Евангелие от Луки 23:34

Только недавно я сумел собраться с мыслями и выразить то, что всё это время лежало у меня на душе.

6-го апреля 2023 года The New York Times выпустило статью, посвященную намерениям Пентагона расследовать утечку чрезвычайно важных, засекреченных документов, загадочным образом циркулировавших в Twitter и Telegram. Чуть позже Bellingcat заявит, что документы изначально распространялись на серверах в Discord ещё задолго до статьи The New York Times, в январе 2023 года. Информация, указанная в документах, касалась не только войны в Украине, поставок вооружения и планирования возможного контрнаступления, но и более глобальных феноменов, в частности, Китая, военного театра боевых действий в Индийском океане, Ближнего Востока… Окончательно источник утечки определит The Washington Post, заявив, что им был администратор Discord-сервера Thug Shaker Central, известный под ником OG. Позднее подозреваемого арестует ФБР, сделав публичным личность осведомителя. Им окажется 21-летний Джек Тейшейра, американский военный 102-го разведывательного крыла ВВС Национальной гвардии штата Массачусетс. Ему может грозить смертная казнь…

В Discord Джек был не просто администратором сервера, но и своего рода гуру, лидером (мнений) небольшой группы в основном подростков и несовершеннолетних. Группа интересовалась видеоиграми (по большей части военной тематики), считала себя политически сознательной и просвещённой, обсуждала всевозможные теории заговора и активно их поддерживала… Среди файлов, которыми обменивались пользователи, можно найти и видео с самим Джеком — на полигоне он позирует с автоматом, выкрикивает антисемитские оскорбления (шутки ради!) и стреляет по мишеням…

Из всего этого можно было бы сделать вывод, что перед нами классический случай «борьбы с системой», заговор хакеров-вундеркиндов, видящих угрозу в государстве и вообще в любой форме централизованной власти. На деле же оказывается, что, как признавались сами члены сервера, Джек просто хотел в очередной раз похвастаться перед своими юными последователями. Своим статусом, доступом к секретным документам, своим положением… Из всей этой истории самым забавным оказывается то, что «сливы» начались ещё раньше, спустя 48 часов после начала полномасштабного вторжения и… это никого не впечатлило! С ещё пущей силой Джек начал отправлять в чат не просто дигитальные файлы, но фотографии непосредственно секретных документов… Абсолютное фаллическое преклонение перед Реальным!… Непосредственный контакт со Знанием… Конечно же, именно поэтому «федералы» и схватили бедного Джека, который истинно боролся с системой! Пытался показать всем Истину!…

Не кажутся ли вам эти заявления несколько странными? Парадокс! С одной стороны, изначально ни один человек ровным счётом не выразил какого-либо восторга касательно проявленной Джеком «отваги», как вдруг… для них вновь «гуру», «лидер», «пример для подражания», «жертва государства»… Как такое вообще возможно? Как об этом никто не узнал вплоть до момента, когда Джеку удалось надавить[1] на «правильные точки» своей паствы и дело оставалось за малым?… Как такое вообще можно было допустить? Мы провалились как общество? Что с нами не так?… И вообще не так ли с нами что-то?… Какие вообще выводы можно из всего сделать?

В своей книге «Ибо они не ведают, что творят. Наслаждение как политический фактор» Славой Жижек высказывает следующую нетривиальную мысль:

«В более “семиотических” терминах можно сказать, что политика как подсистема — это метафора политического субъекта, Политического как субъекта: элемента, который в рамках конституированного социального пространства занимает место Политического как негативности, которая приостанавливает его и основывает заново. Другими словами, “политика” как “подсистема”, как отдельная сфера общества, представляет внутри общества его собственное забытое основание, его генезис в насильственном, бездонном акте — она представляет внутри социального пространства то, что должно выпасть, чтобы это пространство конституировалось. Здесь мы можем легко распознать лаканианское определение означающего (того, что “представляет субъект для другого означающего”): политика как подсистема представляет Политическое (субъект) для всех других социальных подсистем. Именно поэтому позитивистские социологи отчаянно пытаются убедить нас в том, что политика — это всего лишь подсистема: как будто отчаянный и срочный тон этих уговоров перекликается с надвигающейся опасностью “взрыва”, в результате которого политика снова “станет всем” — превратится в “политическое”. В этом убеждении есть безошибочный нормативный подтекст, придающий ему конъюнктурность: она должна оставаться всего лишь подсистемой…»[2]

И ведь действительно, насилие как определённая норма возможна только в пространстве Политического, когда, выходя в очередной раз на протесты, столкновения с полицией преодолевают моральные рамки законов и становятся доисторической битвой животных существ. Борьба на выживание, в которой каждый стремится победить противника: протестующий обязан низложить, уничтожить полисмена, подавляющего стремление к политическим свободам; полицейский же — обуздать, репрессировать буйный нрав высокомерного демонстранта, схватить и посадить в камеру для усмирения. Да победит сильнейший! Не пойман — не вор! То же самое касается бунтов, восстаний, революций. Насилие карают насилием именно потому, что оно порождает насилие в ответ только в мире Социального. В Политическом насилие есть перманентное состояние, даже если оно не выражается физически. Соляная сатьяграха Ганди есть насилие в точно такой же степени, как и гильотинирование Марии-Антуанетты в том самом смысле, что происходит жестокое преступление всех установленных норм и границ. Потому Правда, например, также всегда есть абсолютно Политической, ибо само наше стремление к Знанию, наша одержимость недостижимым наслаждением, которое должно избавить нас от кастрации, выливается в необузданный поток насилия, стремящийся разрушить всё на своём пути.

Неудивительно, что в этом необузданном «генезисе в насильственном», как выражается Жижек, видят угрозу те, кто непосредственно причастны к политике: сенаторы и президенты, депутаты и мэры городов, японские императоры и ближневосточные/латиноамериканские диктаторы. Представляя из себя гегемонию, согласно Грамши, эта политическая элита стремится всевозможными образами сохранить свой статус и, что более важно, тут систему, которая их определяет/образует, поскольку именно эта система в чертогах Символического обозначает их статус и привилегии. Система, парадоксальным образом держащаяся на перманентном, неостановимом насилии. Одним из решений найти некий островок спокойствия в бушующем океане страстей для политического истеблишмента становится попытка деполитизировать саму политику, свести её до механической рутины, бразды правления над которой берут бездушные функционеры-машины, а не люди. Этот феномен Жижек называет «ультраполитикой»[3], абсолютным влечением, когда субъект (Политическое) окончательно растворяется в самом себе! Что интересно, в этой иллюзии избавления от Политического просматривается некое одолжение, которое политическая элита делает нам. «Политика жестока и бессердечна! Она опасна! Мы не можем подвергать наш народ такому риску… Вам не стоит идти на такое! Мы должны всеми силами уберечь наших невинных граждан от ужасов политики, что возможно только путём абсолютного обесчеловечивания… Мы готовы на эту жертву! Ради всех людей…» Главной проблемой этого подхода является то, что под притворным альтруизмом политиков просматривается пугающий, тоталитарный подтекст, указывающий на то, что только определённая группа лиц имеет право на то, чтобы рисковать собой. Но ради чего? Ради тотального холода инертного существования? Когда полностью стирается любое идеологическое проявление индивидуума, возникающее из трения между ним и миром вокруг? Главной опасностью ультраполитики становятся ложные обещание о том, что истинным наслаждением является полное избавление от всевозможных наслаждений, когда сами личности упрощены до набора фактов, бинарного организма, способного лишь соглашаться с существующим вокруг них порядком феноменов.

Но если политики — кормчие, то народ — это бушующий Тихий океан[4]. Как мне кажется, именно поэтому как никогда прежде мы сегодня имеем возможность лицезреть необъятное количество всевозможных, самых абсурдных теорий заговора, цветущих с буйством полевых цветов… И с каждым днём их становится всё больше и больше. Как если бы на глубинном уровне, само общество осознавало ложность ультраполитического пути. Следуя полностью фрейдистской формуле, что не находит выход в виде здорового общества (которое, как говорил Адорно, никогда не будет согласно с тем, что на самом деле действительно есть здоровое общество) делает нас самих выходом. «То, что подавлялось в детстве, во взрослом возрасте будет подавлять нас». Однако рано радоваться. Этот онтологический бунт принимает самые извращённые, легкомысленные формы. В попытке противостоять ужасам бесчеловечной одинаковости, в необходимости которой пытается убедить нас ультраполитика, самые людоедские, самые зверские образы рождаются у нас на глазах… и где не видно это лучше, чем в Интернете?

На заре постиндустриальной эпохи Интернету, как и множеству изобретений до него, сулили славу «спасителя человечества», который «кардинально изменит наши жизни», создав пространство, где возможна любая утопия. Это и будет настоящая утопия, где будет сосуществовать утопия каждого, все вместе мы будем едины в своей возможности оказаться на расстоянии вытянутой руки непосредственно от мыслей, чувств, форм, убеждений, желаний любого из людей[5]. Однако ошибочность данного утверждения быстро дала о себе знать. За web1.0 (кибернетическим, неповоротливым Диким Западом, держащимся на атомизированном и трудномодериуемом Интернетом, состоящим из индивидуальных серверов и островов интерактивности) последовала web2.0 (доступная, более понятная и «доступная» простым людям платформа, регулируемая посредниками в виде монополии Big Tech и законодательных регуляций общественных пространств)… То, что раньше казалось Землёй обетованной, балканизировалось в самоподпитывамые пузыри отдельных сообществ, редко покидающих чертоги своих интересов. Вместе с этим я всё-таки хотел бы обозначить действительную, как мне кажется, ценность Интернета, которая коренным образом меняет нас, хотим мы того или нет. Несмотря на всё большее стремление институций регулировать бездонное, искусственное и несуществующее (своего рода реальное Воображаемое) пространство, нельзя не заметить ничем не прикрытую витрину самого Воображаемого, где возможны самые дикие фантазии, самые немыслимые вещи, самые непристойные и жестокие истории, самые безумные извращения, которые возможны. Наш неописуемый восторг перед Интернетом заключается в том, что парадоксальным образом невозможная вещь, которая есть и не есть одновременно! Контакт с Интернетом (ежедневный) подобен трепанации черепа и даже больше! Непосредственному проникновению и воплощению через экран проекции символического Воображаемого, которое есть Реальным и не есть больше ничем. Словно портал в иной мир, Интернет есть буквальным порталом в наши сокровенные мечты и фантазии. Если кино рассказывало нам, как желать, то Интернет — это непосредственная плоскость желаний… Дикий, гремучий студень самого настоящего насилия!

Что, однако, шокирует нас больше всего, так это то, что Интернет оказывается сразу радикально коллективным доступом к Воображаемому и Его непосредственной трансформацией в Реальное. То, что раньше казалось уникальным, интимным опытом, оказывается статистикой. Если раньше наши (и чужие) страхи, переживания, мечты, фобии и филии казались нам продуктом исключительно нас самих, то с приходом Интернета становится ясным, что это есть не более, чем закономерность. Всё это время, даже не подозревая об этом, мы были стадом, которым не хотели становится. Откровение нашей собственной человечности, присущей всем нам, толкает на безумные, радикальные нырки в глубины нашего подсознательного, приводит к стремлению найти тот самый «истинный центр», травматическое ядро, которое должно действительно показать нам кем мы есть на самом деле. И если более старшие поколения, смотрящие на Интернет с раздражением и, зачастую, более консервативной позиции, как на возмутителя спокойствия и «естественного порядка» (а потому предпочитают не замечать его, представлять ещё одной «иллюзией», «всего лишь формой» и «подсистемой», определяющей сам социум), молодые умы находят в этой бездне взгляд Большого Другого, который смотрит в них, оставляя при этом Закон позади! При всём при этом, несмотря на упорные желания многих родителей видеть[6] в феномене Интернета безобидную шалость, не имеющую реальных последствий, сама по себе «шалость» Реальна и имеет непосредственный выход в Реальное. Тотальное отрицание того, что именно сокрыто внутри каждого из нас (даже в форме ребёнка, который точно также есть полноценной личностью) раньше казалось естественным в связи с тем, что сами инциденты были атомизированными. Да, все «бегали за гаражи», «пробовали курить», «хулиганили в школе» и «подделывали оценки в школьных журналах» (а, может быть, что и хуже), но это было лишь исключением! «Не ты первый, не ты и последний», но это касалось исключительно тебя! То, в каких масштабах на самом деле существуют «сбегания за гаражи», становится видно лишь на обнажённом, непристойном экране-проекции Всемирной паутины… Они лишь принимают кибернетические формы. Внезапно нормой становится то, что раньше считалось отклонением. Если ты «тихий, спокойный мальчик», то жди беды! И это сложно, почти невозможно принять тем, кто считает, что «раньше было лучше»! Почему? Потому что ваши «маленькие», «невинные» шалости принадлежали только вам, а теперь оказывается, что вы никогда и не были столь уж «изобретательными»? Потому что раньше подобное «не политизировалось»? Но это же неправда! Всё, находившее высвобождение в разрушительном насилии, так или иначе становилось (и становится) объектом Политического: детская преступность и наркомания, бездомность, сексуальное рабство и торговля детьми и т. д. и т. п. Просто раньше это всего лишь казалось «ненормальным», глюком в матрице, а не симптомом целой системы… Что такое Интернет, если не воплощенное Политическое? Абсолютное кантианское Возвышенное, которого достигает путём нашего провала Его достигнуть! Насилие, которое заперли в клетке кибернетического зоопарка, над которым можно издеваться и ни во что не ставить… Главным прозрением становится тот факт, что за деградацией изживших себя кастрирующих механизмов Интернет становится Абсолютным олицетворением бессознательного; чертогом, где «всё дозволено и всё возможно». (Даже если это всего лишь байки и страшилки, выдуманные истории — они становятся частью Реального, непосредственным отклонением, которое становится нормой.) Не пугают ли нас Интернетом потому, что там обитают наши самые непристойные и жестокие фантазии и помыслы? Нечто, что «не имеет веса», «не есть нами», но при этом оказывается самым радикальным проявлением жестокости, ибо кастрации не происходит и неостановимое ничем jouissance маскируется в проявившемся бессознательном. Не это ли происходит, когда мы создаём аккаунт в новой соцсети, воздвигающий успокаивающий нас оплот анонимности, вытесняющий нас самих (уничтожая перечёркнутый субъект, обнажая нас до самого до-символического, насильного ядра) ровно до тех пор, пока не происходит нечто непростительное, и мы «просыпаемся», пытаемся избавиться от ответственности, сваливая всю вину на некую не принадлежащую нам личность? Более того, говоря это, мы до сих пор считаем это простительным и оправдывающим. Славой Жижек в своей статье об ИИ и нейросетях высказывает абсолютно ту же самую идею, подмечая, что то, что не является субъектом в привычном понимании этого слова, становится оным только потому, что мы сами видим в этом возможность проекции, возможность быть на расстоянии, чтобы внедрить наше бессознательное, которое замещает «холод машин», наполняет их свободный сосуд без-сознательного:

«Новые цифровые медиа экстернализируют наше бессознательное в ИИ, так что те, кто взаимодействует с ИИ, больше не являются расщепленными субъектами, то есть субъектами, подвергнувшимися символической кастрации, которая делает их бессознательное недоступным для них. Как выразился Жак-Ален Миллер, с этими новыми медиа мы вошли в универсализированный психоз, поскольку символическая кастрация теперь исключена.
Таким образом, вместо горизонтально расщепленного субъекта возникает вертикальный (даже не расщепленный) параллелизм, сопоставление субъектов и экстернализированного машинного/цифрового бессознательного: нарциссические субъекты обмениваются сообщениями через свои цифровые аватары, в плоской цифровой среде, где просто нет места для “непрозрачной монструозности соседа”»[7].

И всё потому, что сам по себе Интернет как субъект оказывается не до конца человеком, созданный нами безоговорочно и населённый прочими мыслящими существами. В «плоской среде» не-человеческое оказывается на грани, и мы находим в этом лазейку, через которую наше бессознательное (вместе с нашим травматическим насильным ядром) обретает свободу. Так простые разговоры среди «друзей» в Discord, обмен мемами и мнениями сменяются заигрываниями с праворадикальными символами и стремлением подавленного консервативного разума возродить фигуру отца, которая проведёт кастрацию… Обменом опасными идеями «смеха ради», базаровским нигилизмом и «бунтом» против всего и вся ради самого бунта… неизвестно откуда взявшаяся ненависть, жестокость и презрение ко всем вокруг, «слив» засекречнных документов… Когда и где начинается эта грань между личным и Политичным? Между до-идеологической пустотой и идеологией? Что есть это всё, если не Политическое? Что это, если не Истина, которая всегда Политическая?…

Случай Джека Тейшейры учит нас не только тому, что представляет из себя человеческое подсознательное и тому, насколько оно может быть опасным, но и тому, что всегда есть возможность воплощать эту необузданную энергию, частично направлять её в созидательном направлении. И даже не столько важно нам знать, откуда у него был доступ к этим документам, почему он стал таким, каким он стал… «Это всё проблема постмодерна и тотальной политизации, когда больше непонятно что есть что», сказали бы правые радикалы, однако самым забавным во всём этом становится то, что первыми, кто начали называть Тейшеру «невинным мучеником» и «жертвой политического режима Байдена», были именно правые консерваторы по типу Такера Карлсона и Марджори Тейлор Грин. Именно главные «критики» постмодерна становятся сегодня стервятниками, питающимися его телом…

Уверен, что отчим и мать Джейка не ненавидели его, определённо любили, но… были ли они к нему небезразличны? «Я не учил моего ребёнка такому!» Так… а откуда это знать? На протяжении всего текста, уверен, могло сложиться впечатление, что решением той проблемы, которую мы сейчас имеем на руках, было бы «возвращением к прежней жизни»: вернуться в эпоху до Интернета, коллекционировать карточки с любимыми персонажами, гулять во дворе и т. д. и т. п. Однако… это не так… Раньше не было лучше. Было… так же. Конечно, нас сколько угодно может бесить современный сленг, то, что каждый второй ребёнок — это не «личность», а наборов штампов и масок, очередной «зумер», «думер», «кумер», «блумер», «тикток-звезда» и прочее, и прочее. И всё же… а что, если они просто не знают пока слов, которыми можно было бы выразить то, что они чувствуют, думают, хотят сказать… их неуверенности, тревоги, страхи… Да и вообще есть «правильные» слова, чтобы это описать? Моя мысль заключается в том, что, как ни странно, самым действенным решением было бы… говорить друг с другом. Если вам меньше восемнадцати, то ищите себе опытных друзей, которые намного старше вас. Вы будете им безумно интересны, я уверяю вас, потому что… дети, подростки, юноши… мы всё ещё пытаемся вас понять, ибо в своё время не смогли понять самих себя, когда это было так необходимо. Спорьте, открывайте новые горизонты и границы, делитесь опытом, спрашивайте совет. Будьте критичны, но не резки. Будьте открыты. Учитесь доверять нам и людям вообще. Не бойтесь не знать, как сказать какие-то вещи. Никто не знает, как их сказать. Если вам за тридцать, может чуть меньше, откликайтесь на интерес детей и подростков к вам. Говорите с ними, делитесь опытом, будьте с ними открыты, честны, дружелюбны. Учитесь быть ребёнком, как и те, кто с вами говорит. Не теряйте озорства и задора. Улыбайтесь и говорите, говорите, говорите. Не бойтесь не соглашаться. Будьте другом, который может себе позволить сказать, что собеседник неправ и не нужно так делать. Общайтесь в игровой манере, получайте удовольствие от этого. И главное… будьте терпеливы и умейте прощать. Все мы совершаем ошибки, особенно в молодости, особенно по незнанию, особенно, когда хочется идти на риск. (Поощряйте продуктивный риск!) Прощайте, ведь это нормально, «ибо они сами не ведают, что творят»…

[1] Внимание остальных членов группы документы привлекли лишь после того, как Джек начал выкладывать более «осязаемые» элементы информации: графики и таблицы статистики, карты боевых действий и дислокаций военных подразделений в Украине и т. д. и т. п. Короче говоря, самые что ни на есть банальные и клишированные составляющие любой «секретной информации», которые себе можно представить. Но удивительным образом именно так Реальное и становится желаемым. Нас не привлекают Вещи ровно до тех пор, пока не оказывают в области гравитационных сил наших фантазий. Мы ценим нечто не за то, чем оно является на самом деле, но за то, насколько хорошо это самое нечто вписывается в ткань наших фантазий. Засим «совершенно внезапно» засекреченные документы Пентагона, ранее представлявшие из себя блеклую бюрократическую абстракцию в виде языка (lalangue) и пространство для его проекции, становятся желанными, стоит им предать броскую форму «загадочной папки на столе президента» из однотипных боевиков из 90-ых.

[2] Žižek, S. (2008). For they know not what they do: Enjoyment as a political factor. Verso, p. 194

[3] Очередной парадокс! Являясь результатом постмодерна, когда один за другим бытовые, «интимные» аспекты человеческой жизни (здоровье, образование, сексуальность и т. д. и т. п.) становились достоянием общественности через призму Политического (все современные, базовые и универсальные права человека являются результатом политического абстрагирования самого человечества, позволяют определить его с большей точностью), ультраполитика идёт от обратного в самой радикальной форме — деполитизируя сам политический фактор, деконструируя само общество, разбирая его на части… уничтожая полностью. Внезапно, попытка деполитизировать политику становится подсознательно понятной попыткой устроить своего рода социальный геноцид, избавив нас самих от означающих — строительных блоков личности.

[4] По иронии судьбы Фернан Магеллан, совершивший первое в истории кругосветное путешествие, пересёк Тихий океан, известный своими неспокойным водами и тайфунами, так и не встретив на своём пути ни одного шторма.

[5] Не кажется ли здесь удивительным то, насколько сильны в современном постмодернистком обществе буддистские (или, скорее, нью-эйджевские) мотивы тотальной свободы и освобождения посредством умерщвления того, что и порождало само стремление к освобождению?!

[6] В этом мы можем обличить очередное лицемерие большинства «либеральных» родителей. Под видом нежелания «ущемлять свободы своих детей», они (родители) сами по себе не видят в этом никакой свободы. «Это есть лишь свободой только потому, что я сам тебе это позволяю. Ты делаешь выбор, выходить в Сеть или нет, но это всего лишь иллюзия, которой я разрешаю быть, ибо Интернета «не существует». Это лишь чертог Воображаемого».

[7] Жижек, С. ChatGPT говорит то, что наше бессознательное радикально вытесняет. Пер. с нем. — Зах, А. 2023 URL: https://syg.ma/@Zakh/slavoy-zhizhek-chatgpt-govorit-to-chto-nashe-bessoznatelnoe-radikalno-vytesnyaet (дата обращения: 15.06.2023)

Подписывайтесь на телеграм-канал:https://t.me/art_think_danger

Подписывайтесь на инстаграм:https://www.instagram.com/hortusconclusus1587/

Подписывайтесь на Medium:https://medium.com/@hortusconclusus