Галина Челядинова
О реценции Киора Янева на фильм А.Дельво " Свидание в Брэ"

Парящее внимание читателя вдруг останавливается…

на замечательных свободных ассоциациях Киора Янева в анализе сюжета и поведения героев фильма " Свидание в Брэ".

Некая сюжетная хаотичность фильма оправдана множественностью авторских смыслов и символичностью жизнедвижения героев режиссера А.Дельво, предполагающих разноплановое понимание происходящего, требующих расшифровки в контексте интеллектуальных возможностей зрителя.

У Киора Янева анализ выстроен на разных сенсорных уровнях поля восприятия героев:

Кинестетический — " люди снаружи". «среда обитания — это производное души летчика», ".безлюдный город." «душа, падающего вниз…»
Визуальный -" заросший папоротником дом", взгляд короля… и в нищенке — видение и отзвук Беатриче…

Аудиальный — ноктюрн (вечерний звук…повтор желанья тишины, уход от суеты и шума), а рядом " особый гулкий мир", " оглохнуть можно", считалки звук — обрыв на слове -" рай" , служанка молчалива в смуглой красоте…

Анализ фильма великолепен в неповторимой,талантливой интерпретации Киора Янева.


Рецензия Киора Янева «Свидание в Брэ» / «Rendez-vous à Bray» (Грак, Дельво, 1971)

Студент-пианист Жюльен Эшенбах — тапёр. Его затрапезный кинотеатр, по словам композитора Жака Нюэля, — кастрюля. Там, как в убежище Фантомаса — бочке с водой, Эшенбах может оглохнуть. После сеанса друзья идут в кабачок. Белобрысая Одиль, подружка Жака, пересказывает сюжет о неведомой принцессе, скрывшейся от Фантомаса в заросшем замке, а композитор предлагает студенту сыграть у богачей. Но Хаусманны оказываются слишком заносчивы и Нюэль утешает Жюльена ноктюрном. Подобно Фантомасу в бочке, пианист погружается в особый гулкий мир. Чтобы в нём выжить, ему нужно, как Ихтиандру, отрастившему жабры, поменять свою природу. Обычные люди остаются снаружи, даже Нюэль отлетает, как военый лётчик 1917 года. От других остаются только отзвуки, и вскоре из глубины своего двора-колодца Жюльен слышит детскую считалку, где говорится, что птенчик потерял железные крылья. А так как музыка, нынешняя среда обитания Жюльена, — это производное души лётчика, падающего вниз, то и Эшенбах оказывается в промежуточном состоянии. Он бросает безликой девочке во дворе белый лист и вскоре считалка обрывается на слове «рай». Эшенбах едет на поезде в безлюдный городок, где двое пугливых детей в капюшонах указывают ему поместье Нюэля Фужере. У входа его встречает молчаливая, смуглой красоты, служанка и проводит в пустой, заросший папоротником дом, где висит картина* о короле Кофетуа, глядящем на девственную нищенку, как на Беатриче.

* Впрочем, там висит и ещё одна картина — гравюра «Дурная ночь», та же, что была в зале, где Эшенбах репетировал посвящённый ему ноктюрн.