей, традиций и канонов, институционализации, социокультурной концепции вкуса. Уточняя последнюю переменную, я бы пояснила, что здесь дело вовсе не в том, чтобы изгнать эстетическую категорию, а в том, чтобы понять, что именно делать с ее различными концепциями, отслеживая их и не допуская к абсолютной власти.

Ведь до тех пор, пока деконструкция магистральной традиции и формирование новой остаются поляризованными, оценки художественного текста остаются открытыми для бесконечных гипотез и контр-гипотез.

Для меня, ф-письмо — это утопическое предположение о том, что лежит за пределами патриархальных языковых систем. Оно предназначено для того, чтобы вызвать из грез мир совершенно иной символической экономики. Ф-письмо совершает жест деконструкции, представляющий альтернативную форму речи, неподвластную репрессивному аппарату авторитетного дискурса и предполагающую сосуществование множества голосов. Чтобы раскрыть с феминистской точки зрения, что мы имеем в виду, когда называем такие категории, как «эстетическая стратегия» или «литературная политика», нам нужна более тонкая, сложная и контекстуализированная теория, чем банальное утверждение, что все стратегии сопротивления являются обреченными усилиями и что все написанное в принципе является трансгрессивным. Для этого к дискуссии по выявлению этих новых параметров приглашены спикерки по имени Поэзия, Критика и Философия, а также все желающие присоединиться.

Открытые правила работы редакции «Ф-письма» можно прочитать здесь.

Редакционная почта: fffwriting@gmail.com