Ликующая гопота

или что значит быть человеком?

Сейчас в это сложно поверить, но написанная в 1925-м году повесть «Собачье сердце» была впервые издана в 1987-м году — через 47 лет после смерти автора.

К этому моменту ее прочел уже абсолютно каждый — с 1960-х изъятая при обыске еще в 1926-м году рукопись активно распространялась самиздатом.

На чтении рукописи за закрытыми дверями в Газетном переулке в Москве во время очередного «собрания литераторов» агент политуправления вынес следующий вердикт:

«такие вещи […] намного опаснее бесполезно-безвредных выступлений литераторов 101-го сорта на заседаниях «Всероссийского Союза Поэтов».»

И в это верится уже гораздо легче, поскольку повесть содержала острую политическую сатиру и практически открытые намёки на ряд политических персон того времени.

Превращение собаки в человека путем пересадки части мозга — стало метафорой «русской революции» и «пробуждения» социального сознания пролетариата. Шариков традиционно воспринимается как аллегорический образ люмпен-пролетариата, неожиданно для себя получившего большое количество прав и свобод, но быстро обнаружившего эгоистические интересы и способность предавать и уничтожать как себе подобных, так и тех, кто наделил их этими правами.

Более того, собачьи «мозги» пересаживают в свежий труп некоего уголовника Клима Чугункина. И тут уже проступает явная параллель между Чугункиным и другой всем известной фигурой с «железной» фамилией-псевдонимом. Многие даже шли дальше и выводили полный пантеон политической элиты страны: Шариков-Чугункин — Сталин, проф. Преображенский — Ленин (ПРЕОБРАзивший страну), его ассистент доктор Борменталь, постоянно конфликтующий с Шариковым — Троцкий (Бронштейн), Швондер — Каменев, ассистентка Зина — Зиновьев, Дарья — Дзержинский и так далее.

Вне зависимости от того, насколько конкретно именно такие аллюзии Булгаков закладывал в свое произведение, одно бесспорно — написанное в 1925-м году «Собачье сердце», даже несмотря на свой искусственно «хороший» финал, предсказало массовые репрессии 1930-х годов.

И вот в октябре 2017-го года, спустя каких-то 30 лет после первой публикации повести, режиссер Максим Диденко​ берется поставить это произведение в небольшом стильном и очень уютном петербургском театре «Приют Комедианта​».

Заученный наизусть и разобранный на цитаты текст Булгакова здесь, сократившись в десятки раз, безошибочно транслирует сюжетную канву повести. Все, кому по какой-то причине не удалось прочитать, могут чувствовать себя более чем спокойно. Скорее всего, они жадно проглотят повесть после спектакля.

Первый акт погружает в мир неравного противодействия интеллигентской элиты и «поднявшегося с колен» большинства. Подобно тому, как в повести многие события пересказываются в сухой репортажной форме, одна картина сменяет другую, ретроспективно знакомя зрителя с событиями. Самим «очеловечиванием» бродячего пса Шарика лишь завершится первая половина спектакля. Тот, «кто был никем и стал вдруг всем», хамовато выгонит публику в антракт.

Второе же действие через Шарикова уже будет рисовать отчетливый портрет люмпенизации общества.

Столь подробный, близкий к тексту пересказ сюжета для Диденко весьма непривычный, но прелесть спектакля в том, что его «дьявол кроется в деталях».

С помощью драматурга Константина Федорова, режиссер обостряет тему почувствовавшего свою силу люмпен-большинства и переносит ее в ландшафт сегодняшней России. Можно не читать книг, можно не изучать культуру, можно вообще ничего не делать и мало о чем думать. «В чем сила брат?». «А сила в большинстве! Кого больше, тот и сильней».

Текст в переработке Федорова начинает сверкать нюансами современности. Вот герои спорят о феминитивах. Вот рассуждают, а есть ли разница где именно человеку принимать пищу. Вот еще вчерашний бродячий пес сегодня признается человеком первого сорта только потому, что это кому-то выгодно. А вот этот натасканный пес готов раздирать все на своем пути — от своего «создателя» до тех, кто наделил его «властью» и осознанием собственной значимости.

Такая актуализация в наших сегодняшних реалиях, где власть стала полностью игнорировать интересы заново формирующейся интеллигенции, креативного класса, малого бизнеса, ища поддержку в самых низких слоях общества, разговаривая с ними «на одном языке» про «медведей с выдернутыми когтями» и прочими «мочить в сортирах», оживает с новой зловещестью.

Своим спектаклем Диденко и Федоров ставят перед залом вопрос: «С кем вы дорогие зрители?». «С дрессируемой ликующей гопотой? Или с рефлексирующей интеллигенцией?». Вопрос ставится прямо, без подтекстов. В какой-то моментов артисты буквально начинают обращаться в зал: то сканирующе осматривая собравшуюся публику, то камерой транслируя изображение зала на сцену, обращаясь к отдельным зрителям с вопросом «Говорящую собачку любопытно поглядеть?»

По сути же новый спектакль почти манифестно напоминает, что никакого выбора уже нет. Ты либо с «нашими», либо с «вашими». Попытка «ни тем, ни другим» или напротив «и нашим, и вашим» — лишь эгоистичное рассеивание — не больше.

Примечательно, однако, что «наши» и «ваши» тут противопоставлены не по политическим убеждениям и пристрастиям. Обе стороны поляризованного общества бросаются в крайности, никто не гнушается привлечь на свою сторону «люмпенов». И вне зависимости от того, какая сторона окажется более продуктивной, этот процесс даже не люмпенизации, а именно наделения люмпена ощущением своей значительности — неконтролируемая сила, которая в конечном счете погребет под собой любые идеалы.

Все политические ценности, разница идеологий, пропаганда — лишь пересадка фрагментов мозга. А что делать с сердцем? Если оно «собачье», то никакого очеловечивания в конечном итоге не случится. Начнется полный «Абырвалг» "8 раз подряд". Ликование внезапно «ставшей всем» гопоты, почувствовавшей себя большинством — одинаково страшно под какими бы знаменами оно не происходило.

Новое «пророчество» звучит не менее убедительно, чем и в литературном оригинале, и транслирует ощущение страшного даже сильнее, чем обильные хоррор-сцены постановки.

Но несмотря на то, что основной акцент спектакля приходится именно на острый и пугающе актуальный пересказ повести, постановщики как-бы мимоходом обращаются и затрагивают другие культурные пласты и подтексты «Собачьего сердца».

Знаменитый, стилизованный под старину «сепией», фильм Бортко, здесь обыгрывается постоянными черно-белыми прямыми трансляциями происходящего на сцене прямо на всю декорацию спектакля. Здесь нет той «игры» с киноисточником, которую мы наблюдали в «Цирке». Кинематографическая скатерть лишь накрывает Булгаковский текст — давая ассоциативную пищу для размышлений тем, кто познакомился с произведением не через буквы, а через мигающие на экране картинки.

Более того, этот видео-компонент грандиозно усиливает очень эстетичную декорацию от Гали Солодовниковой​. Зал театра — маленький, сценическое пространство — просто крошечное. Находясь в первых пяти рядах (из всего 16-ти) вы почти буквально сидите на сцене среди артистов. А видеовставки происходящего, как на сцене, так и за ее пределами, это пространство расширяют, придают событиям необходимый масштаб и глубину. Грозная «операционная» комната покрывается одним слоем за другим, преподносит разные планы, и «ограниченность» зала трансформируется в ощущение вовлеченности, погружения.

Одна из таких транслирующих камер закреплена прямо в наморднике «пса». И наблюдая за событиями на сцене, мы весь первый акт поверх всей декорации и актеров видим как этот мир выглядит глазами двигающейся на четвереньках бродячей собаки. Такой простой ход оказывается очень сильным по воздействию. Несмотря на свою «пророчественность», ни пьеса, ни ее свежее современное прочтение, ответов на вопрос «как избежать трагедии?» не предлагают. Предлагает же его именно эта камера в наморднике. Посмотрите как выглядит ваш мир глазами тех, кто чувствует себя никем. Может быть надо что-то сделать, чтобы они переставали себя так чувствовать? И тогда, возможно, когда они случайно и надрессировано «станут всем», трагических последствий будет немного меньше?

Сами движения здесь остроумно продуманы. Метаморфоза собаки в человека дало обширную фактуру хореографу Владимиру Варнаве. Пластика четвероногого, вставшего на задние лапы, существа проходит эволюционное развитие с первой до последней секунды спектакля. Остальным персонажам остается лишь выполнять роль поддерживающего миманса.

Но ключевой находкой постановки становится сова.

В повести ей отводилось места немного: чучело располагалось в кабинете профессора, где «свет заливал целую бездну предметов, из которых самым занятным оказалась громадная сова, сидящая на стене на суку». В спектакле же драматург Федоров выводит ей центральное положение. Сова эта жутко бесила очеловечившегося пса: «а сова эта дрянь… Наглая». Он был ей почти одержим: «то сова с глупыми желтыми глазами выскакивала в сонном видении».

В конце концов Шариков решил эту сову «разъяснить».

Конечно, глаз драматурга не мог не зацепиться за столь редко сейчас встречающееся употребление глагола «разъяснять» в значении «разоблачать достоинства и авторитет, кажущиеся мнимыми и ложными». «Лица, которых, я уверена, мы еще разъясним, вас следовало бы арестовать» — встретится также на страницах повести.

В итоге сова становится центральной фигурой, своего рода рассказчиком, который «разъясняет» в уже привычном современному зрителю понимании ощущения героев.

Самым же главным планом спектакля становится то, что вся постановка отдается во власти музыки. На этот раз композитором выступил Vladimir Rannev​, который полностью подчинил себе всю драматическую сторону спектакля, по сути превратив его в оперу. Все декламации актеров стали речитативами, происходящими на фоне гнетущих обертонов «операционной». Все душевные состояния, ощущения и переживания героев «разъясняются» развернутыми ариями.

В результате влияния крупного академического композитора из спектакля улетучились как «драма», так и «мюзикл», отсутствуют отголоски осовремененности и в аранжировках, и слушать этот спектакль не менее интересно, чем его смотреть. Обостренная, актуализированная история благодаря Ранневу превращается во вневременной аполог.

Очень неожиданный спектакль, во многом для сложившейся команды Диденко неординарный. Прямой, серьезный, сильный и масштабный. Настолько масштабный, что преодолевает и ограниченность пространства и ограниченность по времени (всего 2 часа с антрактом).

Шариков на это ничего не ответил Филиппу Филипповичу, а поднял рюмку и произнес:

— Ну, желаю, чтобы все…

Вот и я желаю, чтобы все!

Показов в марте-апреле поставили много.

Билеты (от 600₽) в изобилии доступны тут:

http://www.pkteatr.ru/performances/sobache-serdtse/#tickets

Но долго не думайте!

Это один из бестселлеров театра! ;)

___________

Источник материала, фото, видео и комментарии:

https://www.facebook.com/inner.emigrant/posts/398788477236728

Самые свежие обзоры и обсуждения театральных и музыкальных событий всегда первыми в Facebook:

https://www.facebook.com/inner.emigrant