Лина Медведева перевела книгу Квентина Мейясу «После конечности. Эссе о необходимости контингентности» еще несколько лет назад, но по различным причинам этот перевод никак не удавалось опубликовать. Тем не менее, относительно недавно издательством «Кабинетный ученый» наконец-то был издан русский перевод работы. Однако в русском издании почему-то отсутствует короткое предисловие Алена Бадью, которое было как во французском, так и в английском издании. Это маленькое упущение я и решил исправить.
I
Цель серии «The Philosophical Order» [1] не только в том, чтобы публиковать продуманные и законченные произведения современной философии или уникальные философские документы из каждой эпохи, но также эссе, в которых можно обнаружить ощущение чего-то нового — тексты, которые отвечают на вопрос: «Какую рану я пытаюсь вылечить, какую занозу я пытаюсь извлечь из тела бытия, когда я становлюсь тем, кого называют «философом»?» Может быть философ, как утверждал Бергсон, все время развивает одну идею. В любом случае, нет никаких сомнений, что философ рождается одним единственным вопросом, вопросом, который возникает на пересечении мысли и жизни в определенный момент молодости философа; вопрос, на который необходимо найти ответ любой ценой. Вот категория, к которой мы должны отнести книгу Квентина Мейясу.
II
Это короткое эссе, которое является частью действительно значимого философского (или «спекулятивного», если использовать словарь самого автора) предприятия, возвращается к корню проблемы, которая послужила толчком для кантовской критической философии; проблема, которая, через решение предложенное Кантом, можно сказать, расколола историю мысли надвое. Эта проблема, которую наиболее явно сформулировал Юм, относится к необходимости законов природы. Откуда же возникает эта предполагаемая необходимость, учитывая, что чувственный опыт, который является источником всего, что мы знаем или, как мы думаем, знаем о мире, тем не менее, не дает нам никаких гарантий этого?
Ответ Канта, как известно, совпадает с ответом Юма, глася, что все, что мы знаем, приходит к нам из опыта. Тем не менее, Кант отстаивает необходимость законов природы, чью математическую форму и соответствие эмпирическим наблюдениям мы знаем со времен Ньютона, заключая, что раз эта необходимость не может возникнуть из нашего чувственного восприятия, она должна иметь иной источник: в конституирующей активности универсального субъекта, который Кант называет «трансцендентальным субъектом». Это различие между эмпирической восприимчивостью и трансцендентальным законом, по-видимому, является обязательной основой любой современной мысли и, в частности, для любой попытки мыслить природу «модальностей» вроде необходимости и контингентности. Последняя все еще является объектом делезианских и фуконианских размышлений. Но это также лежит в основе различия, которое является фундаментальным для Карнапа и аналитической традиции, различия между формальными и эмпирическими науками.
Квентин Мейясу с невероятной силой демонстрирует, как другая интерпретация проблемы Юма — та, которая оказалось закрытой, несмотря на то, что она более «естественна» — ведет к совершенно другому решению. Как и Кант, Мейясу сохраняет необходимость, включая логическую необходимость. Но как Юм, он утверждает, что нет никакого приемлемого основания для необходимости законов природы.
Доказательство Мейясу — и это действительно доказательство — показывает, что есть только одна вещь, которая является абсолютно необходимой: то, что законы природы контингентны. Эта абсолютно новая связь между противоположными модальностями ставит мысль в совершенно другое отношение с опытом мира; отношение, которое одновременно отменяет «детерминистские» притязания классической метафизики, точно так же как и «критическое» разделение эмпирического и трансцендентального.
Затем Квентин Мейясу продолжает рассматривать некоторые последствия своего возвращения к фундаментальной проблеме («что я могу знать?») в отношении двух других проблем: «что я должен делать?» и «на что я могу надеяться?» Именно это, находящееся за пределами конечного, разворачивается для современных мыслителей.
Не будет преувеличением сказать, что Квентин Мейясу открыл новый путь в истории философии, которая до сих пор воспринималась как история того, что можно знать; путь, который обходит кантовское каноническое разделение на «догматизм», «скептицизм» и «критику». Да, есть абсолютная логическая необходимость. Да, есть радикальная контингентность. Да, мы можем мыслить о том, что есть и это мышление никоим образом не зависит от предположительно конституирующего субъекта.
Эта примечательная «критика Критики» представлена здесь без прикрас, прорываясь прямо к самой сути дела в очень прозрачном и аргументативном стиле. Это позволяет мысли вновь повернуться в сторону абсолюта, а не в сторону разрозненных частей и отношений, в которых мы самодовольно нежимся, пока «возвращение религиозного» снабжает нас добавкой фиктивной духовности.
______________________________________________________________________________
[1] The Philosophical Order (L’ordre philosophique) — название серии книг, одним из редакторов которой является Бадью. Именно в рамках этой серии книга Мейясу была впервые издана в Éditions du Seuil.
