Donate

Cредиземноморские пессимисты

Igor Lukashenok11/09/15 07:45515

Первым ярким проявлением антиутопического (т.е. кризисного) мировоззрения в мировой литературе можно считать поэму Гесиода «Труды и дни», относящуюся к концу VIII или началу VII века до н.э. Гесиод — первая ясно выраженная личность в греческой литературе. Он сам называет свое имя и делится с читателем некоторыми биографическими сведениями. Значение Гесиода для европейской и мировой литературы трудно переоценить, ибо он впервые ставит самосознающую личность в центр художественного повествования и наделяет её правом критической оценки действительности, что продиктовано «потребностью в выработке сознательного миросозерцания, противопоставленного идеалам родовой знати, и стремлением углубить нравственные понятия». Мы вряд ли ошибёмся, если скажем, что именно здесь, в поэме «Труды и дни», зародился ряд поведенческих правил, присущих человеку европейский цивилизации: «У Гесиода человек приобщается к космическому порядку через правовую сферу. Конечно, он должен молиться богам, чтобы те благословили его труд. Но Гесиод предлагает человеку осознать присущий миру порядок и соблюдать справедливость. И хотя репрезентаторами этого порядка выступают боги, в отношении к миру (который заслоняет богов от человека, хотя их присутствие предполагается) провозглашается устойчивый ориентир — «меру во всём соблюдай». В соответствии с этой нормой человек и должен поступать».Антиутопический дух поэмы «Труды и дни» реализуется в трёх основных измерениях: мифологическом, природном и социальном. Мифологическое измерение Гесиод, во-первых, использует для прямого обращения к божественным силам, от которых зависит благополучие или неблагополучие земной жизни: «Все происходит по воле великого Зевса-владыки. / Силу бессильному дать и в ничтожество сильного ввергнуть, / Счастье отнять у счастливца, безвестного вдруг возвеличить, / Выпрямить сгорбленный стан или спину надменному сгорбить…».

Несмотря на предзаданную гармонию космоса, в котором происходит вечная борьба между добром и злом, Гесиод, исходя из личного негативного опыта жизни, отмечает повсеместное торжество «грозной» Эриды: «Зависть питает гончар к гончару и к плотнику плотник; / Нищему нищий, певцу же певец соревнуют усердно». Божества, с точки зрения крестьянина Гесиода, суровы по отношению к людям, ибо «скрыли от смертных источники пищи». Они посылают наказания «в виде голода или чумы, постигшей всю общину за вину власть имущих, царей». Суровость божеств, как поясняет автор, опираясь на известный мифологический сюжет, обусловлена обидой на Прометея, давшего людям огонь и обучившего смертных ремёслам.

Во-вторых, в мифологическое измерении Гесиод встраивает историческую концепцию развития всего людского рода, чётко обозначая её эсхатологический характер: «Золотой “род», не знавший ни труда, ни горестей, сменился серебряным, серебряный — медным. За медным поколением по мифу должно было бы непосредственно следовать железное, но Гесиод вводит между ними еще поколение героев, связывая таким образом фигуры героического эпоса с мифом о смене поколений. Но время героев также относится к области минувшего, как и золотой век; сам Гесиод ощущает себя принадлежащим к пятому, железному «роду” людей, который теряет все привычные нравственные устои и движется к своей гибели».

В природном измерении герой-повествователь поэмы «Труды и дни» ведёт борьбу со стихийными силами, угрожающими ему и его скромному хозяйству: «Месяц очень плохой — ленеон (январь — И.Л.), для скотины тяжелый. / Бойся его и жестоких морозов, которые почву/ Твердою кроют корой под дыханием ветра Борея». Человек, занимающийся натуральным хозяйством, вынужден также придумывать специальные средства защиты от капризов погоды из подручных ему материалов: «Шкуры козлят первородных, лишь холод осенний наступит, / Сшей сухожильем бычачьим и на спину их и на плечи, / Если под дождь попадаешь, накидывай». Всюду поджидают простого труженика опасности со стороны непредсказуемой природы. Потому в своей дидактической поэме Гесиод стремится предупредить возможные неудачи, дать практические советы и наставления (в частности, это касается морской торговли): « Гесиод сам лишь один раз в жизни ездил по морю на состязание рапсодов и признает свое незнакомство с морским делом; тем не менее и здесь он стремится указать “сроки”, т. е. те времена года, когда плавание сопряжено с наименьшим риском».

Самым кризисным в гесиодовой вселенной оказывается социальное измерение. И этому есть совершенно конкретное историческое обоснование. Беотийское крестьянство страдало от малоземелья, задолженности, притеснений со стороны знати, было размежёвано конкуренцией и взаимным недоверием. Жизнь представляется Гесиоду непрерывной борьбой, проходящей в соперничестве между представителями одинаковой профессии, в тяжбе с братом Персом («о Перс безрассудный») из–за земельного надела, в противостоянии гнёту «царей-дароядцев» и т.д.

Развитие Греции в 8 — 7 вв. до н.э. характеризовалось возникновением полисов — небольших самостоятельных городов-государств — и возрастанием общественной роли отдельного гражданина. В «Трудах и днях» Гесиод, как раз, и «выразил настроения крестьян, осуждавших новшества городской жизни».

Вместе с тем, параллельно процессу урбанизации в среде самого крестьянства шёл процесс отмирания общинно-родовых отношений: «Власть денег разрушала обычаи и нормы поведения, которые еще сохранились от старинных героических времен. Понятия о чести и порядке утратили свою силу…». В ситуации крушения прежних традиций Гесиод выступает как поэт крестьянского труда, учитель жизни и моралист. Не видящий светлого начала в окружающей его действительности, поэт и будущее рисует в подчёркнуто мрачных тонах: «Дети — с отцами, с детьми — их отцы сговориться не смогут. / Чуждыми станут товарищ товарищу, гостю — хозяин,/ Больше не будет меж братьев любви, как бывало когда-то./ Старых родителей скоро совсем почитать перестанут…». Единственный смысл своей тягостной жизни скептик Гесиод находит в каждодневной работе на земле, но и эту сторону бытия он воспринимает как «тяжелую необходимость, ниспосланную людям разгневанным Зевсом».

Отметим также, что все три измерения гесиодовой вселенной практически не соприкасаются друг с другом, точнее — отчуждены друг от друга. Боги ведут свою, во многом опасную для смертных, олимпийскую игру. Природа вовсе не является выразительницей божественной воли, но имеет собственную логику развития, с которой крестьянин, если хочет выжить, должен научиться совпадать. Человек, лишённый возможности контролировать непредсказуемый ход внешних событий, чувствует себя беспомощным и одиноким. Так Гесиоду удаётся выразить природу кризисного сознания человека рубежа эпох.

Этого поэта-меланхолика из Беотии до известной степени можно считать предтечей экзистенциализма. Его идею о нескончаемом одиноком труде на фоне трагичной действительности впоследствии разовьёт французский философ-средиземноморец Альбер Камю (чей отец, кстати, как и отец Гесиода, был сельскохозяйственным рабочим) в антиутопическом, по своему характеру, эссе «Миф о Сизифе». «Пролетарий богов» Сизиф находит смысл не в конечной цели своего труда, ибо суровые небеса отменили возможность таковой, но в самом процессе закатывания камня на гору. Таков и Гесиод, философия коего исполнена трагической ясности: каждодневно трудись, не полагаясь на благосклонность людей и богов, каждодневно отвоёвывай у природы своё право на жизнь. Мир полон роковых случайностей, им играют лукавые божества, он нестабилен и во многом непредсказуем (абсурден — если пользоваться терминологией Камю), и только находчивость, житейская смекалка, вера в собственные силы могут помочь человеку не погибнуть в этой агрессивной и часто равнодушной к «вопиющему» среде: «Тот — наилучший меж всеми, кто всякое дело способен /Сам обсудить и заране предвидит, что выйдет из дела». Таким образом, и атеист Камю, и разочарованный язычник Гесиод, коих связывает средиземноморская культурная идентичность и опыт рубежной кризисности, сходятся во мнении, что лишь рациональная, основанная на опыте программа жизни может создать хотя бы видимость устойчивости человеческого существования, повысить его сопротивляемость Абсурду (случай Камю) или прихоти Рока (случай Гесиода).

Author

Danila Ermakov
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About