"Вадим и Диана" отрывок №16
«Закрыли … Мою Газету закрыли. Ну и что теперь? Покойся с миром свободное печатное пространство. Да здравствует торжество единообразия! Мы наш, мы новый … А может по-другому здесь и не бывает? Интересно, что по этому поводу думают Вова с Геной. Подойти прямо сейчас и спросить … Эх, мечтатель. И всё же Её закрыли. Значит теперь каждый человек на счету, каждое слово под запись, каждую мысль на рассмотрение. Наше дело левое … Диана, слышишь ли ты меня?».
Близилась санитарная зона. Народ предусмотрительно потянулся в туалетный тамбур. Примкнул к ситуативной очереди и мой сосед, а я прошёлся по вагону в противоположную сторону. Рядом с дверью дальнего тамбура, под мутным стеклом, висела «схема движения». Схема утверждала, что через несколько пустячных минут на нашем пути случиться станция Просвет. И она действительно случилась. Поезд дёрнулся и жалобно ржанул натруженным железом. Я интуитивно отыскал глазами окно. Краешек платформы, словно подножие заснеженной горы, едва проступал сквозь плотный занавес тумана. На полотне мелькали тени потенциальных пассажиров, слышались торопливые диалоги (такая кругом сделалась тишина). В этой тишине и тумане, в истеричных движениях теней за окном сквозило что-то надреальное.
Мы ждали встречного. Вскоре он содрогнул тишину приветственным рёвом, подобно дикарю, завидевшему сородича. В придорожной рощице, казавшейся
Я резко крутанулся на пятках и встретился с пустотой.
— Следующая Дыбинск! — разметал застоявшийся воздух вагона голос проводницы.
— Сколько там стоим?
— Минут сорок. Эй, работнички, все ли проснулись?! Дыбинск. Дыбинск следующая!
Послышалась суета и недовольные зевки. Кто-то очень смешно икнул. Рядом сказали:
— Господи, благослови.
— И здрасте … А вот он и я. И здрасте, — пропел фальцетом, возникший из тумана вихлявый (в дырявом кожаном френче и с поэтическим галстуком на шее, оказавшемся большим носовым платком) балагур, хлопнув в широкие, как масленичные блины, ладоши. — Будьте добры … А белый лебедь на … Ой, рыжая, опять на сносях что ли? Смотри, никому не говори, что я им папа.
— Лебедь прилетел. Уже клюнул где-то.
— Он. Палоумный.
— Пенсию, видимо, получил.
— Видимо…
— Еле добрался …весь этот туман … будь он … как снег лип (стукает по плечам ладонями, отряхивая призрачный снег). Товарищи, разрешите представиться … Мама синяя … Мама в фуражке, до Пережогина подвезёшь? Мама! Не мама?! Ну… А белый лебедь …
— Да уймись ты, в конце концов, птичья душа.
— Приветствую и вас. У тебя жена бухгалтерша. Всё цифры, цифры … А ты её обнуляешь в ночи. Что с тобой говорить. Я тебе спою лучше:
Шёл я лесом, видел чудо:
Чёрт под ёлочкой сидел.
У него глаза большие –
На ялде котёл кипел.
— А он женат ли?
— Куда ему. Просохнуть не успевает.
— Да, плохо мужику без причерёды …
— Вот и причереди его.
Раздался женский смех в два голоса.
— Верка, слышь, я
— Удачно?
— Это посмотрим. Девочка, вроде, хорошая. И к дому, и к кошельку приучена …
— Дай хоть пятачок … или прокляну. На Руси подавать — божьих детушек спасать … Строгий … Вижу … Вижу да не боюсь. Пролетарии всех стран, не расслабляйтесь. Эх, Империя, куда ж ты делася? Я в платье новое переоделася! Даа…хн…
— Лебедь, давай спиртику с нами, — разом прогорланили Вова с Геной.
— А белый ле … Затравить есть чем? Лук не предлагать … Мама унюхает … Тссс … Идёт.
— Не поите его. И так уж … Заблюёт вагон. Вам не убирать, — протрубила, шедшая мимо, проводница.
Пареньки ехидно засмеялись. Гена протянул Лебедю чайную чашку (без ручки и с обколотыми краями).
— Боже, царя храни. Сильный, державный … Эх, Империя … А тебя, кривая губа, по этапу идти. Яахххрь… Отт жидкая резина …
— Хлёбало завали.
— А белый …
— Брат-то у него сгорел в собственной квартире.
— Давно?
— В девяностые ещё. Связался с многодетной распущёнкой и понеслось …
— Понятное дело.
— Лебедь тогда киномехаником в клубе работал. В одежде франтил, бабам нравился …
— Ясно.
— А как случилось с братцем … Ну, кажись Дыбинск.
— Да …
— Дыбинск! — в последний раз рявкнула из тамбура проводница.
— Мама синяя, не оставь меня, подвези меня …
— Пойдём с нами, Лебедь. Грохнешь чайку в кандейке, продрыхнешься. Ну? — толкнул в костистое лебедево плечо Вова.
— Мне до … в Пережогино мне … Мама, кинь за так, а я в вагоне гадить не буду … Каххм… А бе …
— Выдумал. Нет и станции такой. Выводите его отсюда, пока милицию не позвала.
— Сама не знаешь … У меня брат там живёт … Пещерная женщина … А…
Рабочие дружно освобождали вагоны, стягиваясь на углу вокзала в сплошной тёмный поток. Большинство мужчин сразу же закурило. Дым смешивался с остатками тумана, в прорывах которого всё очевиднее сквозил намёк на солнечный день. В хвосте потока плелись Вова с Геной и повисшим на их плечах Лебедем. Мне запомнилась лысина последнего, походившая очертания на африканский материк — как он показан в географическом атласе.
Я спрыгнул со ступенек на платформу и огляделся. Слева на полотне копошились оранжевые пятна ремонтной бригады; чуть правее румяная лотошница споро распродавала сдобу, шаркая по асфальту большими чёрными сапогами. Пахло углём и свежими газетами, которые на моих глазах загружали в привокзальный киоск.
— У вас есть Газета?
— Не. Не завозим таких. А вы здешний?
— Как вам сказать …
— Тогда как гостю, нате вот … почитайте «Любимый город». Номер бесплатный, рекламный. Возьмите-возьмите! Куда мне их.
— Спасибо.
— Не на чем.
Сунув сомнительную прессу в широкий боковой карман саквояжа, я зашёл на дыбинский вокзал. Возникло желание выпить кофе и
— Здравствуйте, Валентин!
— О, привет…, — смущённо и несколько испуганно ответил он.
— Узнаю тебя, Валь, принимаю, и приветствую …
— Да, ты в своём стиле … Есенин.
— Стыдитесь, господин гуманитарий.
— А кто же тогда?
— Вот залезь в интернет и посмотри.
— Ладно…, — инфантильно улыбнулся он. — Ты как здесь очутился?
— Транзитно. А ты?
— У меня дела. Я теперь редактор автомобильного журнала. Вчера в Дыбинске проходила крутая московская выставка. Ну, сам понимаешь … Пригласили.
Валентин аккуратно пригубил кофе и
— Пригласили … Здорово. Я всегда ожидал от тебя чего-то такого.
— В смысле?
— Чего-то значительного, руководящего.
— Ну … Да я … Как сказать … Так вот получилось, — как будто оправдываясь пролепетал Валентин.
Тут я вспомнил собственную студенческую шутку, озвученную на одной из внеочередных — второкурсного пошиба — пирушек: «В этом юноше зодиакальный Лев загрыз годичного Тигра и подавился его костями». Женская часть сообщества понимающе захихикала.
— Однозначно рад за тебя, — ляпнул я, подспудно представляя ту сильную руку, которая руководила делами Валечки Жуева и его новой бизнес-игрушки.
— Спасибо, — произнёс он с той же инфантильной улыбочкой и по старой привычке дёрнул себя за верхнюю губу.
— А ты, если не секрет, где тусуешься?
— Тусовался. Возился с сайтом в одной малогабаритной фирмочке … Впрочем, теперь это совсем не важно. Не важно в принципе.
На этом месте наш разговор навсегда распрощался с динамикой начала. Я взял себе кофе и холодную (но от того не менее аппетитную) булку. Слегка надоевший обмен вокзальными наблюдениями наконец-то прервал скрипучий громкоговоритель, объявивший, что мой поезд очень скоро будем отправляться от платформы …
— Ты со мной?
— Нет. Я предпочитаю автобус. У меня, конечно, и автомобиль есть, но … так случилось …
— Верю. И всё же подумай о природе.
— О природе?
— Да, о ней. О той, что будет сопровождать нас до самого города. Смотри, как подготовилось для этого путешествия солнце, — я показал на огромные вокзальные окна. — Надо ценить, надо постараться совпасть и тогда …
— Извини, но я дождусь автобуса. We often even do not know what we want [5].
— Пожалуй. Но лично мне сегодня лень сомневаться. Adieu [6]!
— Подожди … Возьми мою визитку, чтобы … Ну, просто пусть будет и у тебя. Я всем раздаю, а то …
Мне показалось, что он хочет поговорить со мной, но ему мешают какие-то глубокие предрассудки, какая-то, всеми силами скрываемая, неуверенность в себе и своём праве на иную жизнь.
— Спасибо. И всё же, Валь, ты можешь прямо сейчас …
— Что могу? — в голосе Жуева страх и надежда прозвучали одновременно.
— Ты и сам знаешь … Смешно … Скажи лучше, зачем людям обязательно нужна чья-то подсказка?
— Я?!
— Ты… Пойми, я не требую от тебя философской лжи. Она дурманит, как дешёвое вино, поданное в красивой бутылке. Вспомни, как жадно мы пили её и как нас щедро потчевали ей от учебных аудиторий до богемных кабачков.
— Ты считаешь — нам просто пудрили мозги?
— И нам это нравилось.
— Нда … Но, Вадим, ты всегда относился с подозрением к каждому новому слову.
— О, Валентин, не ошибайся на мой счёт. Тогда я верил каждому междометию.
— Твой поезд сейчас отойдёт…
— Может быть — наш поезд. Едем. Поверь, это маленькое путешествие способно многое поменять.
— Мне, собственно, нечего менять …
Он проводил меня до платформы и на прощание подал свою расслабленную влажную руку. Проводница грохнула дверью тамбура. Поезд тут же тронулся. Я быстро зашёл в вагон, открыл тугую форточку крайнего окна и посмотрел против движения состава. Ссутулившийся Жуев стоял на прежнем месте и курил, теребя свободной рукой пуговицу умопомрачительно модной курточки.
Я сел на первое подвернувшееся сиденье, рядом с престарелой дамой в очках, державшей у самого носа затасканную бульварную книжонку.
— Ой. Да. Приветики. Ага … Уже отъехала.
…………………………
— Нормально. Журнал буду листать. В автобусе мест не было. Нет, ты прикинь.
…………………………
— Скукотища полная. Если бы не аська и телевизор, я бы вообще…
…………………………
— Да, завтра на работу. Рустамчика увижу. Прикинь.
…………………………
— Он? Прикол? Нет, Рустамчик — зая. Эдик рядом не стоял.
…………………………
— Времени, блин, нету совсем. После работы хочется, знаешь, тупого релакса, а он на дискотеку, в кино тащит. Он так может со своими детскими два через два … Вот Рустамчик другой. Мы с ним в Черногорие полетим …
От этой глупой телефонной болтовни, транслируемой с задних кресел, мне стало как-то особенно весело и бодро. Я энергично мотнул головой. За кожаным подзатыльником меня встретили две кристальных неморгающих синевы. Эльфийского вида девушка с диетической худобой, с размытой (одеждой, косметикой, патиной автозагара) национальностью казалась несколько старше своего природного возраста. Её обманчивый образ дразнил реальность, бесстыдно подчёркнутым во всех деталях, вымыслом. И только телефонные реплики, адресованные такой же, как она, виртуальной подруге, с грехом пополам заземляли её гиперборейскую суть.
Меня разрывало от восторга и я с большим трудом, удерживая чувственный поток в дельте бронхов, разверзся идиотской улыбкой. Божество не реагировало, но я был счастлив. Счастлив от собственной догадки и её немедленного подтверждения. Радостная сила, проявившаяся во мне благодаря сельским метаморфозам, одержимо желала излиться вовне. Она требовала деяния. Я встал. И даже не встал, а упруго скатапультировал в проход, зацепив на лету кожаную ручку саквояжа.