Из синей бездны будущего, или Господа гуляют
…Иногда «рыночную» суть подобной интеллектуальной прозы маркируют удобным лейблом «исторический детектив». Хотя для Украины это почти впервые, к тому же, авторы (собственно, писательский дуэт) хорошо известны по иного рода нетривиальному чтиву. Исторические и
В узких кругах об их письме говорят «плотная» проза с «тесными» связями с классикой жанра. Но это профессиональная точка зрения, а народная, так сказать, подтверждена читательским кошельком. Климовы — читаемые и продаваемые писатели. И действительно, в «Моей сумасшедшей», словно в лучших книгах Андрея Битова и Дэна Брауна, кроме интриги, присутствует ее «жизненная» подоплека, темперированная недюжинными знаниями материала. Так сказать, изнанка жанра, в которую тянет заглянуть, поскольку не каждому такой багаж по плечу.
Ведь такого напряженного ритма, как в романе Светланы и Андрея Климовых, синкопированного трагическими сценами из истории украинской советской литературы вроде самоубийства Мыколы Хвылевого (в романе — Петра Хорунжего), вокруг которого закручена интрига, давно не случалось в размеренной библиографии Расстрелянного Возрождения. «Омытая революцией, — так заканчивал он памфлет, — Украина глядит на нас из синей бездны будущего и зовет туда, в звездный Вифлеем… И что бы ни случилось — она неудержимо надвигается на нас…»
В этом лирическом эпосе с элементами мистического триллера перед нами проносится лихая кавалькада знаковых фигур 1920-30-х гг., разгадываются оборванные на полуслове тайны, описываются пьянки-гулянки литературной братии, цеховые, семейные и прочие причинно-следственные связи, сгоревшие в жаркой репрессивной метели. Но настоящее будущее — оно не такое, о чем поведает нам неизвестная рукопись Хвылевого, хранящаяся в его таинственном чемоданчике. «Там стояли те, кого она хорошо знала,- тесная кучка, и с ними Казимир Валер, художник. Она не могла не узнать эту худощавую сутулую спину, прямые плечи, длинные легкие волосы, хрипловатый, полный насмешки, голос. Руки его летали — как всегда, когда он был нетрезв… Впрочем, Казимира она видела трезвым всего однажды — это было… задолго до Балия».
И происходит эта «харьковская» романная мистерия на фоне знакомых из хрестоматийной классики литературных ландшафтов: Сумская улица, театр «Березиль», опустевший дом «Слово». И лаконично, искусными штрихами изображен безумный трагический банкет писательской братии в начале 1930-х годов как реакции на страх перед неминуемыми политическими репрессиями. «Иосиф Гаркуша, сидевший рядом, рассмеялся, а Хорунжий, которому волны хмеля то подбрасывали ни с чем не сообразные видения, то откатывались, возвращая к реальности, буркнул под нос, морщась: «Х-хос-спода гуляют!…»