«Почему ты не спишь?» — произносит она утром.

Вспоминаю. Я сижу с ней на качелях на детской площадке. Вокруг никого. Ни взрослых, ни детей. Мы другие — ни те, ни те. По дороге иногда, очень редко, мелькают машины, пролетая мимо школы с углубленным изучением английского языка. Лучше бы с углубленным изучением жизни. Многим бы пригодилось. Почти всем. Всем.

Она сидит на качелях и улыбается мне, а я не живу. Жить — это чувствовать проблемы, а я чувствовал лишь её и вечер, освещающий детскую площадку, окруженную деревьями.

— Чем ты обычно занимаешься? — я спросил её.

— Не знаю, — её ответ.

Понятно, типичная страдающая из–за пустяков девочка-подросток, не знающая, чего хочет от жизни. Нет, это не так. Ты глупый. Позади нас желто-серый петроградский дом, из подъезда которого сейчас выбегает человек и торопливо идёт мимо нас. Подъезд? А по лицу ты не хочешь? Парадная и бадлон!

Солнца не видно, а все вокруг светится. Как красиво жить! Почему у неё такие прекрасные волосы? Я бы хотел, чтобы она положила свою голову на мои колени, а я гладил их, трогал её и смотрел, как она засыпает. А потом переложил бы её на кровать, взглянул на неё перед тем, как закрыть дверь и пошёл бы встречать июльский рассвет. 27 июля. 3:50. Её волосы, наверное, лучше этого рассвета. Сейчас она смотрит на меня, что-то говорит и смущённо улыбается. Я тоже улыбаюсь и живу. Без проблем.

Мы сели на скамейку, стоящую совсем рядом. Эта скамейка как новый этап. Я рядом с ней и смотрю ей в глаза, иногда бросая свой взгляд на шероховатое покрытие детской площадки. Что же ты, друг, иногда одергиваешь свои глаза от её лица? Это же ты ещё в марте читал статьи на глупых сайтах о том, как гулять с девушкой. Там чёрным по белому выбито — смотри в глаза. А ты не смотришь. Хах.

У неё прекрасные волосы. Рыжие. Но не светло-рыжие, а тёмные. Хочу потрогать их и прикоснуться губами.

— Какие у тебя красивые волосы!

— Погладь их.

Я смотрю в её глаза, на её улыбку и глажу её волосы. Я делаю это аккуратно, боясь испугать её. Моя рука легко касается рыжих волос, которые лучше рассвета.

«Я тебя безумно люблю», — сказал я.

Она улыбнулась и промолчала.

Я люблю её всю и по сравнению с ней ненавижу рассвет. Хотя его тоже люблю.

Сколько мы тут сидим, а солнце ещё светит. Почему люди любят друг друга? Это как спросить, почему ты любишь жизнь. Почему ты любишь её? Получаешь чувства, эмоции, радость. Так и тут, чувства, наверное. Все из–за них. Любовь и жизнь — это же одно и то же.

Пора уходить, идти домой. Она дурачится, смеётся, как бы убегает от меня по серому тротуару, а я держу её за руку. Проходим мимо дорогих ресторанов, в которых люди набивают себе желудки едой, смеясь. А мы идём по Большому проспекту и радуемся и улыбаемся.

В метро она стоит у надписи «Не прислоняться» и прислоняется к двери. Я стою около неё, смотрю на её лицо и люблю. Вокруг толпятся люди и то стоят на месте, то толкаются и ходят.

Этот синий поезд приведёт нас в район чёрных домов, в которых вечером везде горит свет. Днём эти дома неярки, но вечером в них загорается огонь. Огонь горит, а потом люди умирают, чтобы утром воскреснуть, и огонь гаснет. Тогда становится грустно и красиво. И сейчас так — мы идём по тёмной дороге, а из какого-то окна рвётся зелёный свет и доносится игра на гитаре. Темно. Гитара тихо звучит. Мы идём и молчим. Молчим только снаружи, внутри — говорим.

За окном утро. Я смотрю в окно и любуюсь тем, как появляется жизнь в панельном районе. Рассвет. Тот же свет, что освещал ту детскую площадку, будет освещать старые серые дома. Уже нигде не горят лампы — всем хватает солнца.

Она стояла позади, опираясь на белую столешницу. На ней только шорты и футболка, в которой она спала. Она улыбается, и солнце играет на её веснушках. Почему я не сплю?

Я живу.