Create post

Интеллигенция как вопрос

В. Губайловский определил, что никакакой «постсоветской интеллигенции» уже нет, так как нет дающих ей жизнь идеализма, «утопии», что интеллигенция есть «явление уже законченное», а есть только руководящиеся прагматизмом «вполне типичные интеллектуалы на службе у власти» [Губайловский, Конец…, с. 200]. Г.С. Кнабе говорит об интеллигенции как о «перевернутой странице» в социальной истории России и стран СНГ [Кнабе, Перевернутая…, с. 35]. Р.В. Рывкина соглашается с этим видением, только говорит, что исчезновение интеллигенции (как и интеллектуалов) связано с уходом её меньшей части «во власть» и с превращением большей части в особую социальную страту — «бюджетников» [Рывкина, Драма… : Рывкина, Интеллигенция, с. 144]. О превращении интеллигенции в «средний класс» капиталистического общества говорят и другие социологи.

А. Кива не столь радикален, указывая лишь, что «… наша радикальная и в целом демократически настроенная интеллигенция оказалась не готовой выполнять роль политического и даже интеллектуального лидера после краха коммунизма. Не показала она и примера высокой нравственности. Не как отдельные личности, а как феномен», в то время как реальными властителямии государства и дум стали именно интеллектуалы — «бывшие аппаратчики и бывшие научные сотрудники» [Кива, Intelligentsia…], «технократы» [Джагалов, Антипопулизм…]. Произошло это потому, что «бюрократия» исторически умнее «интеллигенции» — гениально воспользовалась теми рецептами, которые сама «интеллигенция» ей и прописала [Межуев, Хорошая…], и действия её оправдала: «… после 1968 года чешские диссиденты были либо лишены, либо добровольно отказывались от благ, предоставляемых социалистическим государством. В результате аскетизм и материальные лишения стали для них, как для веберовских протестантов, признаками добродетели. Диссиденты были не прочь донести эту добродетель и до остального населения, которое представлялось им излишне распущенным (как с экономической, так и с нравственной точки зрения), слишком зависимым от государственных благ, услуг и поддержки. Таким образом, они не только придали доводам монетаристов этическое измерение, но и вложили свой символический капитал в непопулярные экономические реформы, приведшие к снижению уровня жизни, усилению зависимости работников от работодателей и сокращению государственных обязательств по отношению к гражданам — то есть, говоря правозащитным языком, сознательно урезали социально-экономические права населения. В своей посмертно изданной книге “Российская интеллигенция” Андрей Синявский на совершенно ином материале приходит к сходным выводам об отношении интеллигенции к шоковой терапии. Он спрашивает с бывших интеллектуалов-оппозиционеров, а ныне ведущих демократов, за бедность, захлестнувшую московские улицы… бедность и сокращение социально-экономических прав — в этом они оказались едины с “народом” — не вызвали у большинства представителей интеллигенции желания добиваться справедливости от его имени… пониженная чувствительность к иерархиям и неравенству — экономическому, географическому, этническому, гендерному или расовому — стало общей чертой современной восточноевропейской интеллигенции, о чем свидетельствуют ее научные и художественные произведения» [Джагалов, Антипопулизм…].

Да, в принципе, такое случалось не один раз: «… интеллигенция по существу и создала в России идеократический режим, узник Петропавловки Чернышевский привел к власти Ленина. Социально-психологически и культурно интеллигенция в России выполняла функции того духовно-авторитетного в европейской истории слоя, который Ницше назвал жречеством» [Парамонов, Интеллигенция…].

Но поскольку интеллигенция утратила власть политическую, приподнеся её «дельцам-интеллектуалам», то она как современное «жречество» [Степанов, Жрец…], и, по Ф. Ницше, является системой, противостоящей самой жизни, стремится, все же, сохранить хотя бы власть духовную: «… духовность отождествляют со слабостью, с телесной или даже бытийной немощью, со всяческим несчастьем, нехваткой, недостачей и нуждой. Они из нужды делают добродетель, отождествляя немощь с духовностью: это и есть генеалогия морали у Ницше. Еще раз: жрецы не столько помогают несчастным, сколько сами нуждаются в них как предлоге и мотивировке собственного существования. Им требуется зафиксировать несчастье как норму бытия… Именно так подает себя Солженицын… он действует в полном соответствии с ницшеанским описанием типа жреца. Как сказал бы Бахтин, он несет в себе объективную память жанра. И что же он сказал, явившись народу? Что народ несчастен и спасет его только духовное возрождение. Духовность в отсутствии хлеба — это и есть фиксация несчастья… Солженицын — только наиболее талантливый, даже гениальный представитель целого слоя, громадного и до сих пор в общем-то авторитетного, — русской интеллигенции. И все, что я старался сейчас сказать, — это критическая оценка и анализ нынешних интеллигентских апокалипсических настроений. Картина гибели России, рисуемая интеллигентами, — это проекция собственного интеллигентского нисхождения, исчезновения интеллигенции как класса, как социально институализированного слоя — ницшеанской касты жрецов. Сегодняшняя истерика интеллигенции — предчувствие собственного конца, а не пророчество о конце России и русского народа. Жрецы не нужны в секуляризованном свободном обществе, строящем комфортную жизнь не только для выдающегося художника Окуджавы, но для всех» [Парамонов, Интеллигенция…].

Но через двадцать лет после произнесенной Б. Парамоновым данной сентенции об исчезновении интеллигенции-«жречества» из–за её ненужности, в нынешней ностальгирующей по «советскому величию» и значительно клерикализированной путинской России, когда функции интеллигенции в обществе (наполнение интеллектуальных возможностей госаппарата нравственными ориентирами и поддержка обратных связей между властью и народом) захватила маргинализированная группировка интеллектуалов — «импер-шовинистов», интеллигенция оказывается более как востребована — именно как протестующее и новое «жречество», крушащее молотом защитные механизмы существующего общества.

Как заметил еще в свое время о. С.Н. Булгаков, Россия (и страны, находящиеся под её притяжением) не прошла через Реформацию и Контрреформацию, через эти великие эпохи-трансформаторы, преобразующие религиозную энергию в энергию гражданского строительства, как это произошло с цивилизацией Запада и прекрасно проанализировано М. Вебером в его работе «Протестантская этика и дух капитализма». «Порождение Петрово», интеллигенция — это русские люди, вчера ещё питавшие традиционной, не подверженной рефлексии верой в Бога, а сегодня, будучи выбиты из колеи, направившие освободившуюся энергию веры с абсолютного на относительное, не научившиеся отличать одного от другого, возвевшие частную и преходящую идею «экономического материализма» (то ли коммунизма, то ли капитализма) в абсолют и поклонившиеся ей [Булгаков С. Героизм…, с. 83-84]. Но, по существувсе же храня христианские добродетели, в бессознательной тоске о Боге и в жажде духовной, надеялся С.Н. Булгаков, грядущая интеллигенция произведет «метанойю сознания» («покаяние») и найдет верную середину духовного самоутверждения [Ильин, Об интеллигенции…], т.е. осуществит таки религиозно-нравственное возрождение: «… Нужно, — вторил С.Н. Булгакову П.И. Новгродцев, — чтобы стала впереди рать крестоносцев, готовых на подвиг и жертву, и чтобы за нею стояли общины верующих, светлых духом и чистых сердцем… Должен образоваться крепкий духовный стержень жизни, на котором все будет держаться, как на органической своей основе» [Новгородцев, Восстановление…, с. 580]. Или, если не нравится воинственный пафос предложенного, в России, не прожившей своей Реформации, должно осуществится доминирование той позиции, которую П.И. Новогордцев считал аналогом даже не Лютеровской, а даже «… реформаторской проповеди Сократовой школы… Пафос вечности, смирение перед высшими объективными связями жизни, — эти духовные устремления, составляющие жизненные корни Сократовой философии, обеспечили этой философии значение вечно-юного источника философского познания, тогда как «дерзкое самообольщение» софистического субъективизма остается лишь примером крушения рационалистической мысли, пытавшейся асе объяснить и построить из себя» [Новгродцев, О путях…, с. 430].

Иными словами, будущая интеллигенция — это способная совмещать историческую оглядку с футуристическим дерзновением и ведомая только ей известными внутренними даймонами каста Жрецов-Пророков Новой Реформаци. Её образы сквозь туман будущего вряд ли может очертить современное воображение, низведенное в транс шаманскими квазинацистскими камланиями А. Дугина («Хай (ль)деггер!, Хай (ль)деггер!»).


Литература.

Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество (из размішлений о религиозной природе русской интеллигенции) // Вехи. Интеллигенция в России. Сборники статей 1909-1910 / Сост., комм. Н. казаковой. Предисл. В. Шелохаева. — М. : Молодая гвардия, 1991. — С. 43-84.

Губайловский В. Конец интеллигенции? // Новый мир. — 2001. — №12. — С. 197-200.

Джагалов Р. Антипопулизм постсоциалистической интеллигенции / Пер. англ. // Неприкосновенный запас. — 2011. — № 1 (75). — http://magazines.russ.ru/nz/2011/1/d17.html

Ильин И.А. Об интеллигенции // Интеллигенция — Власть — Народ (Русские источники современной социальной философии) / Ред.-сост. Л.И. Новикова, И.Н. Сиземская. — М. : Наука, 1992. — С. 276-284. . — http://www.krotov.info/lib_sec/09_i/int/elligenzi6.htm

Кива A. Intelligentsia в час испытаний // Новый мир. — 1993. — №8. — С. 160-177.– http://magazines.russ.ru/novyi_mi/1993/8/kiva.html

Кнабе Г.С. Перевернутая страница. Чтения по истории и теории культуры. — М.: РГГУ, 2002. — 60 с.

Межуев В. Хорошая номенклатура — плохая интеллигенция // Ум+. — 2016. — 11.04. — https://um.plus/2016/04/11/horoshaja-no… ligencija/

Новгородцев И.П. Восстановление святынь (посвящается памяти В.Д. Набокова) // Новгородцев П.И. Об общественном идеале / Сост., подг. текста, вступ. ст. А.В. Соболева. — М. : Пресса, 1991. — С. 559-580.

Новгородцев П.И. О путях и задачах русской интеллигенции // Вехи. Из глубины Сост. и подг. текста А.А. Яковлева. — М. : Правда, 1991. — С. 424-442.

Парамонов Б. Интеллигенция // Век XX и мир. 1994. — №11-12. — С. 24-28. — http://old.russ.ru/antolog/vek/1994/11-12/paramon.htm

Рывкина Р.В. Драма перемен / 2-е изд., перераб и дополн. — М. : Дело, 2001. — 472 с.

Рывкина Р.В. Интеллигенция в постсоветской России — исчерпание социальной роли // Социологические исследования. — 2006. — № 6. — С. 138-146.

Степанов Ю. С. «Жрец» нарекись, и знаменуйся: «жертва» (К понятию «интеллигенция» в истории российского менталитета) // Русская интеллигенция. История и судьба. — М.: Наука, 1999. — С. 14-44.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About