"Вадим и Диана", отрывок №15
— Эть, Ать, Эва, — донеслось со стороны D. Фёдор перестал бить косу — видимо слушал. На мои закрытые веки хлынуло приятное солнечное тепло. Подул ветерок и принёс с собой аромат зверобоя.
— Эть, Ать, Эва, — оглашали окрестности первобытные звуки. Минуту спустя зазвенели колокольчики. Раздалось мычание и тогда я догадался, что это пастух скликает деревенских коров на пастбище.
— Эть, Ать, Эва. Хватит бездействовать. Хватит просить милостыню у судьбы. Хватит делать вид, что живёшь, — говорило мне это нехитрое утреннее заклинание.
«Ехать. Завтра же. Без запятых. И пусть должное свершится безупречно» — прокричал внутри меня выздоравливающий разум.
Приходилось ли вам слушать бафометовы песни, жить в эпоху всеобщего скепсиса, стоять на историческом распутье? Нет. Тогда вы совсем не знаете себя. Да. Тогда вы один из многих несчастных счастливцев, которым больше нечего приобретать и терять, а все нижеследующие рассуждения должны волновать вас настолько, насколько змею волнует судьба её старой сброшенной кожи.
Эй, младенцы с первого ряда, вам ещё не наскучил этот предсказуемый, как итог старости, спектакль? Обернитесь на галёрку. Там слышен остроумный шёпот; там, кажется, зреет настоящий заговор. Как, вы не слышите! Ах — вот она причина — вы слишком приближены к сцене. Вы почти не чувствуете разницы. Вас заманили; вам пообещали роль в фарсе «Pozitiv». А ведаете ли вы, что таит в себе это легкомысленный весельчак?
Для начала знайте, что «Pozitiv» играют тогда, когда пропадает вера в чудо. Нет, речь не идёт о колдовстве отдельно взятого мага или, что ещё менее присуще нашей скромности, о таинственных жителях иных миров. Мы имеем в виду чудо самой жизни, которое существовало и существует за границами нашей повседневной слепоты.
«Pozitiv» вне сцены (витрины, барной стойки, экрана TV) выжить не способен, ибо, споткнувшись о реальность, теряет всякую «позитивность» и мгновенно превращается в свой антипод. Это белозубое, идиотски улыбчивое, повизгивающее от сытости животное, осыпая фронду фекалиями презрения, послушно пойдёт на очередную политическую бойню истории и лишь в финале, уткнувшись слабыми рогами в последний рубеж, постигнет (идиллический вариант) истинную ценность непрожитой им жизни.
Знайте же и то, ретивые англоманствующие неофиты, что «Pozitiv», как плохо задуманный фарс, мрачнее самой ужасной трагедии, ибо, пренебрегая крайностями, он учит равнодушию.
Ну, а вы, те кто пытается говорить серьёзно в смешные времена, постарайтесь удержаться от всеобщего невесёлого смеха. Слывите чудаками, оставайтесь маргиналами, сомневайтесь… Только так и можно продолжать быть самим собой и продолжиться в Истории.
Начало века
Поезд тронулся после двухминутной стоянки. По вагону неслись зевки и посапывания. В этот ранний, насильно отобранный у ночи, час поезд вёз рабочий люд в город. Многие знали друг друга, заводили разговоры, совместно спасаясь от липнущего к лицу сна.
Я сел к окну и по ходу движения состава, но мне было не до ликований по поводу этой маленькой удачи. Всю мою, взбодрённую кофе и книжным бдением, натуру заполнила нетерпеливая сила. Она бежала в хвосте состава, упираясь плечом в последний курительный вагон; она сидела на спине локомотива, шутя раздувая серые остатки ночи; она бесилась и смеялась, вытягивая за кончик первого луча, едва пробудившееся, солнце из его восточной колыбели.
— Почта обходная! Газеты, журналы, кроссворды, детские журналы, мужское чтение … Кто ещё не приобрёл — приобретаем. Желающим перечислю, — разорвал сонный полог тонкий мужской голос.
Мой сосед, до нитки пропахший табаком и кочегаркой, улыбнулся в густые с белыми перелесками усы и
— Криминальчик имеется?
— В трёх вариантах.
— Давайте второй.
— Мне приусадебное чего-нибудь.
— На дачу, значит, путь держите?
— Ага … Надо проверить кормилицу. Ведь обнесли поди, черти косматые.
— Ну-ну … Это вполне может быть. Да вы «Зелёного лекаря» ещё полистайте.
— А есть что ли?
— Свежий, свежий … Его женщины хорошо берут. Гляньте вот.
— Тэкссс … У
— Подойдите, пожалуйста, — обратился я к озирающемуся профилю разносчика газет.
Он обернулся на плавном автомате, чиркнув костяшками правой, огруженной печатным массивом, руки по макушечным торчкам моего соседа. Тот вновь улыбнулся и сомкнул крупные рабочие пальцы в пудовый волосатый замок.
— У вас есть Газета?
— Последняя?! Нет. Да и не продавал я её никогда. Не тот контингент обслуживаю.
— Эг … кха … м, — то ли чихнул, то ли крякнул мой сосед.
— Понял вас. Благодарю.
Разносчик дёрнул уголками рта вверх и едва заметно кивнул. Мне понравились его живые глаза цвета слабого купоросного раствора; его основательное сложение с гипертрофированной мускулатурой правой (всегда рабочей) руки. Заметил я и, специально скрываемую, виноватую неловкость его движений. «Детдомовец, инвалид, спившийся и выдворенный с позором муж, вор, тюрьмою исправленный? Какой ёмкий персонаж!».
— Да и не купите больше нигде, — добавил разносчик, обернувшись через плечо, — закрыли её недавно, совсем закрыли.
— Газету? Закрыли? Как?!
— Высшей волей подишто и закрыли. Как
Мой сосед в очередной раз улыбнулся в усы и покачал сам себе головой. Напротив, по диагонали от наших сидений, двое похожих меж собой рябовато-русых паренька пили, как объяснил запах, «самопальный» спирт из пластиковой бутылки с надписью «Колокольчик». Они быстро пьянели и смеялись, подзуживая друг друга.
— Уууть … и до дна. Да закуси хоть хлебцем.
— Неа… Сам его жри. Облил чаем — вот и не суйся.
— Так с одного конца ведь только … Херли делать теперь?
— Пей давай.
— Погоди хоть конфетину найду … Еду не жравши.
— Я что ли … Эй, Романовна, дай Вовке пару «коровок».
— По мордам вам обоим надо дать. Какие из вас сегодня работники. Ох, не видит тебя, Генка, мамка твоя … Царство Небесное. Везде ведь за тебя, дурня, выбегала …
— Подавись ты, сучья пасть!
— Тьфу на вас, гадюжье семя.
Сосед мой привычно сморщился в усы, кашлянул и
— Молодёжь …