Десять лет назад немецкий театровед Эрика Фишер-Лихте написала «Эстетику перформативности» — книгу о радикальной метаморфозе, произошедшей в западном театре второй половины XX — начала XXI вв. Суть этой метаморфозы состоит в том, что театр утратил статус просветительской кафедры и превратился в пространство диалога. Актёры и зрители сделались в этом новом театре одним целым и даже получили возможность меняться местами. Интеллектуальная доминанта, определявшая восприятие спектакля публикой и критиками на протяжении более чем трёх столетий, в наши дни сменилась чувственной. На первый план вышла магия актёрского тела, его пластическое обаяние и сексуальная привлекательность. Эрика сравнивает современный театр с ритуалом, который способен преобразить всех его участников, раздвинув перед ними границы возможного. Это театр, стремящийся устранить иерархизм социальных связей, вывести творческий диалог на принципиально иной коммуникативный уровень, который характеризуется открытостью, включённостью и взаимодействием. По наблюдениям Эрики, современная театральная постановка уже мало зависти от литературной основы. Диктат драматурга, как, впрочем, и режиссёра, уходит, по её мнению, в небытие. Важными становятся только здесь-и-сейчас-присутствие актёра на сцене, импровизация, визуальные эффекты, особенности сценической площадки, неожиданные повороты в развитии действия, роль внешних факторов и т.д. Автор «Эстетики перформативности» считает, что из условно аполлонического искусства театр к началу нашего века превратился чуть ли не в дионисийскую мистерию, визуально-чувственный опыт которой становится важнее интеллектуальной рефлексии и любой попытки рациональной интерпретации. О преодолении театром «перформативного поворота» этических бинарностей, о революционном значении для современного искусства «кризисных» выступлений Марии Абрамович, а также об эстетических оценках театра немецкими интеллектуалами от Шиллера до наших дней вы также сможете узнать из научного труда Эрики Фишер-Лихте. В этом году «Эстетика перформативности» переведена Натальей Кандинской на русский язык и с нетерпением ждёт своего вдумчивого читателя. Всем заинтересованным дарю отрывок из этой увлекательной и умной книги…

Эстетика перформативности, объединяя искусство и жизнь, стремится вызвать «новое оволшебствление» мира. Подобное развитие всё же не следует рассматривать как возврат к религиозному мировоззрению XVII века или к тем далёким временам, когда желания обладали магической силой воздействия. Волшебство, присутствующее в мире, созданном Богом и пронизанном невидимыми силами, исходящими от Него и связывающими всё в единое целое, безвозвратно утеряно со времён эпохи Просвещения. Даже искусство оказывается не в состоянии возродить это чудо, и нам следует смириться с его потерей.

Однако во второй половине XX века его заняло новое чудо, являющееся, как это неудивительно звучит, хотя и поздним, но «прямым» отпрыском эпохи Просвещения: такое чудо обязано своим рождением современной науке, влияющей на развитие культуры, техники и общества. Так, достижения современной науки со всё большей очевидностью указывают на то обстоятельство, что мир действительно наполнен незримыми силами, воздействие которых мы ощущаем на себе. Более того, они свидетельствуют о наличии в природе и в обществе эмерджентных (т.е. способных к порождению новых свойств — И. Л.) явлений, возникающих непредсказуемо и неподдающихся контролю. Они указывают на то, что всё связано в единое целое и что взмах крыльев бабочки в одном полушарии земли может вызвать торнадо в другом или, наоборот, предотвратить его; что устройство современного общества — прежде всего в следствие глобализации — стало таким сложным, что приходится действовать в ситуации, когда возможные последствия запланированных изменений практически невозможно с уверенностью предсказать. Кроме того, очевидным становится тот факт, что мы, как в своё время утверждал Фрейд, не властны над собственным «я», потому что, как полагают ведущие учёные в области исследований мозга, мы принимаем решения ещё до того, как мы это осознаём, что свидетельствует о том, что человек также испытывает на себе воздействие таинственных сил, неподвластных его воле и желаниям.

Тем не менее, ни эмерджентные феномены, ни присутствующие в мире незримые силы не следует воспринимать как некие волшебные силы. Скорее наоборот, они поддаются рациональному объяснению, оставаясь неподвластными нашей воле. Если западное общество до эпохи Просвещения верило в то, что молитвы, епитимья, изменения образа жизни и пр. способны принести исцеление, благополучие, богатый урожай и предотвратить эпидемии, бури и войны, то современное общество приписывает аналогичные способности науке, хотя последняя, как выяснилось, является не более действенным средством чем молитвы или епитимья. Чем больше наука развивается, чем значительнее её достижения (например, в области генетики и исследования мозга), тем, как ни странно, призрачнее становится иллюзия, порождённая эпохой Просвещения — иллюзия бесконечного совершенствования человека и мира. Сегодня именно наука, в первую очередь такие её разделы, как исследование хаоса и микробиология, со всё большей очевидностью демонстрирует, что мир в определённом смысле по-прежнему остаётся «заколдованным» и что несмотря на прогресс науки и техники, человек (вероятно, к своему счастью) не способен подчинить его себе, так же как и не способен контролировать автопоэзис «петли ответной реакции» (т.е. отклик публики на сценическое действо — И. Л.) в спектакле. Другими словами, человек не способен управлять «незримыми силами», присутствующими в мире. Даже стремясь подчинить их своей воле, он всё равно испытывает на себе их влияние.

Если большинство учёных пришли к таким выводам лишь в конце XX века, то в искусстве это представление закрепилось уже в период «перформативного поворота», обозначившегося в 1960-е годы. Таким образом, художники на протяжении десятилетий интуитивно чувствовали и использовали в своей работе то, что многие учёные долго не решались признать и что многие до сих пор продолжают оспаривать. В своих спектаклях, акциях, перформансах и инсталляциях они создавали условия, позволявшие как актёрам, так и зрителям осознать невозможность контролировать развитие событий. В результате у них появилось ощущение присутствия в мире чуда или, другими словами, осознание возможности собственного преображения.

Хотя эстетика перформативности позволяет осознать и почувствовать «новое оволшебствление» мира, главным образом благодаря тому, что она привлекает внимание к феномену автореферентности (т.е. самопрезентации — И.Л.) и не требует от реципиента интерпретации происходящего, тем не менее этой эстетической теории не следует приписывать антипросвещенческий пафос. Указывая на то, что мировоззрение эпохи Просвещения наталкивается на определённые границы, поскольку оно описывает мир с помощью дихотомических пар понятий, и, позволяя человеку ощутить себя «воплощённым духом», эстетика перформативности предлагает «новую» концепцию просвещения: она не призывает человека подчинить себе природу — будь то его собственная или окружающая его природа, скорее она побуждает его по-новому взглянуть как на себя самого, так и на мир в целом, отказавшись от мышления, основанного на принципе дихотомии и заменив его системой понятий, допускающей многозначность, иными словами, она побуждает его вести себя в обычной жизни так же, как это происходит в рамках спектакля.