1.

Изгнанники

посвящаю Евгении Бильченко

Восток ко всем жесток,

А Запад ждёт упадок,

На Севере тоска

И страшно беден Юг:

Куда ни попадёшь,

Нигде не будет сладок

Изгнанника удел,

Опального досуг.

«…одна твоя вина» –

Душе напомнил Бродский

И дёрнул за кордон

В чём муза родила.

Вернуться «весь в друзьях»

Пообещал Высоцкий

И скрылся под гранит…

И плакала Москва.

Везде следы богов

Земля хранит прилежно

И песни их поёт

На свой убогий лад.

Кто небом вдохновлён,

Тот гибнет неизбежно

Среди глухих степей,

В плену златых палат.

Пройдут труды и дни,

Сомненья и восторги,

Потонут в суете

Кумиры прежних лет.

Но всех переживут

Мицкевичи и Лорки,

Отвага и любовь,

Поэма и сонет.

2.

В небе майском летают стрижи,

Солнце выше и клён зеленее …

О, Господь, помоги мне прожить

Это райское время полнее.

Сердцу должно хранить благодать,

Удивляться всему без причины…

Милый Боже, дозволь мне вобрать

Этот день без тоски и кручины.

Я сажусь в красно-белый трамвай,

Вижу только счастливые лица …

Светлый Отче, молю тебя, дай

Мигу этому длиться и длиться.

3.

Весенняя ирония

И начнётся весна переглядов,

Городская, шальная весна.

Птичьи трели ожившего сада

Не оставят теперь дотемна.

Расплетутся, развеются косы,

Губы станут дразнить и манить,

А неопытной страсти засосы

Будут шеи и плечи саднить.

Кто-то выйдет из дому впервые

И узнает, что жизнь хороша.

Кто-то вёсны припомнит былые

И засим перестанет дышать.

В мастерской запирует художник,

Свою сцену пропустит актёр,

Перепутает масти картёжник,

Инструменты забудет монтёр…

Только я не утрачу рассудка,

Не забудусь и не согрешу,

Но коллизию дней этих чутко

И подробно для вас опишу.

4.

Лесное божество

Колдуй, колдуй, насмешница лесная,

Колдуй, царица мхов и лисьих троп,

Колдуй, великая, мои распознавая

Стезю и род.

Я снова твой, я странствую отныне

По прихоти видений, по местам,

Где возмужал под взглядами твоими,

Собою стал.

Мне не забыть, что тайно окрестила

В блаженные сказители меня

Твоя рука, твоя лесная сила,

Любовь твоя…

Колдуй, Эвтерпа чащ и перелесков,

Плутай, веди меж клёнов и дубов,

Являйся мне осенней арабеской,

Богиней снов.

Мне слов твоих зелёная услада

Переполняет сердце, и стихи

Тотчас растут туда, куда им надо,

Новы, легки.

И засорённый полиса тщетою,

Забытый даже гением моим,

Я всё живу свиданием с тобою,

Я счастлив им.

5.

Ты пой, а песня сложится

Прекрасная вполне,

И на суде ничтожества

Веди себя скромней.

Ты пой кому-то дальнему,

А ближних глухоту

Прими, как ненормальную,

Но нужную черту.

Ты пой во всём величии,

Восторга не стыдясь,

По-вешнему, по-птичьему

К столетью обратясь.

Ты пой по воле Божией

И больше ни по чьей.

Всё то, что сердцем сложено,

Грядущему слышней.

6.

Sempre in transito

Когда московский самолёт

Взлетит над родиной Феллини,

Мы скажем: Grazie, Римини!

И нас к иному повлечёт.

Среди молочных облаков

Сойдутся время и пространство

В неощутимом синем танце,

В бесшумном цоке каблуков.

Из танца вырастет судьба:

Предвосхитив финал полёта,

Наш горний путь прочертит кто-то,

Нас чьи-то сберегут слова.

И глядя в бездну за окном,

Пытаясь разрешить загадку,

Мы будем представлять украдкой

Несуществующий наш дом.

7.

Творец и Муза

Давай мы не пойдём далёко от дождя,

Позволь оставить дверь открытой,

На ступени позволь с тобой присесть

И гладить всю тебя, и задирать подол,

И целовать колени…

Поверь, я в первый раз задумал рисовать

И молний суетню, и грома суеверье

С твоих цыганских глаз тождественных огню –

Равно, как этот дождь тождественен поверью.

Взгляни, я не спешу запечатлеть грозу …

Я жду, что ты сверкнёшь своим особым мненьем,

Я верю, ты поймёшь, как ветер гнёт лозу,

Но тихнет, не сломив её сопротивленья.

Пройдут и дождь, и жизнь в этюдах на крыльце,

Я разгадаю суть твоей степной улыбки

И дам ей сил расцвесть на мировом лице,

И прелесть сохранить для будущности зыбкой.

8.

Гений

Ты сразу узнаешь его…

Тогда, средь душного безголосья

Зальются восторгами птицы в садах

И молнии свод исполосят.

Всем радостно будет внимать

Разговор без зауми и упрощений,

И видеть растущий искусный собор

Над тьмою безликих строений.

Он выльется сказкой из будней

И дней его прозорливая строчка

Столетье заставит бежать все сильней,

Пока не споткнётся о точку.

А вспыхнув последней искрою

В миру, не кончится весь, без надежды,

И будет являться тебе поутру

Волшебной загадкою прежней….

9.

Я снова возвращён Аркадии моей,

В раздолие лугов, под кроны тополей,

Где, миром позабыт и Музой обретён,

Я к тайне бытия невольно приобщён.

Для прочих солнца диск взошёл на небосклон,

А для меня возник из мрака Аполлон.

Иным щебечет птиц безликая семья,

Я слышу в ней дрозда, щегла и соловья.

У неба не прошу безоблачной судьбы,

Рождённый, как Персей, для странствий и борьбы,

Внимаю красоте и верю току дней …

Я снова возвращён Аркадии моей.

10.

Мечтатель страстный, онемел

Я от того, что вызвал словом,

Что прежде мыслию прозрел,

И что хранил в душе-кладовой.

Хранил, покуда Аполлон,

От нетерпенья полыхая,

Заоблачный покинув трон,

Не прибыл сам ко мне, играя …

И звуки лиры, как лучи,

Архивы сердца осветили;

И, вынутые из ночи,

Твои черты в строфах ожили…

А я, от чуда онемев,

Твержу беззвучную молитву:

«Среди земного роя дев

Яви её мне, Афродита».

11.

На возвращение любимой

Завтра она прилетит из Берлина,

Завтра она

Выйдет ко мне на ногах своих длинных,

Томно юна.

Солнце осеннее сделает милость,

Силы собрав,

Нас обогреет, нас опрокинет

В знойный экстаз.

Вновь заревут за спиною турбины –

Значит в полёт

Чьих-то родимых и чьих-то любимых

Взял самолёт.

Эта эпоха диктует скорее

Жить и любить.

О, как мы ловко и быстро

Умеем всё позабыть.

Как мы раздариваем обещанья,

Зная вперёд,

Что неминуемое прощанье

Все их сотрёт.

Завтра она прилетит из Берлина,

Завтра в обед

К ней понесусь на крылах голубиных,

Франтом одет.

Разве мне жить без её васильковых,

Искренних глаз!

Разве не с ней я достиг моих новых

Солнечных фраз!

Раз уж мне Фебом завещана лира,

Даден завет,

Истинный облик этого мира

Будет воспет.

Будут воспеты рассветы, закаты,

Снег и гроза,

Встречи с друзьями, великие даты,

Милой глаза…

Сколько отмерено щедростью Бога,

То обниму,

Лишь бы идти заповедной дорогой

Не одному.

Завтра она прилетит из Берлина,

Завтра совьём

Наши тела мы в объятии длинном,

Губы сольём.

12.

К старому другу

Наглец снегирь, на ветке

Зачем поёшь?

Зачем, судьба, сбежать из клетки

Мне не даёшь?

Одной тоске все дни служу я,

Одной мечте:

Что скоро дружбы поцелуем

Прильну к тебе.

О, нам давно с тобой знакома

Болезнь сердец,

Но к нам безжалостны законы

И строг Истец.

Так нашу радостную встречу,

За разом раз,

Он переносит в бесконечность

Тайком от нас.

Он рад безвинному страданью,

Он нас ведёт

Двумя отдельными путями

На эшафот…

13.

Львов

Здесь сойку, как голубя, можно

С ладони легко покормить, а когда

Устаётся с одною и тою же праведно жить…

Накличет измену карпатское солнце

И голые ноги в июльском поту

Иных уроженок, красивых донельзя,

Которые манят к себе за версту

Не выданной городу тайною сельской.

Здесь в парках сатиры и нимфы живут,

С поэтами дни коротая на лавках,

Гуляют святые у всех наяву

В потёртых столетиями камилавках.

Их видят безумцы и падают ниц,

Австрийской брусчаткою раня колени,

Под каменный хохот надтреснутых лиц,

С высоких карнизов следящих за всеми.

Здесь нищие все как один мудрецы

И чистые ведьмы торговки с базара;

За дочками здесь надзирают отцы,

Как смотрят гуцулы в ночи за отарой.

А зимы отшельников сводят с ума

Ветрами и клёкотом галок на крышах,

Да смертью, что входит цыганкой в дома

И просит с порога мороженых вишен.

14.

Юродивый мальчик по свежему снегу

шагает несмело.

Вселяет тоску и красу в моё сердце

его бесприютное тело.

И силюсь понять я шагов этих

роль и значенье,

Желая совпасть, на мгновенье хотя бы,

с божественной тенью.