Ахматова. Поэма без героя | Демидова, Серебренников
DEUS CONSERVAT OMNIA
Бог сохраняет все
Любой, кто хоть немного знаком с Петербургом, подвертит, что там находится один из лучших в России именных музеев ‑— музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме. Именно на его фасаде размещен этот девиз рода Шереметьевых, который сопутствовал Анне Андреевне всю ее страшную жизнь. Именно там, после сильной и пронзительной, но при это предельно дружелюбной и современной экспозиции, аудиогид укажет вам подойти к окну, выглянуть в него, и увидеть в уютном внутреннем дворе скамейку. На ней каждый день дежурил НКВДшник, чтобы следить кто приходит в дом известной по всему миру поэтессы. Анна Андревна писала, что он сидит там и ждет пока она пройдет к окну только для того, чтобы проверить повесилась ли уже она после расстрела первого мужа, ареста и смерти в лагере второго и скитавшегося более 10 лет по лагерям единственного сына, лишившись самых близких и ценных людей, или еще нет.
Я знаю, что некоторые считают творчество Ахматовой слишком эмоциональным, избыточно сентиментальным, но ее поэзию нельзя воспринимать вне ее судьбы. А судьба — сама по себе стала символом кровавой эпохи. Эпохи, когда «жили в страхе по ту сторону ада и растили детей для плахи, застенка и тюрьмы». Никто не может знать какой гордостью, несломленностью и каким характером (пусть сложным, разумеется сложным!) надо обладать, чтобы не сломаться, не сдаться и продолжать так честно и пронзительно описывать все ужасы времени и личные трагедии, вновь и вновь возвращая себя в них. Если для другой всем известной поэтессы подвигом было умереть, то для Ахматовой — жить.
Поэтому совершенно невозможно представить, чтобы образ Ахматовой возник в театре или кино. Ее наследие — слишком правда (чем и пугает/отталкивает некоторых). Ее нельзя и ни за что не нужно «играть». И так бы она и оставалась запертой на бумаге, если бы не могущественная Алла Демидова.
Алла Сергеевна — не просто актриса. Она — царица Тамара сцены, ее мельчайшие жесты значительны, ее малейший мимолетный взгляд подчиняющий. Она — возможно последняя русская аристократка. Уникальная представительница той самой интеллигенции (без подтекста), которая является нравственным и мотивирующим примером. Никогда за всю жизнь (даже в 90-е, когда многие коллеги поддались на соблазны), ей не изменял вкус. Ее стать, достоинство, мудрый взгляд — с первого взгляда заставят любого стеснительно поежиться.
Режиссеру Кириллу Серебренникову оставалось только огранить ее, что он и сделал с пиететом, почтением, плохо скрываемой любовью и большой благодарностью за серьезное участие Аллы Сергеевны в его творческой биографии. Серебренникова тут не всегда можно узнать. Знаете как часто говорят обыватели в живописи про экспрессионистов или авангардистов: пусть сначала традиционно рисовать научатся, а потом делают, что хотят. Здесь Серебренников показывает насколько легко и виртуозно он умеет рисовать «традиционно». Минимальные средства, лаконичные, но многозначительные декорации: вместо сцены огромная черная звезда (что «прямо мне в глаза глядит и скорой гибелью грозит»), вся пронзенная стальными штырями, которые трансформируются в поминальные свечи. Фантастически стильная постановка, где главный бриллиант — Алла Демидова в сдержанном черном платье с маленькой серебристой брошью. И много, много зеркал и их отражений, разносящихся по кирпичным стенам зала Гоголь-центра. Это обилие зеркал продуцирует бесчисленных двойников, разгадыванию которых в Ахматовской «Поэме без героя» Алла Сергеевна посвятила целую совершенно блистательную книгу «Ахматовские зеркала» (прочтите, если еще нет, обязательно). Монохромная, богатая и крайне эстетична картинка.
Я бы тут же хотел сказать, что это — спектакль-летопись. Что несмотря на еще трех человек на сцене, это — гарантированно моноспектакль в жанре почти документа. Что у него невероятная форма: он начинается в зрительном зале, где Демидова на расстоянии вытянутой руки начинает с рассказа о своем личном отношении к Ахматовой (где поверьте много инсайтов и значимых имен), и постепенно действие перетекает на сцену, насыщается, минимум три раза погружая весь зал в катарсис и приводя его в полное исступление в финале. Что спектакль блистательно сочинен, зациклен, начинаясь и заканчиваясь одной и той же фразой. Что в нем выдающиеся музыканты, саунд и работа со звучащим. Что здесь совершенно бесподобный видео-дизайн. В конце концов я бы просто хотел нескромно сказать, что этот спектакль — один из лучших моно (недавно как раз спрашивали) и даже не моно, что я видел.
Но я так сказать не могу.
Потому, что провалиться мне на этом самом месте, если это — спектакль. Это — не спектакль. Это — спиритический сеанс. Вкус и мудрость Демидой и то, что Ахматову нельзя сыграть, помните? Так вот никто и не пытается. Вместо этого в зал призывается ее эпоха, ее город, ее двойники и наконец она сама. Я убежден, что это надо записывать, транслировать по центральным каналам, поскольку здесь есть сильный просветительский и воспитательный эффект. Искренне надеюсь, что это когда-нибудь будет сделано, но, как и на любом спиритическом сеансе, ничто не передаст происходящей в зале ворожбы. На видео ее можно только задукоментировать. Ощутить — нет.
Гарантированно надо караулить, идти и смотреть — вне зависимости от симпатий или антипатий к Ахматовой, Демидовой, Серебренникову или Гоголь-центру (да, вот такая ирония). Это именно тот уникальный случай, когда никаких денег жалеть нельзя.
После спектакля я шел до площади курского вокзала 45 минут. Любой, кто хоть раз был в этом районе скажет, что идти там максимум 10. Просто я не мог вспомнить как ходить. Мимо меня проносился улей города, жужжали другие зрители, в кармане постоянно гудел телефон, а я никак не мог собраться и вернуться в мир. Это редкий эффект того самого пролонгированного действия, когда увиденное уходит из зала вместе с тобой и не отпускает очень долго. Сейчас я убежден, что не отпустит никогда. И конечно я продолжу свои путешествия по спектаклям, но уже чуть аккуратнее, поскольку любая встреча с явлением подобной силы может стать последней. Мое сердце не выдержит, точно не выдержит.
А пока я, едва передвигая ноги, плелся по городу, смотрел на обновленные фасады, на ускоряющееся время, на развивающиеся технологии, ко мне приходило тягостное осознание, что под этими фасадами остается все та же суть. Все те же Ахматовские воля, гордость и достоинство (как в Демидовой и Серебренникове). И все та же сидящая под окном на скамейке гниль (как в тех, кто сейчас затевает все эти жуткие процессы).
Кто говорил, что Бог должен быть справедлив?
Бог сохраняет все
DEUS CONSERVAT OMNIA