Я боюсь: «трупная» проза Кирилла Кобрина
…Автор этой необычной книги детективных сюжетов умеет удивить, и золотой движок его машины текстов всегда выдавал на гора высококачественный «европейский» продукт — будь то кулинарная сага «Путешествие на край тарелки» или бесконечные «Письма о русской поэзии», написанные другу в далекий Мельбурн.
Вот и в неожиданных «Одиннадцати пражских трупах» Кирилл Кобрин не просто описывает будни своего героя — русского эмигранта родом из советского прошлого, зарабатывающего в Чехии то ли написанием некрологов, то ли систематизацией иезуитских архивов — он даже здесь, в очередной из новелл, сочиняет роман в романе. (То что это роман в новеллах объяснится скоро и успешно). «Он достал записную книжку и принялся делать заметки, — сообщают нам о досуге героя. — На исходе второго блокнота он понял, что сочинил целых две главы настоящего романа».
О чем роман, спросите? Как всегда, экзотический, ориентальный по жанру и колониальный по исполнению. Сам автор именно в таком амплуа и пишет: вроде бы без отрыва от производства, редактируя журнал «Неприкосновенный запас», а на
Вот и Слава Курицын, помнится, так же мастерски ностальгировал в своем «Месяце Аркашоне», подписанном Андреем Тургеневым. Но это во Франции, там тепло, а тут? Тоже неплохо, конечно, но романы сочиняются не о танцорах на площади, как у упомянутого критика. Автора-героя в «Одиннадцати пражских трупов» другое беспокоит. «А что, если Бен Ладен действительно прячется где-то здесь, в сонной неказистой стране, где никому в голову не придет искать предводителя вселенского джихада? — пишет он свой роман, сидя за столиком в кафе. — Он начал сочинять последовательность событий, которая могла бы привести Бен Ладена в жалкую комнатушку здешней пакистанской забегаловки, и очнулся только тогда, когда почти вся цепь была выстроена. Итак, все началось еще за год до рокового 11 сентября…»
Ну, и цифры, как видите в книге и жизни совпадают. Одиннадцать трупов, одиннадцатое сентября. Ведь игры с реальностью никто не отменял, зеркала отображают то, что им хочется, и самого автора часто называют «русским Борхесом», а по другой версии — создателем «европейского русского эссеизма». На этот раз перед нами одиннадцать трагических историй, то есть почти дюжина детективных новелл с двойным дном, заводным ключом и не менее бойкой моралью — о приключениях в Праге русского эмигранта новейших, то есть, наших с вами времен. Не профессионала сыскного дела, не частного детектива и не ищейки по призванию, а просто записного интеллектуала, аналитика, внимательного наблюдателя за календарем природы — отношений, и вообще.
Здесь есть арт-преступление, как в альбоме Дэвида Боуи, столь любимого автором, есть изысканная, словно японское трехстишье, исчезновение героя в никуда, оказавшееся банальным трюком сродни переходу советской границы на коровьих копытах, а не восточной каллиграфии на снегу. Наконец, здесь немало просто забавных историй об известных героях современности. Впрочем, известны они по умолчанию — художник, испоганивший в музее «чернуху Малевича», и другой, кусавший Америку, как его малоизвестный, опять-таки, предтеча — много лет тому назад.
«Дело в том, что Барбоса никто никогда не видел, — не оставляет герою шанса на славу автор книги. — На перформансах он всегда появлялся в комбинезоне из собачьих шкур, в маске, изображавшей потешного полкана-опричника, голоса его тоже не слышали, ибо художник не говорил, а лаял. В Австрии Барбоса окрестили «Шавка Икс», а в Британии «русским Бэнкси». Впрочем, псиное мелошоу довольно быстро всем прискучило, и Барбос исчез».
Книга Кирилла Кобрина никоим образом не исчезнет в пене дней и тумане концептуальной литературы, герои которой желают, «чтобы Бог тебя разорвал изнутри на куски». Она успешно продается в Англии, и теперь вот ближе, гораздо ближе, будучи издана харьковским издательством «Фабула» сразу на двух «славянских» языках.
Кирил Кобрин. Одиннадцать пражских трупов. — Х.: Фабула, 2016. — 240 с.