Длинная сигарилла шпагой порхала от одной фотографии к другой, непроизвольно сверкая малиновым остриём раскалённого пепла и оставляя в воздухе долго заживающие дымчатые порезы. Коцак увлёкся. Чёрные вихры его взбаламученной шевелюры свились по обеим сторонам головы в причудливые бугорки; воротник рубашки, и без того приподнятый по моде, вздыбился ещё выше, затвердел, подчёркивая свистящую резкость движений хозяина. Тут раздался шипящий хлопок и один из матовых светильников распластался на полу нелепым осколочным пятном…

Торопливо, словно сказочный герой, бежавший от злого волшебника, спускался я вниз по широким лестничным пролётам сталинского замка. Уже перед самым подъездом, издалека рекомендующим себя запахом сырости и старушечьего выдоха, я представил как вздрогнет за моей спиной 1937, и как громадина здания тотчас пойдёт мелкими капиллярами трещин, чтобы через долю мгновения обрушиться всей надломленной монументальностью в широкую горловину весеннего проспекта.

Правда, ничего похожего не произошло. Я благополучно вышел из холодного подъезда, смаху и глубоко вдохнув пьянящую испарину, беременного грозою воздуха.

На свободе сразу возникли и ясные мысли, и деятельная бодрость, и воспоминание о сотовом, давно молчавшем во внутреннем кармане куртки. Я удивился, что мне не звонит директор, ведь до конца второго за всю мою предшествующую жизнь отпуска оставалось каких-то полтора дня, о которых думалось с тревожным содроганием. Заявленный мною проект стоял, тогда как сроки его сдачи, движимые усилиями извечной подлости, поджимали под самое горло. Оказалось, что телефон просто-напросто выключился, поэтому мир так долго и не беспокоил одного из своих бесчисленных абонентов.

Я ткнул в кнопку «NO» и маленькое чудо случилось — устройство ответило музыкально-световой улыбкой, а через пару секунд нашло и сеть. Тут же, с интервалом в одно моргание, в мою жизнь прорвались три шустрых sms и таинственно замерцали одиннадцатью цифрами незнакомого моей телефонной книге номера. Я открыл первое из них:

«…привет!  Я вовремя и ты своб-н? по жизни  прости за … Встретимся?».

Второй текст я открывал с нетерпеливой суетностью:

«Ja odna  A ti? Ti uez#al, da? Chitay Elinek — #est`! I sumochka porvalas` lybimaja  A u tebia nos krasivij i … brovi  Ti chem-to poxo# na moego deda v molodosti».

Третий, как мне показалось, открылся совершенно самостоятельно:

« Ты в городе — я знаю. Давай встретимся в «Машуке» около семи? P. S. Приедешь?! Рената».

«Откуда она знает мой номер? Впрочем, Коцак мог сказать».

Я посмотрел на электронное табло, где тотчас сменились цифры, выставляя на всеобщее обозрение новую, никогда более неповторимую, пятьдесят шестую минуту шестого часа этого зачарованного майского дня.

Я снял деньги с карточки в ближайшем банкомате (электронном истукане, озадачившемся моей просьбой на добрых десять минут) и бодро, наполненный разрастающимся предчувствием дождя и грозы, проследовал под куполообразный навес остановки. Большинство ожидающих, как это часто бывает в русских городах, игнорировали предоставленные им государством укрытия. Дружно, точно спортсмены на спринтерском старте, скучились они у бетонной линии бордюра, по-птичьи повернув голову влево, в ожидании невидимой судейской отмашки.

Напротив остановки свежей зеленью и цветением волновались кроны небольшого сквера, копившего в своей тени разговоры подружек с колясками, пивные ссоры, прогуливающей школу молодёжи, да стрекочущие трели неумолчных дроздов.

Начинало парить. Люди вытирали пот и всё настойчивее заворачивали шеи влево. Иные счастливцы, наконец-то дождавшись сигнала, едва не выбегали на дорожное полотно, видимо полагая, что тем самым сумеют ускорить прибытие, замаячившей вдали маршрутки. Я чуть не опоздал на свою — замешкался у ларька, благодаря жуткой нерасторопности пожилой продавщицы-армянки, крикнувшей мне вслед что-то вроде: «зачем вы так быстро живёте?»

Скрипуче затворив двери, маршрутка понесла нас по одной из центральных улиц города. Мне повезло очутиться возле окна и я приготовился (пусть и не долго) любоваться дорожными случайностями природно-техногенного характера.

«Отчего мир так стремительно расползается в стороны? Отчего он так скоро меняет обличье, стараясь поскорее забыть себя прежнего? Сейчас бы сделать что-то конкретное, что-то неукоснительно достоверное и твёрдое, чтобы прозвучало, чтобы сразу стало частью этой жизни и не портились с годами. И нельзя. Оттого лишь, что и самому замыслу такого большого дела невозможно вызреть среди мелких мыслей и маленьких забот» — крутилось и крутилось в моей голове всю дорогу.

Чрево маршрутки поминутно впускало и выпрастывало из себя разноликую пассажирскую массу. Преодолев архитектурную грубость советского моста, дорога разбилась надвое и сразу повеселела, обласканная свежестью зелёного перешейка между старой частью города и дорогим изыском быстро строящегося микрорайона. По обочинам густилась молодая травка, обрызганная жёлтой радостью мать-и-мачехи вперемешку с розовыми пятнами полевого клевера. Мы въехали в ту часть города, которая уже не раз меняла свой облик, безоглядно повинуясь настроению эпохи, её очередному капризу, грозившему перерасти, но так никогда и не перераставшему, во вневременную человеческую ценность.

День необратимо взрослел вместе с движением облаков, прячущих за бугристыми спинами златоустого свидетеля хорошей погоды. Меркли, едва просохшие от младой клейкости, свежие краски мая, тщетно спасая первозданный колор в дешёвой пастели сумеречных просветов. И стрижи, точно помешанные, беспомощно утопали лезвиями крыльев в многослойном, пропитанном электричеством и влагой, небесном ватине.

Через три остановки маршрутка причалила к бордюру в районе бывшего «Парка авиастроителей». Я соскочил со ступеньки, сделал несколько шагов от дорожного полотна и растеряно уставился в перспективу аллеи, ещё лет пять назад открывавшую вид на фантасмагорический фонтан-ракету, на месте которого памятником современному зодчеству стояло теперь кафе «Машук». Уже издали было понятно, что несмотря на середину дня публикой заведение не обижено: на парковке стояли четыре иномарки и два скоростных велосипеда. По мере приближения к витиеватому фасаду «Машука» я начал усиленно перебирать в голове возможные варианты нашего с Ренатой разговора и каждый раз застопоривался на слове «Привет!».