Create post

Нацбест за дурдом

Igor Lukashenok

…Еще до того момента, как роман «F20» Анны Козловой получил «Нацбест», то и дело попадались восторженные отклики мужчин, читающих эту прозу. Мол, понравилось, пойду дочитывать. А сам книжки про Америку издает. Чего ж ты ее не напечатал, если нравится, а выпустило Козлову совсем другое издательство. После подумалось, а вдруг это ревность, а мужчина этот следующую книжку обязательно издаст. Найдет счастливую Москву, узнает, с кем она спала, и предложит свои услуги. Полиграфические, естественно, хоть и отчаянно краснея. Сам-то еще не старый.

Анна Козлова. F20. — М.: РИПОЛ классик, 2016. — 240 с. — (Символы эпохи. Проза толстых литературных журналов)

Анна Козлова. F20. — М.: РИПОЛ классик, 2016. — 240 с. — (Символы эпохи. Проза толстых литературных журналов)

А после еще подумалось, что да ну к черту, какая краска. Пускай даже на лице. Все ведь знают, что о Козловой времен ее «Изобретения удочки» говорили, мол, «лидер шок-литературы» — она еще тогда о сексе писала, когда ее героиня с арабом жила и две бутылки водки в день выпивала. Самое то для этого дела, кстати, хоть ночью, хоть с утра.

Да, так вот, в новом романе «об этом» тоже есть, и, наверное, именно поэтому он и нравится мужчинам. Женщинам, кстати, тоже, но они больше лицу победительницы «Нацбеста» радуются — радостному, улыбающемуся. Все–таки, и признание в очередной раз, и миллион денег как-никак, можно теперь у случайных мужчин не издаваться.

Ведь на самом-то деле, тема эта не может понравиться, понимаете? Не за это автора полюбить можно. Да, есть в ней «про это», но отдать бы его, как Саша Соколов — изюм черни, а самому сесть на кухне и поговорить. О чем? Да о том, что не пишут нынче с таким драйвом о душевных болезнях. Что все это страшно, и писать об этом надо, и если не в таком виде, то и не заинтересуется никто судьбой девочек в обществе победившей медицины — злобно ухмыляющейся, как всегда преступной… «А там меня ждет галоперидол. Галочка, — сообщает малолетняя героиня. — От него глаза закатываются вовнутрь, зубы стучат, и ты не можешь остановить их, чтобы они не стучали, у тебя текут слюни, а руки трясутся так, словно ты стоишь в тамбуре несущегося на всех парах поезда. Но самое ужасное даже не в этом, а в том, что, когда тебе перестают давать гал, ты окончательно сходишь с ума. Тебе так плохо, что лучше выброситься из окна. Что многие, кстати, и делают».

И вот, значит, дилемма, о которой пишет Козлова. Можно, конечно, без лекарств, потому что с ними вот как бывает: «Если раньше мой мозг клокотал, картинки сменялись с бешеной скоростью, мысли прыгали, раз в полминуты скатываясь на обобщенный, ничейный член, то после приема азалептина все это как будто стерли ластиком». Вспомнишь тут классика с его мечущимся океаном над головой, Александра Федоровича Керенского, которому автор предлагает очки за полтинник, чтобы тот рассмотрел веснушки на чухонском лице фрекен Кирсти.

Да и рассматривать в таком состоянии, в котором оказываются дети-овощи из книжки Козловой, особо нечего. Профессию с таким диагнозом не получишь, а в армию чтобы откосить — так девочки в нее не ходят. А куда ходят девочки в этом романе? Например, к мальчику за сексом на соседней даче. С другой стороны, если подумать, то и романа бы не было, если бы не существовало проблемы. И более того, никакой литературы — от Гоголя и Достоевского до Джойса и Берроуза — тоже бы не было. Не говоря уже о Козловой. Поскольку, как напоминает ее героиня, «смысл нейролептиков именно в этом». Отказать воображению, отменить океан над головой, надеть очки, противогаз и костюм химзащиты в горошек… «Не дать шизофренику развить никакую мысль, — уточняют в романе. — Потому что мы хватаемся за мысли, мы обдумываем даже то, что у нормальных людей доведено до автоматизма, и однажды мы так глубоко зарываемся в собственное подсознание, что оно начинает с нами говорить».

Это, в принципе, и есть прекрасная болезнь литературы, а не любовь к ней, как принято думать. Жестоко, конечно, и убыточно — жертвовать собой ради высокой цели написать книжку, которую, может быть, когда-нибудь оценит фрекен Кирсти, поправив пенсне и выведя веснушки скипидаром. Но разве не этому нас учит история, в том числе литературы — написать самому, чтобы другим неповадно было?



Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Igor Lukashenok

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About