Фольклорист Александр Маточкин о сохранении песенной культуры и новой жизни традиций.

Этот материал был впервые опубликован на английском языке на сайте Inrussia.com.

Маточкин родился в городе Североморске. Во времена своего детства, ничто не связывало его с фольклором, как и не было у него миссии вернуть самобытной песне, былине или сказанию место в современном мире.

В семье Маточкина не было традиционного воспитания, как его не было ни у кого на закате Советского Союза. Зато отец Александра, по профессии электрик, был меломаном, поэтому в доме всегда было много пластинок советской эстрады, джаза, рок-музыки, классики, а в конце 80-х стали появляться и записи советской подпольной сцены. Но домашняя музыкальная коллекция отца не сформировала предпочтения Маточкина, скорее она дала ему понимание, что есть что-то еще, о чем ему только предстоит узнать. Эстрадная музыка вызывала ни что иное как “культурный голод”, который он стремился утолить.

«У меня были подозрения, что есть какая-то иная песенная культура, своеобразная, поэтому начал копать корни» — так Маточкин описывает свой внутренний импульс, который подтолкнул его к изучению фольклора.

В 1995 году он переезжает на учебу в Санкт-Петербург, поступает на филфак, где и начинает изучать фольклор. В середине 90-х он продолжает собирать по крупице, все то, что хоть как-то имело отношение к традиционной песне. Используя магнитофон, он записывал редкие для того времени отрывки песен, которые проникали на радио и фрагменты музыкальных произведений, которые иногда попадались в телеэфире.

“Все собирал из воздуха, какими-то капельками. Но все–таки через книжки, через телевидение, через фильмы что-то проникало" - вспоминает он о своем прошлом.

В 1998 году Маточкин присоединился к ансамблю фольклорной песни, самому старейшему в Петербурге. Это был по-настоящему переломный момент в жизни, когда информация, которую он так давно искал, начала поступать к нему сама. Наконец-то он получил огромное количество материала, который начал безостановочно изучать, но с удивлениям для себя понял, что эти песни вовсе не для того, чтобы их просто слушать. Маточкин говорит об их задаче быть спутником человеку, в любых ситуациях: “Взгрустнулось тебе или, наоборот, весело, или идешь куда-то, эти песни удобные, протяжные. Запел — и вот она с тобой. Спеть песню — это милое дело".

Маточкин совершает свои первые этнографические и археологические экспедиции в глубь России на поиски “традиционного слова”, чтобы услышать его из первых уст: «Песня одна, а поется на разный распев в каждой деревне, и каждый пытается через распевность выразить понимание этого слова». В русской песне, слово — самое главное от него все исходит, мелодия же служит всего лишь украшением этой песни. Как оказалось, не музыкальный мотив, а именно слово привлекало Маточкина.

К сожалению для себя, он не находит того что искал. В первую экспедицию на Вологодчину, Маточкин все думал, когда, наконец, представится возможность услышать вживую протяжные песни, которые он старательно разучивал в ансамбле.

В реальности все оказалось сложнее: песни перестали быть частью традиций современной деревни. Это не разочаровало Маточкина, а наоборот, заставило идти еще дальше, и в середине 2000-х годов, он совершает ряд самостоятельных экспедиций, которые приносят ему так много уникального материала, что он начинает чувствовать за него ответственность. Эта ответственность, впоследствии, превращается в то, что он начинает самостоятельно исполнять песни, пытаясь сохранить и передать эту ускользающую традицию.

Вспоминая об экспедициях, он говорит: «Старики умирают, уносят песни с собой, а это плохо, надо исправить, чтобы эти песни пожили хотя бы в течение нашей жизни. Я эти песни теперь не забуду, сколько проживу, они по крайней мере в одном экземпляре будут звучать, в одних устах».

Это стало началом старта большого фольклорного собирательства Маточкина. В какой-то момент, песен набралось так много, что он стал выкладывать их в открытом доступе в своей группе "ЛАДНО-ХОРОШО" в социальной сети vkontakte. Песня нашла свое место в его электронном хранилище, но это еще не конец пути. Песня должна дойти до слушателя и пока она не передана, не услышана кем-то, она свою задачу не выполнила.

Желание делиться информацией не было односторонним. Нашлись несколько десятков тысяч людей с другой стороны, которые, как и некогда сам Маточкин, испытывали «культурный голод». Маточкин воспринимает интернет как «средство фиксации и архивирования», он видит, что находятся те, кому в общекультурном плане просто интересно знать, что есть такое музыкальное направление, как традиционная песня. «Для меня это важно — это мое личное, у меня больше ничего нет, это сделали мои предки и в этом я живу, для меня это просто часть жизни» — весьма простыми словами он объясняет зачем все это ему. Но добавляет: “Люди отзываются, значит им тоже нужно, им интересно узнать: а что моя бабушка пела?"

Многим фольклорная музыка, которую собирает и исполняет Маточкин, кажется необычной. Она звучит непонятно и даже странно для того, кто сталкивается с традиционной песней впервые. Но лично Маточкину важно, чтобы не прервалась преемственность того, что столько веков пелось в деревнях и именно на нашем поколении может закончиться.

Для Маточкина проблема гораздо шире: когда народные песни перестают исполняться, кончается история народа. Поэтому так важно было сохранить и распространить то, что сделали предшественники. Интернет наилучшим образом справляется с этой задачей. Ответственность, с которой Маточкин подходит к собирательству, связана с наследием, которое он раскапывает год за годом, это не просто взгляд со стороны, это полное погружение. Его вдохновляет возможность объединиться с предками, знать то же, что знали они, и найти общий язык с прошлым.

Маточкин считает, что традиция никогда не была чужда технологиям, наоборот, он верит, что она всегда старалась следовать за ними, сравнивая традицию с деревней, которая всегда ориентировалась на город. Традиция, как явление, вещь гибкая, и будет жить в любых условиях, как бы люди не пытались с ней что-то сделать. На данный момент, становится понятно, что жизненные условия выстроены таким образом, что традиционная песня постепенно исчезает, уходя на периферию нашей повседневной жизни.

Маточкин говорит о себе, как о мостике между поколениями, называя это, без лишней гордости, своей миссией. Если в древность, песни и сказания часто передавались через странствующих солдат, то сегодня людям достаточно включить интернет и выучить новую песню, которая, скорее всего, будет не свойственна их местности. Это Маточкин находит новой формой функционирования фольклора и видит его современное проявление везде, где есть социум и общество. Песни и истории сегодня живут в виде сообщений в социальных сетях, а традиционный фольклор лишь пытается найти свое небольшое, но постоянное место в бесконечном потоке информации.

Сам Маточкин любит петь, он может затянуть долгую песню, а капелла. «Если песни не петь, то особого интереса у меня не было бы и собирать и познавать все это», — признается он. Нет задачи быть исполнителем, но есть задача транслировать то, что сегодня уже исчезает на глазах. Маточкин говорит о фольклоре как о безавторской, но очень личной песни: “Ты поешь про себя, всегда поешь про себя, но моя совесть чиста, я как бы песни воспринял и их передал, а значит свою задачу выполнил".

Число людей, интересующихся забытым народным творчеством увеличивается, по мере подписчиков его группы. В какой-то момент, это заставило его выйти в оффлайн, к людям. Маточкин берется за то, чем никто не занимается: один из таких жанров, который он открывает людям, — былина. Былина, пожалуй, самое древнее сказание, которое рассказывалось нараспев, как одиночно, так и совместно. Изучив эпосы народов России, Маточкин обнаружил в них богатый и нетронутый пласт информации и, с огорчением для себя, осознал, что у русской былины все не так хорошо. Чтобы заполнить этот пробел, Маточкин устраивает публичные сказительсва, которые нельзя назвать просто развлечением, у них есть еще и практическая задача.

Каждые выходные проходят встречи в Санкт-Петербурге и Москве, где он сказывает былины. Маточкин так описывает такие встречи: «Собираемся, я начинаю былину сказывать, потом учим напевы, разбираем словесную ткань, как работает сказитель, пытаемся вместе понять. Это целый мир, кто приходит, конечно, открывает для себя очень интересное явление».

Многие находят это необычным, многие симпатизируют этому далекому и забытому прошлому, прикоснуться к которому, они могут через живого проводника. Сказывать былины не просто, да и делается все это пока в виде эксперимента. Но, среди прочего, есть у Маточкина одна мечта — услышать как кто-то скажет былину лично для него, а он просто посидит и послушает.

С каждым годом становится все меньше людей, которые могут спеть песню или сказать былину. Песня или былина — вещь весьма хрупкая, она плотно привязана к традиционному деревенскому быту, и понимая это, как никто другой, Маточкин с оптимизмом говорит: «Это все исчезает, а мы поем, сказываем все равно».

К современным музыкантам, Маточкин оказался неравнодушен, он ловко перепевает и переигрывает что-то из творчества Виктора Цоя, Бориса Гребенщикова и Псоя Короленко. Он смотрит прежде всего на текст, считая, что автор тоже может выйти за пределы своей личности и увидеть какие-то общие традиционные образы, под которыми каждый может подписаться. Корневой фольклор всегда там, где люди, их быт и общее знание, которое они разделяют. “У наших предков был свой, а у нас — свой, каждое поколение создает свой новый фольклор", — так он определяет границы этого общества, которые он называет языком или словом. Не задумываясь о прошлом, Маточкин старательно его собирает, понимая, что пока он жив, а люди готовы воспринимать традиционную песню, у фольклора есть настоящее. О будущем он старается не задумываться, достаточно того, что есть сейчас: «Может быть, на нас все и закончиться, но не хотелось бы, конечно. Желаю чтобы это продолжалось».

Текст Александр Бойко-Бабий
Фото Евгений Петрушанский